— Извините. Я не о покойниках. Я думал совсем о другом. Извините.
Сбросив куртку, Силинь пошел умываться. Мылся долго, основательно. Вернувшись в номер, застал парня на прежнем месте. Обхватив руками голову, тот сидел в глубокой задумчивости.
— Тоскливо, а? — обратился к нему шофер.
— Что делать! — Юноша с готовностью улыбнулся, и улыбка разлилась по лицу. — Может, нам выпить? Я тут припас бутылочку. Весь день язык высунув бегал. Столько канители! Теперь бы вроде не мешало…
Он раскрыл свою тумбочку, и Силинь вполглаза глянул в ту сторону. Вишневое вино.
— Нет, — сказал он. — Что-то не хочется.
— Извините…
— Устал я, здорово устал, — добавил Силинь, чтобы не обидеть парня. Хороший малый. Душа нараспашку. Дитя природы. — Надо подремать. Прийти в себя. Отдышаться.
Юноша встал, надел пиджак.
— Тогда я пойду, — сказал он.
«Куда?» — хотел спросить шофер, но не спросил. И без того было ясно, что парень уходит, только чтобы не мешать своим присутствием. Ну что же, в гостинице каждый себе хозяин. Хочешь — оставайся, не хочешь — уходи.
С наслаждением растянувшись на чистой простыне, Силинь подумал о том, что прошел еще день. Хорошо ли, плохо ли — а прошел. И перед глазами опять промелькнул тот случай на перемычке: дождь, грязь, слева овраг, справа вода. В один миг во рту пересохло, задрожали руки. Да… Чудесный все-таки парнишка, так заботится о покойниках. А покойникам все равно — заботишься о них, не заботишься. Оркестр, по правде сказать, больше нужен живым. Рута… Придет сегодня или не придет? Хорошая девушка. В большом городе все люди одинаковы, будто с конвейера спущены, а тут каждый на свой особый лад. Наверное, придет. Рута…
Ветерок, играя у открытого окна занавесками, нежно ласкал лицо. Мимо, громыхая, проехали машины, и казалось, это с горы покатились камни — все дальше, дальше, навстречу необъятной тишине.
Когда шофер проснулся, в комнате стоял полумрак. Его сосед на цыпочках крался к окну. Глаза их встретились.
— Извините, — сказал юноша. — Разбудил… Уж так получилось.
Рута… Силинь взглянул на часы. Еще не поздно. Хорошо, хоть этот добрый малый явился, а то бы проспал. И вдруг его осенило. Испытующе оглядев соседа, шофер заговорил, переходя на «ты»:
— Чем сейчас думаешь заняться? — Юноша пожал плечами. — А то пошли с девчонками погуляем. Я тут сегодня с одной познакомился. Обещала подружку прихватить. Что ты на это скажешь?
— Я? Ну! С удовольствием. Только ведь я ни с той, ни с другой не знаком.
— Что за беда. Когда-то надо знакомиться.
Силинь усмехнулся и, достав из шкафа выходной костюм, стал одеваться. Перед зеркалом еще раз пощупал бороду. Может, сбрить? А зачем? Если он кому-то понравится, пусть принимают таким, каков есть. Одеваясь, спросил соседа, как его звать. Неудобно — гулять ведь собираются. Артур? Отлично. Фамилии спрашивать не стал: все равно завтра расстанутся и едва ли в этой жизни доведется еще раз встретиться. Сколько бывало таких вот случайных знакомств во время разъездов!
На улицах тихо. В таких городках люди привыкли, рано ложиться и рано вставать. И только парни, томимые беспокойством, колобродили да о чем-то толковали на перекрестках, подозрительно оглядывая обоих приятелей — откуда такие? А те держались независимо, ни на кого не обращали внимания. Чужие взгляды, исподтишка или в открытую, им даже доставляли удовольствие: вот мы идем и ничего нам не сделаете.
В окнах пекарни горел свет, оттуда тянуло сдобным запахом, и Силинь, подтолкнув своего знакомца, сказал:
— Чуешь, чем пахнет?
Это было можно понять по-всякому — и в прямом и в переносном смысле. Окликнутая кем-то, к окну подбежала Рута. В белом халате, в белом чепчике, она показалась чужой.
— Мы вас ждем! — прошептал шофер, наклоняясь к окну.
— Кто это «мы»?
— Да тут дружок со мной… Хороший малый.
Рута задумалась.
— Ладно, ждите на углу.
Городок, омытый дождями, благоухал. Под кустами и деревьями земля еще испаряла влагу, на местах же открытых она успела просохнуть. Стрекотали кузнечики. В чистом, ясном небе медленно гасла вечерняя заря.
— Да, ничего этого они теперь не видят.
— О ком ты?
— О старичках. О покойниках.
Силинь ткнул горящую папиросу в телеграфный столб, потом кинул окурок через ограду в чей-то сад.
— Послушай, приятель, если ты и девчатам начнешь пороть о покойниках, так и знай, ничего путного у нас с тобой не получится.
— А я вообще могу помолчать…
Девушки появились не со стороны пекарни — за ней они наблюдали, — а совсем с другой стороны. Видно, обошли дворами. За спиной вдруг кто-то хлопнул в ладоши. Рута.
— Ну и кавалеры! Разве так ожидают дам?
Знакомство произошло совсем просто — как будто после долгого перерыва встретились давнишние друзья. Вторая девушка быстро нашла общий язык с Артуром, и когда все они двинулись по улице, эти двое шли в нескольких шагах за Силинем и Рутой.
— Я так рад, что вы пришли, — произнес шофер. — Серьезно!
— Серьезные люди скучные, — воскликнула Рута, погрозив пальцем. — Подумайте сами, как я могла обмануть вас? Своего спасителя. Вот была умора! Только переоделась, принялась за работу, входит начальник. У него глаза на лоб полезли. «Ты откуда взялась? Почему я раньше тебя не видел?» — «Смотреть надо лучше, говорю. Я вот вас видела!» Подошла тут одна работница, взяла его в оборот: «Какой, скажи, из тебя мужчина, раз молоденьких девчонок не замечаешь?» Хохоту было! Начальник взмок даже, бедный! Повернулся — только его и видели.
От души посмеявшись, они прислушались к разговору отставшей парочки.
— …Ну да, старик-то поутру часов в пять помер. А жена еще корову на пастбище выгнала. Подошел обед, народ удивляется: чего ж это она за скотиной не идет, вроде доить пора. Вошла в комнату, смотрят — мертвая. Сидит за столом, как живая, а сама-то мертвая.
— Идемте скорее! — Силинь осторожно прикоснулся к локтю Руты.
— Нет, нет! Послушаем, что он рассказывает. Интересно.
А сзади все так же негромко доносился скорбный рассказ.
— …Больше чем полвека прожили вместе. Они были все равно что один человек, друг без дружки жить не могли. Это такая любовь, сильнее которой ничего на свете нет. Ну и послали меня в город. Все уладил, только вот с оркестром не ясно…
Кончилась улица, кончились дома. Тут же петляла речушка с дряхлыми ветлами вдоль каменистого берега. Черная лента шоссе звала дальше, на вершину холма, а там, за ним, казалось, лежал край света, где рождается ясное небо и кончается ночь. Вдоль берега, в тени раскидистых ветел, бежали утоптанные тропки, только они не успели просохнуть после дождя, и Силинь повел девушку по асфальту — туда, на край света.
— У вас пахнут волосы, — сказал он.
— Чем?
— Ночью.
Рута засмотрелась на светлеющий горизонт, и Силинь не видел, что ответили ее глаза. Артур и его спутница куда-то исчезли, наверное, пошли тропой. Они с Рутой остались одни. То их окатывало теплой волной пьянящих летних запахов, то казалось, они забредали в холодный воздушный поток, плескавшийся поверх дороги — от обочины к обочине.
— Что это вы вдруг… загрустили? — спросил он.
— А люди серьезные скучные. Да?
— Вы сами так сказали. Но с вами мне не скучно. Правда.
Когда поднялись на вершину холма, им открылся другой, еще более дальний край света, и он тоже был светел, блестящ, а земля под ним куталась в таинственную темень, огоньки в окнах домов едва теплились. Справа смутно желтела рожь, и слева тоже было поле ржи, а вдоль дороги, по обеим сторонам, тянулись и таяли в сумраке приземистые яблони.
— Но ведь вы замерзли! Какой я растяпа!
Он скинул пиджак, прикрыл им плечи Руты. Она была близко, так близко, и все же хотелось, чтоб была еще ближе, и он положил ей на плечо руку, но девушка уклонилась, отошла.
Ветра не было и в помине, ржаное поле хранило молчание, но запах свежего хлеба реял в воздухе. Позади, внизу, затаившись в прозрачной ночи, лежал городок. А дальше, по ту сторону его, из-за деревьев мелькали обрывки шоссе — того самого шоссе, по которому они сегодня ехали. И там, то исчезая, то вновь появляясь, подобно светлячкам, мчались машины, постреливая фарами.
