Первые занятия у Лизы с Михаилом закончились так и не начавшись. Как только девушка попыталась призвать меч, древняя руна насильного призыва на правой ладони «активизировалась», и Лиза тут же упала в обморок от болевого шока. А молчаливый и преданный Михаилу лекарь вернул девушку в чувства и залечил истекающую кровью руку.
Лиза оказалась куда более упорной и куда более сильной, чем думал Михаил. На пятом занятии она впервые не упала в обморок сразу же после призыва. На восьмом, накачанная до отказа обезболивающими травами, смогла призвать лежащий в метре от нее меч, и он даже немного сдвинулся вперед. На двенадцатом уже дотащила артефакт до своей руки. На семнадцатом переместила в соседнюю комнату и удержала в течении одиннадцати секунд. А на двадцать третьем призвала меч в суперзащищенный Дом Стратеры, удержала в руках на протяжении одной минуты и четырех секунд и даже после этого не упала в обморок.
Именно на двадцать третьем занятии Михаил не удержался и захлопал в ладоши, а телефон Лизы самостоятельно включил песню группы Queen со словами «We are the champions my frieds», что ушедший в свои мысли глава бонумов даже не заметил и чему уже не удивилась девушка, с которой музыка с недавних пор «разговаривала».
Но сама Лиза, «отправив» меч обратно в Заставу, последовать примеру Михаилу и от радости похлопать в ладоши не могла. Для начала ей требовалось остановить кровотечение из одной из ладошек, потом нанести на раны специальную мазь, а затем сделать перевязку. И каждый раз, когда Лизе наносили мазь на покалеченную руку, она вздрагивала. Не от боли, а из-за запаха.
Запаха этой гадской мази, который возвращал ее в тот день, когда она наносила такую же на синяки Мэшера, полученные в драке с Гадриэлем. Тот день, когда они с Мэшем сломали разделяющую их стену. Тот день, когда она призналась ему в чувствах, лежа в его кровати. Тот день, после которого он после написал ей многообещающую записку, намекающую на настоящую семью. Тот день, после которого он исчез.
Лиза старалась не думать ни о том дне, ни об исчезновении любимого мужчины, ни о своих страхах, и уж тем более ни о том, что все давно считали Мэша мертвым. Но мазь призывала эти мысли так же, как она призвала древний меч. И за оба эти призыва Лизе приходилось платить болью. Болью физической и болью душевной.
Лизу держала на плаву только подаренная Гадриэлем вера. Вера в то, что Мэш может быть жив. Всего лишь «может быть», но оно было для Лизы ценней всего на свете. Она слепо верила в то, что на пресловутом финале обряда «Отай Жрети» не только снова увидит Мэша, но и спасет его от тресфасьема. Только желание спасти любимого, ведь другие точно не окажут ему такой чести, двигало Лизой. Она проходила через все мучения не ради Михаила, который не доверял ей настолько, что даже не позволял самой «активировать» метку на руке и призывать меч. Притянуть к себе древний артефакт девушка могла только с разрешения Михаила. Именно он «зажигал» древнюю руну на ее ладони, что и звала меч. Так что все это Лиза делала не ради кустодиамов и уж тем более не ради их главы.
Только ради Мэша она терпела невыносимую, адскую боль. Только ради Мэша она поднималась каждое утро с постели и шла на занятия с Михаилом. И только ради Мэша она смогла приручить меч. Она знала, что ему больше не на кого рассчитывать. У него было только она. Одна она. И она не собиралась его подвести, как и все остальные, потому ждала тот день, когда сможет убить загадочного тресфасьема.
Во время занятий Лиза старалась выведать у Михаила, кто же такой этот тресфасьем, но личности его глава бонумов девушке так и не раскрыл. Зато каждое занятие рассказывал обо всех зверствах, сотворенным им в качестве малума, предусмотрительно опуская рассказ о том, почему Тенакс стал мясником, и кто именно его таковым сотворил.
Вряд ли бы Лиза захотела убивать того, кто был игрушкой в руках Дарка и управлялся им с помощью заговоренного ошейника, после утраты любимой. Нет, доброго парня, потерявшего свою любимую, Лиза убивать бы не стала. Зато она очень хотела убить того «монстра», что рисовал ей Михаил. Монстра, убивающего без разбору малумов, бонумов (поддавшихся соблазну, что также забыл сказать Михаил) и даже детей (юных опасных упырей, что также было опущено). И случай покарать убийцу-тресфасьема, наконец, представился. На руинах древнего храма, ставшем ареной для финальной партии битвы за Время. Именно здесь Лизе предстояло показать все то, чему она научилась у двух Михаилов. Меча и бонума.
Поляну, на которой сохранились остатки древнего храма, где поклонялись языческим богам, укрыла темная беззвездная ночь. Парень, заранее провозгласивший этот день днем своего триумфа, перенес на нее всех участников обряда, а после накрыл куполом, запрещающим любые перемещения. Селена, как главный элемент предстоящего обряда, замерла в центре припорошенной снежком поляны. По бокам от нее стояли такие же обездвиженные наблюдатели, на плечи которых ложился снег. И если первому невозможность взять любимую за руку казалось невыносимой, то второму временная заморозка была на руку, только она удерживала его на ногах.
Избитый и измучанный, но все-таки живой Мэшер, также стал участником финальной части обряда «Отай Жрети». Но выразить удивление его «соседи» могли только шокированным взглядом, так как давно записали его в мертвецы.
Но задолго до этого Мэша записали в древние книги как наблюдателя Селены и именно его следовало убить на обряде, раз уж он оказался жив, хоть и надёжно спрятан. Но не так надежно, как хотелось бы. Тенакс умел находить и иголку в стогу сена, и песчинку в океане, тем более у него была в помощницах ведьмах.
Метус, который и спас Мэшера после «убийства» Лизой, рассчитал все, кроме того, что имя малума все еще светилось зелёным в той древней книге, что выкрала для Тенакса Ирида. Он этом оборотень не знал, но это лучше любого предиктора сказало тресфасьему, что именно Мэш все еще является истинным наблюдателем Селены. И убить следовало его, а не того кисейного малума, что бонумы спешно выбили в качестве наблюдателя для стратеры. Но ради того, чтобы «добыть» Мэша, Тенаксу пришлось не только попотеть и сразиться с самим малумом, применив к нему всю свою силу, но и обмануть одного очень и очень сильного темного, который помог Метусу укрыть Мэша. Так что Тенакс Метуса.
Но о том, как он будет решать вопросы с главной Чистилища после того, как Метус узнает, что Тенакс выкрал зачем-то понадобившегося ему Мэшера и убил его на обряде, тресфасьем думал в последнюю очередь. Сейчас он стоял перед обездвиженной троицей и размышлял о том, что через несколько минут получит самую желанную награду — возможность управлять временем и вернуть к жизни и его любимую Нику, и всех погибших любимых его новых друзей из Чистилища. А верная помощница Тенакса Ирида улыбалась ему, предвкушая скорую победу. Она стояла на краю поляны и поддерживала защитный купол, питаемый всеми колдунами и ведьмами Чистилища.
— Добро пожаловать в удивительное место, где сегодня будет твориться история! Рад со всеми вами познакомиться лично, еще и в такой важный для меня день. — начал победный монолог парень. — Заочно мы уже знакомы, но мама растила меня воспитанным, поэтому я все-таки представлюсь. Я — Тенакс, более известный вам как загадочный тресфасьем. Ну и по совместительству сын мистера Дарка, которого собственный отец так и не признал, еще и отправил гнить в Чистилище.
Оглядев своих «гостей», которые не смогли не только двигаться, но и разговаривать, хотя после услышанного, им было что высказать, он продолжил:
— Позади меня Ирида — самая могущественная ведьма, благодаря поддержке которой я и стою перед вами. С ней очень хорошо знаком отсутствующий здесь, к своему огромному счастью, Гадриэль, которому я совсем не завидую, ибо злить Ириду — самое последнее, что стоит делать в этом мире и мстит она так, чтобы наверняка. Но необычную историю о вашем светлом друге я расскажу в другой раз.
Тенакс подмигнул Селене с Варом и продолжил свой монолог, а сокрытый до этого времени сильнейшим артефактом «отсутствующий здесь» Гадриэль начал прокладывать путь к тресфасьему. Беллатор призвал меч Михаила, тем самым лишив себя невидимости, и бросился к тресфасьему. Озабоченный точным проведение обряда Тенакс не отвлекался на такие пустяки, как подкрадывающийся сбоку кустодиам. Гадриэля уже ждала Ирида, и раз он был так глуп, что не понял ни один из намеков тресфасьема, так тому и быть.
