Закончив церемониальный обход стола, Муза, надо думать, для более близкого знакомства с хозяином подвела гостя к Бобу, а сама села рядом с Вадимом. Волей-неволей пришлось ухаживать за дамой.
Пока Вадим наливал в фужер вино да накладывал на тарелку всевозможные закуски, Муза, как из худого мешка, высыпа́ла на его голову самые разные новости. Сначала шли новости, так сказать, внешнего порядка: что-то где-то произошло с кем-то из дальних знакомых, а то и вовсе незнакомых. Потом круг стал сужаться, Муза добралась до близких друзей и до самой себя.
Сразу было видно, что ее прямо-таки распирает желание поделиться самой главной, касающейся ее лично, новостью — знакомством со Стасиком. Он — тоже студент МГИМО, будущий дипломат, сын то ли замминистра, то ли еще какого, столь же высокого уровня, начальника. И «Лада» в экспортном исполнении, на которой он только что прокатил ее с ветерком, — это подарок отца ко дню рождения. Разумеется, Стасик положил на нее глаз сразу же, с первой их встречи в какой-то интимной компашке, куда Муза была приглашена своей бывшей одноклассницей. И конечно же, он от нее без ума. И все бы хорошо — Стасик интересный, эмоциональный мальчик, но уж очень нетерпеливый…
Да уж, определенно не романтик!
— А что я не спрошу: ты-то почему один, где Вика?
Вадим как мог объяснил, почему не пришла Вика, и Муза пошла-поехала дальше:
— Я рада, что Дему оставили в институте. Хороший парень. И, говорят, очень талантливый. Правда, немного медвежковат, но мне такие нравятся…
Проще бы сказать — какие тебе не нравятся! Обходительный хлыщ этот тоже ведь небось пользуется твоей сердечной взаимностью…
— А Машенция-то, Машенция, тихоня, как сумела захомутать парня — он теперь ни на кого и не смотрит, один свет в окошке… Я их позавчера видела. Спрашивала Машку насчет сегодняшнего вечера, она сказала, вряд ли будет. Оно и понятно. Дема здесь персона нон грата, а Маша не пошла из солидарности с ним…
Можно было только удивляться, как Муза успевала в одно и то же время отпивать вино, закусывать и говорить, говорить, говорить.
— Ну, про Альфу, конечно, слышал?.. Не знаешь? Да об этом вся Москва гудит. Выкопал в архивах какой-то непошедший сценарий, изменил название и выдал за свой. Знакомый режиссер-авангардист сказал, что он «видит фильм», и уж чуть ли не до съемок дело дошло…
Между тем на главном конце стола, около Боба, произошло какое-то шевеление, похоже, готовилась какая-то важная акция. Один из ближних к Бобу застольников налил рюмку коньяка и протянул новенькому. Тот, не забыв поблагодарить, принял ее и этак значительно, даже, пожалуй, торжественно поднялся.
— Мне хотелось бы… — сказал гость и сделал ораторскую — в ожидании полной тишины — паузу. — Мне бы хотелось, во-первых, поблагодарить Музу и Леру за предоставленную возможность познакомиться со столь блестящим обществом. А во-вторых, мне стало известно, что сегодня отмечается замечательная победа на олимпиаде скромного хозяина сего застолья. Да будет мне позволено к тем горячим поздравлениям, которые, как можно полагать, здесь уже прозвучали, присоединить и свой голос. Я пью — и прошу всех вас последовать моему примеру — за здоровье победителя! За его новые триумфы!
Ничего не скажешь, действительно дипломат. И кажется, он очень хорошо впишется в блистающее за этим столом общество. Теперь не будет нужды и таксистов в расход вводить — есть с кем прокатиться на второй космической…
Вадим стал опять томиться и жалеть, что не успел убраться до появления любителей быстрой езды. Как было бы прекрасно сидеть сейчас с Викой на диване и слушать радиолу. Пока она была в ремонте, уже порядочно накопилось хороших пластинок… Но уходить сразу же по приезде новых гостей было как-то неудобно. Теперь, после столь возвышенного тоста, тоже сразу не встанешь и не уйдешь. Сколько-то, для приличия, еще придется посидеть.
Но нет, кажется, положение его не столь безнадежно. Стасик что-то говорит Бобу и опять поднимается.
— Я весьма сожалею… — он снова играет застенчивого, до крайности стеснительного мальчика, — весьма сожалею, что должен покинуть вашу прекрасную компанию, но… — тут он театральным жестом выбрасывает левую руку вперед и сгибает в локте, демонстрируя запонку с янтарем, затем тихонько ударяет ключом зажигания по золотым часам, — но нас с Валерой ждут… Надеюсь, наша первая встреча не будет последней. До новых встреч! До новых встреч!
Муза говорит, что уже давно не была в этом доме и еще посидит, а Лера-Валера встает и направляется к двери вслед за Стасиком. Великолепно! Он тоже с ними уйдет. Незаметно.
Увы, незаметно уйти не удалось. Судя по всему, Музе был хорошо известен маршрут дальнейшего следования ее спутников, и она, узнав, что Вадим тоже собрался домой, обрадованно воскликнула:
— Так ты им будешь как раз по пути!.. Стасик, возьми Вадика, завези к молодой жене.
Вадим стал отнекиваться: ребята, наверное, торопятся, чего он их будет задерживать, пусть себе едут, а он и демократическим транспортом доберется.
— Чудак, да тебя же с шиком, с ветерком, на второй космической доставят за каких-нибудь десять минут, — с загоревшимися глазами продолжала настаивать Муза, должно быть вспомнив свое недавно пережитое ощущение быстрой езды.
— Поехали! — как бы ставя точку в их разговоре, сказал Стасик и, крутя на пальце ключ зажигания, побежал вниз по лестнице.
Вадиму ничего не оставалось, как вместе с Лерой последовать за ним в машину.
Лера сел рядом со Стасиком на переднее сиденье. Вадим устроился у них за спиной на заднем. В другой раз он бы сказал: хорошо, вольготно. Сейчас предпочел бы иметь кого-то рядом, чтобы не чувствовать себя, как и за столом, одиноко, отчужденно. Они-то, его спутники, если и не близкие друзья, то хорошие знакомые: только что говорили о своих дипломах, теперь перешли на какую-то другую, но тоже свою тему. А ему о чем с ними говорить? Ведь он всего-навсего попутный пассажир, которого надо по просьбе Музы доставить…
И что у него всегда как-то глупо, словно бы против его воли, получается: хочет делать одно, а делает другое. И тогда, на «обмен шапками», не было никакого желания ехать. Поехал. Нынче тоже ведь не рвался к Бобу и еще с площади хотел повернуть назад. Не повернул. Хотел пораньше, еще до прихода Музы, уехать — нет, не уехал. А сейчас? Как бы хорошо самому по себе катить в троллейбусе и думать о том, о чем тебе хочется, а ты сидишь в чужой машине экспортного исполнения с чужими, в сущности, людьми и думаешь не о чем тебе хочется, а о том, какой ты дурак и тряпка… Нет, не против твоей воли все так глупо получается. Все так получается — если откровенно — из-за того, что воли-то у тебя как раз и нет…
Ну, наверное, хватит, хватит об этом. Полдороги уже проехали, еще немного, несколько минут — и будешь сам по себе.
Пока ехали узкими переулками, Стасик вел машину осмотрительно, на небольших скоростях. Но вот выбрались на широкую магистраль, и он сразу же наддал газу. Машина понеслась, будто ее кнутом подстегнули. Дома, деревья, пешеходы стремительно пролетали за стеклами. Замаячит впереди «Москвич» или «Жигуль» — Стасик обязательно настигнет и перегонит. Похоже, это доставляло ему спортивное удовольствие.
Видно было, что Стасик — водитель опытный. Он и тормозил, и скорость переключал заученно, автоматически, не прерывая разговора, не оглядываясь по сторонам. Сама привычно уверенная поза, в какой он восседал за рулем, уже говорила за себя. Вел машину Стасик одной рукой, да и та лежала на баранке небрежно, касаясь ее лишь большим и указательным пальцами. А если на поворотах приходилось баранку крутить, то он еще и этак кокетливо оттопыривал мизинец.
И два пальца на руле, и этот по-дамски отставленный мизинец Вадима почему-то раздражали. «Водитель ты умелый, но зачем пижонить?»
Между тем они выехали на набережную Яузы, довольно пустынную в эти часы, и Стасик еще прибавил газу. Он как бы помнил наказ Музы насчет ветерка и второй космической и вот теперь исполнял его. То, что раньше за стеклами машины как-то различалось, теперь слилось в сплошную летящую навстречу и тут же исчезающую из глаз полосу, выбоины в мостовой отдавались лишь короткими толчками, казалось, еще немного — и «Лада» экспортного исполнения оторвется от грешной земли и воспарит над ней.
