— Привет баловням судьбы! — закричал он еще из машины. — Шеф ждет вас, мистер Чип. Завтра предстоит поездка в Пешавар. Харт будет лично сопровождать вас, заодно и решит сам кое-какие свои проблемы.

За поворотом, когда скрылись крыши коттеджей Марри, Чип спросил:

— А как там, в Пешаваре, бои, перестрелки, ночные патрули?

— Пешавар — город тыловой. Не зря там отсиживаются моуланы, лидеры муджахиддинов, а те, кто для них таскает каштаны из огня, торчат на горных перевалах Северо-Западной пограничной провинции и Белуджистана.

— Я слышал, что у них плохо с оружием.

— Мистер Чип, и вы тоже верите журналистам? У них сегодня есть все, начиная от автоматических винтовок с оптическим прицелом, тяжелых пулеметов, пушек до противотанковых и противосамолетных ракет. Все эти байки насчет топоров, мечей и охотничьих ружей вышли из нашего отдела специальных операций. Исключительно для прессы.

— Техника наша?

— Это одна из главнейших задач, да и заслуг нашей резидентуры. В Белом доме принимают решения, исполнение которых доверяют деликатным людям. Президент решил превратить Афганистан в горячее пекло, вот мы и поддерживаем муджахиддинов всем, чем можем. Плюс Египет, плюс Китай, плюс некоторые нефтедобывающие страны Персидского залива. Моуланы всегда при деньгах.

— А местные власти?

— Тут ситуация посложнее. Исламабад вроде бы придерживается политики «строгого нейтралитета» к афганским повстанцам. В этом плане Генерала можно и понять. Около трех миллионов афганских беженцев — это тяжелое бремя для пакистанской экономики, от которого, как от аппендицита, чем быстрее избавиться, тем лучше.

— Деликатное дело.

— Еще бы. Но тут у шефа есть расторопный малый, из «глубокого прикрытия». Он сидит под «крышей» Американской международной школы в Исламабаде. Вы его встретите в Пешаваре. Зовут его Клегг. Шеф, наверное, на встречу с ним едет. Так вот малый уже полтора года служит поставщиком оружия у муджахиддинов. Спокойно получает в исламабадском аэропорту ящики с «книгами» и переправляет их в Пешавар, а оттуда в провинцию Кунар. Дело отлажено: я вам пистолеты-пулеметы, а вы — деньги на бочку. После каждой сделки Клегг привозит в резидентуру когда пять, когда десять миллионов рупий. Берет комиссионные, часть — в фонд резидентуры, так сказать, плата за риск, а большая часть перекачивается через Лэнгли в наши оружейные компании на закупку очередной партии «книг». Филигранная работа.

— Первая такого рода и размаха со времени окончания гражданской войны в Анголе.

— Что?

— Это реклама вашим операциям из «Нью-Йорк таймс», по-моему, я ничего не перепутал.

— А-а. С прессой наши парни из отдела специальных операций обошлись по-умному. Чтобы сохранить в секрете операцию, они дали утечку в печать. Кто-то не поверил и не напечатал, кто поверил — напечатал, но тут же забыл и перекинулся на другие темы. В течение нескольких месяцев об утечке и забыли. Тогда и развернули операцию в полном масштабе с миллионным оборотом.

— Филигранной работой ваши поставки не назовешь, раз русские пронюхали и вовсю трубят о нашем вмешательстве в дела Афганистана. Надо бы тоньше.

— Мистер Чип, здесь тонкая политическая игра. Большая игра. Насколько я понимаю, президент не хочет, чтобы русские ушли из Афганистана, и не хочет, чтобы в Кабул пришли муджахиддины. Поэтому нам выгодно, чтобы повстанцы существовали, нервировали русских, но не достигали победы. Ибо приди муджахиддины к власти в Кабуле, как потом они будут относиться к нам, еще неизвестно. Возьмите Иран…

— Да. Большую цену платят афганские повстанцы за свои иллюзии. Выходит, мы их предали с самого начала. Сложная у вас политика, у «азиатов».

— Это правда, мистер Чип, одно слово — Азия. Вот мы и въезжаем в столицу.

Показались ворота посольства, и машина подкатила к центральному входу. Вечером Харт давал прием, но Вирджил, сославшись на предстоящее утром путешествие, через полчаса исчез из шумного общества, состоявшего в основном из пакистанцев в военной форме.

Дорогу от Исламабада до Пешавара они покрыли за два с половиной часа. Выехали с первыми лучами солнца. Харт давал пояснения, как заправский гид:

— Обратите внимание, на горе торчит шпиль — памятник английскому генералу, а вот здесь, слева, на дорогу выходит так называемый «Большой слоновий путь»… Это поворот на Таксилу — город, где родился Будда, считается святым местом… Въезжаем в город Хасанабдал. Слева очень красивое большое здание из красного кирпича, а перед ним раскидистые чинары. Это известный в стране военный офицерский колледж… Сейчас будем проезжать поворот на местечко Вах. Там у пакистанцев единственный в стране завод стрелкового оружия…

— Говард, давайте потолкуем, — Чип перебил щебетание Харта. — Что вы думаете о «Проекте «Истина» и о том, как он вписывается в местную обстановку?

— Только как частное лицо, идет?

— Да, мне нужны нестандартные оценки. Чарльз Уик их очень уважает.

— Ну тогда, — Харт немного помедлил, собираясь с мыслями, — ваш проект — это чистый блеф. Вы претенциозно назвали его «Истиной», а истину сказать и не можете, иначе все полетит черт знает куда.

— Поясните, Говард, пожалуйста.

— Вспомните всю чепуху, что вы пишете про Пакистан, Иран. Афганистан: то пугаете русскими танками, то угрозой иранским нефтепроводам, то идеализируете муджахиддинов. Истина, к сожалению, заключается не в этом.

— А в чем? Когда это вы успели стать красным?

— Сейчас я выступаю как частное лицо. Все ваши сотрудники УМС — это роботы, умеющие говорить то, что в них заложено программой, и вот по всему шарику ваши роботы кричат: агрессия, оккупация, повстанцы, борцы за свободу, свобода, демократия. Это все так и все правильно. А вот о такой стороне вопроса, как опиум, вы притворно умалчиваете.

— Не понимаю, при чем здесь опиум. Проблема гораздо шире — политическая!

— Согласен. Все это так. Но ведь известно, что Афганистан входил в так называемый «опиумный перекресток» — вместе с Пакистаном, Ираном и Турцией. Афганский опиум наилучшего качества, он содержит от восемнадцати до двадцати процентов морфия. И для любого муджахиддина понятие «свобода» — это синоним свободного выращивания, сбора, доставки и беспрепятственной продажи урожая опиума. Лишен он этой возможности — значит, посягнули на его свободу, вот он и берется за оружие, чтобы защитить или вернуть свои опиумные участки.

— Но оружие-то мы поставляем афганским беженцам не ахти какое.

— Приличное. Его хватает, чтобы защищать от соседей опиумные плантации. И не слишком крупного калибра, чтобы бывшие афганские производители опиума не посягнули на собственность своих пакистанских коллег. Иначе, чего доброго, перестреляют друг друга, хотя сами муджахиддины и так друг в друга постреливают. Вы же об этом не пишете.

— А при чем здесь Штаты?

— А при том, что до известных афганских событий нынешние муджахиддины производили в год около ста тонн опиума, который нелегальными каналами расползался от Калифорнии до Новой Англии. Тысячи наркоманов, сотни подростков, доставленных в морг, искалеченные судьбы, разводы, страдания. Русские вошли в Афганистан, и сразу резко упало количество опиума, которое отравляло жизнь американцам. Так что же, мы хотим вновь вернуться к временам, когда сто тонн опиума в год будут обрушиваться на нас? У меня растут два сына, и мне очень не хочется, чтобы они узнали, что такое ЛСД, героин, опиум и прочее. В этом плане стоит спросить, кто же на самом деле представляет реальную угрозу для жизни американцев: русские — в Афганистане или наоборот — муджахиддины, если они войдут в Кабул.

— Говард, откровенно говоря, я никогда не задумывался над этим, но это частная проблема.

— Может быть. Но многие не задумываются или просто закрывают глаза на эту проблему. Ради конфронтации с русскими, чтобы держать повстанцев под ружьем, мы стали прямо помогать муджахиддинам реализовывать их опиум: эвакуировали все посты Агентства по контролю за распространением наркотиков. Наша фирма предоставляет опиумным торговцам транспортные средства, вплоть до военных судов. ЦРУ провалило попытки конгресса взять под строгий контроль наши операции с опиумом, и результат налицо: количество опиума, нелегально провезенного в США из стран «опиумного перекрестка», неожиданно выросло с семисот до тысячи шестисот тонн! Деньги, вырученные от реализации опиума, идут на приобретение оружия для защиты своих опиумных плантаций и очистных фабрик от возможного их захвата русскими и разрушения. Получается, что афганские эмигранты торгуют героином в целях финансирования своей военной машины.