Мэшер уверял, что у Селены нормальная реакция на видения, тем более на такие, но Лиза все равно собиралась в самое ближайшее время отвести подругу в нормальную больницу к нормальных врачам, а не к доморощенным терапевтам типа Мэша. Его диагнозам в виде «постпровидческое расстройство», присущее всем новичкам в предвидении, она не верила, а лечение его в виде дыхательной гимнастики по квадрату и каких-то там игр нового кода, ещё и с радугой, сочла идиотским.

Лиза не собиралась спрашивать, что увидела будущая стратера, потому что снедало ее отнюдь не любопытство, а ярость, которая все росла. И когда Селена уснула, ее подруга дала волю чувствам. Она вышла из дома, зашла в маленький сарайчик для дров и выпустила гнетущие чувства наружу. Здесь был гнев не только за Селену, которая мучилась по чужой вине и которую втянули в игры кустодиамов также, как Лизу и Кира. Здесь была злость за гибель лучшего друга, который был очередной пешкой для кустодиамов, но целым удивительным и уникальным миром для неё и Селены. Тут была боль за Мэша и все то плохое, что с ним произошло, а ещё за все то чудесное, чему уже не суждено случится. Тут была боль и за нее саму. Боль за то, что все в ее жизни идёт наперекосяк, а если что-то приятное и происходит, то тут же гибнет.

Лиза наконец позволила себе выпустить всю эту боль. Она кричала и материлась. Крушила все, что попадалась под руку. Лупила по стенам как по боксёрской груше, пока не сбила костяшки пальцев в кровь. Рыдала в голос и проклинала Дарка с Михаилом. Она бушевала до тех, пока за ней не явился Мэшер. Он бережно смазал все раны, а после укрыл в объятьях и позволил выплакать все, что осталось. Он гладил Лизу по волосам и нашептывал, что все будет хорошо. Не понятно правда, кого он хотел убедить в этом больше, себя или ее. Мэш знал, что Лиза оплакивала не столько судьбу Селены, сколько свою и его, которым не суждено соединиться вместе.

Мэш прекрасно понимал Лизу. Ему тоже хотелось разнести весь это сарай, а лучше сжечь дотла и Парадиз, и Заставу, потому что оба главы были теми еще говнюками, а потом убежать далеко-далеко вдвоём с Лизой и стать обычными людьми, у которых все в порядке. Но он знал, что ничего из этого не произойдёт, за них все уже решено.

Утерев девушке слезы, Мэш поцеловал ее в макушку и повел в дом. Проводив Лизу до комнаты, Мэшер положил на ее кровать книгу в потертой фиолетовой обложке и ушел. Больше он ничем не мог ей помочь, как бы сильно того не хотел.

Любовь — это безумство, в крайне неподходящий момент забирающееся в самое сердце, вырубая все предохранители нервной системы. Секунду назад ты был нормальным, но одного взгляда в манящие глаза становится достаточно — ты попал. Кудрявый мальчик — этот ангельский лав-дилер, доставил свою первую дозу, подсунув тебе человека, от которого ты сойдешь с ума. Но ты встречаешь чувство, выжигающее инициалы на твоем сердце, со счастливой, хоть и придурковатой улыбкой на лице. По крайней мере, именно так рассуждал о любви Мэшер.

У Ингвара было иное мнение. Он считал, что любовь — это благословение свыше и дар небес. Особый дар, который нужно беречь. Дар, к которому нужно относиться трепетно. Дар, который придает жизни особый смысл и делает тебя лучше с каждым днем. Он верил, что любовь — это маленький огонек, который зажигается в сердце, а потом становится все больше и больше. И когда этот свет становится достаточно большим, ты наконец можешь разделить его с кем-то очень для тебя важным. Ты можешь приумножить этот свет вдвое, а потом продолжить его в своих детях.

Гадриэль же имел представление о Любви противоположные. Он уверовал, что любовь — это голодный хищник, раздирающий сердце на тысячи кровоточащих кусков. Это проклятие, отметина от которого навсегда остается на сердце. Это мимолетное, призрачное счастье, приносящее за собой бесконечные мучения. Это боль, отравляющая гарантиями блаженства и разносящая яд лживых обещаний по всей кровеносной системе. Боль, которая каждый день напоминает о том, чего ты лишился. Боль, которую вытравливаешь из себя отключая все чувства и превращая в сухаря.

Но совсем не о любви думали Вар и Гадриэль, встречавшие морозный ноябрьский рассвет в городе, любовь воспевающем. Лучшие друзья размышляли лишь о том, что у них осталось всего несколько минут, чтобы предотвратить очередное преступление. Кустодиамы спешно переместились к памятнику Петру и Февронии, возле которого через две минуты должны были казнить очередных жертв, и наспех устроили засаду, толку от которой не было. Два часа томительного ожидания ни к чему не привели. Вар, решивший, что они неверно истолковали очередное видение Селены, предложил другу покинуть пост и пойти перекусить. Гадриэль был вынужден согласиться, тем более успел обменяться информацией с Михаилом и получил приказ остаться в городе и наблюдать, без привлечения дополнительных сил.

Друзья только приступили к завтраку, как на свободном стуле материализовался Мэшер. Он также прибыл в необычный город не ради того, чтобы воспевать любовь, потому устроился поудобнее и подозвал официанта.

— Ну что, святоши, ложная тревога? Никаких трупов не видно. — начал вместо приветствия съязвил малум. — Хотел полюбоваться веселеньким шоу, а тут такой облом.

— Ты находишь смерти людей веселыми?! — поперхнулся чаем Ингвар.

— А почему нет? Мы же с вами давным-давно того… мертвы. — напомнил Мэш. — Так что в смерти нет ничего такого, из-за стоит чаем плеваться. Лучше в него своего друга Сухаря помакай, вдруг размякнет и подобрее станет.

— Раз ты так радуешься смерти, я сейчас организую одну. Твою. — предложил Гадриэль. — Обещаю, шоу будет ярким. Как и положено последнему.

— Давайте лучше не о смерти подумаем, а о том, как спасти людей из ведения Селены. — Вар решил избежать очередной перепалки заклятых врагов и сменил тему. — С местом мы не ошиблись, а вот со временем могли.

На это счет у Мэша имелось свое мнение, и он им поделился:

— А вы не думали о том, что телефон в видении Селены как-то слишком любезно засветился? И мы узнали и время, и место прошествия, и даже погоду в нем. Не слишком ли услужливо нам предоставили данные, которые раньше мы по крупицам собирали?

— У тебя параной. — выдал Вар, делая очередной глоток зеленого чая. — Может телефон просто выпал, ударился и потому экран засветился. Глюк техники, а не вселенский заговор. Видения Селены всегда точны. Она дает нам проверенные сведения.

— Сведения-то она дает, а тебе, Вареничек, может и не только сведения, но я не вижу, чтобы их пускали в ход. Вы даже своего малыша-бонума не спасли. Все, лежит в земле парнишка. А про миссию в поезде, где ты, Гадриэлюшка, собирался на костях темных тварей возлюбить Лизу, я вообще молчу. Так по-хамски претендовать на чужих женщин, это ж надо! — подначивал Мэш. — Но больше всего меня забавляет то, что вы не ищете того, кто стоит за всеми преступлениями. Куча убийств, расследования уже какую неделю, а даже претендентов на звание Вселенского зла до сих пор нет. Ваш хваленый Михаил лишь печально вздыхает в своем кабинете и жалуется, что Дарк его круче, вместе того, чтобы оторвать жопу от удобного кресла и разобраться во всем лично. Как ему только доверили руководить бонумами?! Хотя… Немощный глава немощных бонумов… Есть в этом что-то.

— А у вас, значит, паршивый глава таких же паршивых малумов? — последовал той же логике Гадриэль.

— Ой, как же я мог забыть! — театрально хлопнул себя по лбу Мэшер. — У Михаила же есть любимый питомец Гадри, который сам себе лоточек чистит и за хозяина все дерьмо разгребает. Ты своему немощному владельцу наверно и подтираться помогаешь?

— Просто напоминаю: защита Дарка не вечна. — Гадриэль улыбнулся, но улыбка эта больше походила на оскал. — Скоро станешь рядовой шавкой, и я за тобой приду.

— А чего откладывать?! Давай прямо сейчас. — встал со стула Мэшер. — Вечером по вашему озеру поплывет веночек, а мы с Лизонькой жарко отметим твою кончину.