Начальник цеха провел его за линию станков в боковое — не так чтобы очень просторное, но и не тесное — помещение.

Два оконца давали мало света, и в зальце горело электричество. Замысловатой формы люстра освещала довольно обычную картину: несколько десятков стульев, что-то вроде стола президиума под зеленым сукном, по сторонам от него — шахматный столик и большой телевизор. Ну, еще на стенах висели репродукции пейзажей Шишкина и Саврасова, недалеко от двери — ярко разрисованная стенгазета.

И только немного приглядевшись, можно было заметить в этой внешней заурядности какое-то внутреннее своеобразие. И шахматный столик, и столик, служивший подставкой для телевизора, были украшены затейливыми рисунками, выполненными, как бы сказал художник, в технике выжигания. Та же рука мастера видна была и в деревянных рамах картин, и в остроумной окантовке стенгазеты. Стены были забраны деревянными панелями, и это придавало теплоту и уют помещению. В нем было приятно и интересно находиться. Хотелось сесть за шахматный столик, на котором шеренга вооруженных ружьями солдат под командованием офицеров и при поддержке конницы и артиллерии вела наступление на другую такую же шеренгу. Фигуры вырезаны крупно и — правильно сказано — с фантазией: глядя на них, трудно было удержаться от улыбки.

То, что при первом, беглом взгляде принималось за окна, на самом деле оказалось искусными, излучавшими свет рисунками прямо по стене. А от шишкинских «Лесных далей», «Ржи», «Корабельной рощи» в этой наглухо замкнутой комнате исходило ощущение лесной свежести и полевого простора. Среди сплошного железа, безраздельно господствовавшего за стенами комнаты, живое дерево, глядевшее с картин, дерево, которым она была отделана, придавало ей особую притягательность.

Николаю Сергеевичу пришел на память недавний визит к Викентию Викентьевичу и его сетования на то, как трудно найти хорошего мастера по дереву. Да вот же он, этот мастер!..

Они еще какое-то время посидели за шахматным столиком, поговорили, а потом начальник цеха вызвался проводить Николая Сергеевича на рабочее место Коли.

Коля надвое резал центробежной пилой длинный брус. Еще издали потянуло терпким смоляным запахом. Пила пела высоко и звонко, звук взвивался куда-то под самую крышу цеха.

Появление начальника цеха и Николая Сергеевича у его станка привело Колю в замешательство. Похоже, он раздумывал: то ли дорезать брус, то ли выключить пилу. Все же решил дорезать.

— Вот, Коля, товарищ из редакции хочет с тобой поговорить.

Должно быть, посчитав миссию исполненной, начальник цеха попрощался и ушел.

— Здравствуй, тезка! — подойдя поближе и подавая руку, сказал Николай Сергеевич.

— Здравствуйте, Николай Сергеевич.

Видно было, что Коля еще не успел прийти в себя от неожиданности: у него и голос дрожал от волнения, и пожатие было каким-то смущенно-робким.

— Я не стал говорить твоему начальнику, что мы с тобой знакомы.

Коля неопределенно пожал плечами и выжидательно посмотрел на Николая Сергеевича: ему, понятное дело, хотелось знать, зачем и почему «товарищ из редакции» оказался на заводе, а теперь вот и пришел в цех, на его рабочее место.

— У меня, Коля, никакого дела к тебе нет, — поспешил объяснить свое появление в цехе Николай Сергеевич. — Просто оказался по службе на заводе и решил поглядеть, где и как ты работаешь… Правда, побывал в вашем красном уголке, и теперь вроде бы уже и дело явилось…

Дальше он рассказал о своем разговоре с Викентием Викентьевичем и спросил, не мог ли бы Коля ему помочь.

— Что нужно-то: стеллаж, шкаф? — деловито уточнил Коля.

— Ни то ни другое. Ему, как бы это тебе сказать, нужен мастер.

— Ну какой же я мастер?! — искренне, безо всякой рисовки возразил Коля. — Я еще только подмастерье. Да и человека этого не знаю… Может, вам что-то нужно сделать — пожалуйста.

Такой оборот дела несколько обескуражил Николая Сергеевича. Наверное, зря он ляпнул про мастера, к чему громкие словеса в разговоре с парнишкой. А может…

— А может, мы так сделаем: ты на месте посмотришь, что нужно, а потом окончательно и решишь, возьмешься или не возьмешься?

— Это другой разговор, — полусогласился Коля.

— Тогда не будем и откладывать, — воспрянул духом Николай Сергеевич. Пока Коля не раздумал, надо было постараться довести дело до конца. — Через полчаса — смена. Никаких мероприятий на сегодняшний день не намечалось? Ну там собрание или важное свидание?.. Нет? Решено, едем. Заканчивай, я тебя подожду у проходной…

И, не давая времени Коле на то, чтобы он мог что-то возразить или оспорить, Николай Сергеевич устремился к выходу из цеха.

Вика только и успела, что расплести и снова заплести косу да прибраться в прихожей и на кухне, как над входной дверью раздалось мелодично-протяжное: «бим-бом!»

— Это мы, — еще по ту сторону порога подал голос Николай Сергеевич, пропуская вперед себя светловолосого, среднего росточка паренька. — Проходи, проходи, не стесняйся… Знакомься с хозяйкой, постарайся ей понравиться, глядишь, она нас с тобой чайком угостит.

— Николай, — солидно представился парень, протягивая руку и совсем несолидно, по-девичьи, краснея при этом.

«Какой же ты Николай?! — хотелось сказать Вике. — Ты пока еще Коля…» Но вместо этого она так же серьезно, в тон гостю, сказала:

— Виктория.

— Виктория… — зачем-то повторил Коля. — В Англии, кажется, королева с таким именем была.

«Неплохие ассоциации!» — про себя улыбнулась Вика.

— Совершенно верно. Но я, как видишь, увы…

— А зачем вам? — простодушно отозвался Коля. — Вы и так… — тут он осекся и покраснел еще пуще.

— Молодец, Коля! — видя бедственное положение парня, пришел на выручку Николай Сергеевич. — Действительно, зачем ей быть королевой? Разве мы бы тогда вот так запросто смогли к ней прийти? И на чай тоже нечего было бы рассчитывать.

— Чай будет готов… — Вика выдержала знакомую Николаю Сергеевичу паузу, — ровно через тринадцать минут и тридцать секунд.

— Вот и прекрасно! А мы — с твоего разрешения — проведем это время в кабинете Викентия Викентьевича. Ничего трогать не будем, просто Коле надо убедиться, что там очень много книг. Так много, что они вот-вот выживут хозяина. И чтобы этого не случилось, Коля что-нибудь придумает. Несмотря на младые лета, он большой мастер по этой части…

Из нарочито витиеватой речи Николая Сергеевича Вика не сразу, но все же поняла, что привел он с собой мастера-краснодеревщика, о чем был у них разговор с отцом еще перед его отъездом в Грецию.

Вика проводила гостей в кабинет, а сама пошла на кухню готовить чай. По дороге, в прихожей, по привычке на секунду остановилась у зеркала и немало была удивлена, увидев в нем свою возбужденную, разрумянившуюся физиономию. Стеснительный Коля краснеет от смущения, а она-то с чего и от чего разрумянилась? Уж не оттого ли, что вызвала у парня столь лестные ассоциации?..

Пока грелся чайник, она расставила чашки, положила в вазочку варенье. Подумала: а ведь Коля-то, по всему видно, прямо с работы и, значит, голодный. И достала из холодильника сыр и колбасу. А когда резала колбасу, поймала себя на мысли: почему же об одном Коле только подумала? Что за пристрастное внимание к парню? Уж не глянулся ли он тебе, коим грехом?

Вика не знала, что ответить на эти вопросы. Не могла же она признаться (даже самой себе), что Коля ей понравился. Что за блажь? Девушке, ставшей невестой, никто не должен, а значит, и не может нравиться, кроме жениха!

Все так, все правильно. Однако Коля ей и в самом деле понравился. Понравился едва ли не с первого взгляда. Спроси ее, чем — лицом, статью, умом, — она бы не смогла ответить. Лицо как лицо, ничего особенного, о стати и говорить нечего, а ум свой, если он и есть, паренек пока что никак не обнаружил. Так чем же?

Коля не был похож — и опять же не о внешней похожести речь — ни на кого из знакомых Вике ребят. Он явился будто из какого-то другого мира: открытый, наивный, светлый. И даже то, что он еще не разучился смущаться и краснеть, лишь добавляло ему трогательного обаяния.