Я быстро повернулся, чтобы узнать, кто же так больно дерется. Над банкой стояла и шипела длинноносая птица. Я поднял банку, а в ней ни одного червяка. Вместо того, чтобы улететь, разбойный кулик повел на меня атаку. К месту боя прибежала собака.

Кулик грозно встретил нового врага. Он устрашающе распушил перья и цапнул собаку между глаз. Та с перепугу сунулась мне под ноги, а кулик убежал в болото.

Вдали от берега, как поплавок, маячил кончик удилища. Я хотел сплавать за ним, да не успел — рыба утащила его в камыши. Я с горечью проговорил:

— Эх, Белка, Белка! Окунь у нас удилище спер, кулик червей сожрал, перепугал нас с тобой до полусмерти, побил. Плохими мы с тобой стали рыбаками.

Мы никогда не прятали ни молотки, ни топоры, ни посуду. Спокойно оставляли на ночь котлы. На веревках сушились белье, ватники. Когда же выбрались к населенным местам, беспечно относиться к имуществу стало уже нельзя. В одной из деревень потерялся топор, у шофера стащили никелированную мыльницу, которой он очень дорожил, у меня пропала с веревки выстиранная майка.

Приехали мы в поселок, на станцию Кемчуг. Молодежь разошлась кто куда. У палатки остался я с Белкой.

Вечером ко мне заглянул один из местных старичков. Поздоровался и говорит:

— Надо бы от входа-то подальше переложить шурум-бурум.

— Почему?

— Кто его знает. У нас пришлый народ.

— Со мной собака.

— Вижу. Хорошая собачка. Да долго ли ее стукнуть…

Старик таких ужасов наговорил, что мне даже жутко стало.

Перед тем как ложиться спать, я все более ценное перенес в глубь палатки.

Не спалось. Казалось, что кто-то бродит около палатки. Вставать и выходить не хотелось — моросил мелкий дождь.

Забеспокоилась Белка. Вдруг слышу:

— Не вытащить. Давай ножик. Перережем. — И угол палатки опустился мне на голову.

Я поднял стенку, собака нырнула в отверстие, и раздался крик. Я выбежал из палатки. Белка вцепилась в ногу молодого парня, а он орал от боли.

На шум прибежал народ из ближних домов. Парня связали.

— Отпустите! — умолял связанный. — Это не я, а Гришка придумал.

— Какой Гришка?

— Ас железной дороги убежал который. Мы только попугать хотели, побаловаться. Как собака выскочила, сам-то Гришка скрылся, а меня оставил.

— Побаловаться, значит, захотели?

— Ага! С вечерки шли. Выпили маленечко. Гришка и говорит: «Уроним палатку? Поглядим, как мужик перепугается». Развяжите… пошутили.

Хороши бы мы были с Белкой, если бы проспали такую шутцу!

На следующий день мы сняли палатку и погрузились на машину, чтобы оставить негостеприимный поселок.

Проводить нас вышел знакомый старичок.

— Если бы не я, — сказал он, — не видать бы вам кое-какого добра… Вчера я слышал мельком, что ребята что-то придумывают, и пришел предупредить, чтобы вы были начеку… А собачка у вас хорошая! Молодая, видать, а верткая. Такую собачку обухом не пришибешь.

Настала осень. Листья деревьев и желтая трава по ночам стали покрываться колючим инеем.

Мы спешно выбирались на тракт, чтобы по нему доехать до города. Машина с трудом поползла по избитым проселочным дорогам. Постоянно мы застревали в непролазной грязи. Продвигались вперед не больше двадцати километров в сутки и донельзя измучились.

Проехав по тракту с сотню километров на восток, мы остановились отдохнуть у околицы небольшого поселка. Поставили палатку и легли спать.

Проснулись в полдень. Вылезать из теплых спальных мешков не хотелось — на улице было холодно. Иней в тот день уже не растаял, а лежал на земле сплошным белым налетом.

Вставать все-таки пришлось. Запалили большой артельный костер. Согрелись и пообедали.

— А Белка где? — спохватилась Светлана. — Сбежала, что ли?

— Лежит в палатке, — ответил шофер Валентин. — Звал, не выходит. Должно быть, крепко укачало за дорогу.

Светлана накрошила в кормушку хлеба, залила супом, позвала:

— Белка! Обедать!

Из палатки, потягиваясь, вышла собака, понюхала еду и ушла обратно на свое место.

— Попробуй дать ей сахар или колбасу, — посоветовал Валентин. — Увидишь, не откажется. Забаловали мы собачонку.

Белка отказалась и от колбасы и от сахара. Стало ясно, что собака наша заболела.

Через день собрались ехать дальше. Для больной на дне кузова устроили мягкую постель, уложили собаку и закрыли ватником.

Шофер нажал на стартер. Мотор не заводился.

— Володя, слезай! Ручку крутить.

Вначале Володя, а потом и все по очереди крутили ручку, но машина не подавала признаков жизни.

— Дело дрянь, — сказал Валентин. Он открыл капот, потом полез под машину. Что-то там покрутил, затем вылез. Надвинул на лоб фуражку и пробурчал:

— Конец. Наша старушка угробилась окончательно.

Пришлось разгружаться и снова ставить палатку.

Шофер ушел на тракт, чтобы на попутной машине доехать до города и пригнать за нами другую машину. Начался наш многодневный вынужденный отдых.

В полдень показалось солнце и немного потеплело. Белка выползла из палатки, отыскала высокое местечко и улеглась. К лагерю подошел какой-то черноволосый человек в замасленном пиджаке. Белка даже не повернулась в его сторону.

— Я здешний кузнец, — сказал незнакомец. — Увидел дымок за поселком и решил заглянуть ради интереса.

Через несколько минут мы уже сидели с ним около Белки и мирно беседовали. Он обратил внимание на собаку. Спросил:

— Почему такая тоскливая? Болеет, что ли?

Я подтвердил его предположение.

— Как лечите? — спросил кузнец.

— Никак не лечим, — ответил я. — Не знаем, как лечить. Она никогда в тайге не хворала. Выехали из тайги поближе к деревням — и раскисла собака.

Кузнец без опаски присел перед Белкой на корточки, пощупал нос, открыл пасть, провел ладонью по спине. Белка, ц удивлению моему, совершенно спокойно отнеслась к бесцеремонному осмотру, как будто понимала, что делается это для ее же пользы.

— Что у ней? нетерпеливо спросил я.

— Чума.

— Это опасно?

— Нет. Только собаке нужен покой, уход, тепло чтобы было. А у вас… какой же может быть уход? К ветеринару надо везти собачку. У вас своя машина. Поезжайте в район к ветеринару.

— Да машина у нас испортилась. Ждем другую.

— Куда отсюда поедете?

— Сперва все вместе в город, а затем в разные стороны. Кто в Томск, кто на Урал…

— Не выдержит собака дороги… Ладно, что-нибудь придумаем. Кузнец простился и ушел.

Мы больше недели ждали Валентина с новой машиной. Белка не поправлялась.

Кузнец за это время приходил несколько раз. Приносил для Белки какие-то порошки. Раза два приводил с собой своих ребятишек: мальчика восьми лет и пятилетнюю девочку. Девочка угощала Белку сахаром, та отказывалась.

Когда приехал шофер, Белка, к нашей радости, первой встретила его и в этот день поела немного.

Мы снимали палатку, сослужившую нам последнюю службу, а Белка вдруг исчезла из лагеря. Пришлось искать. Я нашел ее на берегу колхозного пруда. Она лежала, поджав лапы, и глядела в воду. Я вернулся к свернутому лагерю, подобрал уже брошенное мною удилище, нашел банку с червями и прибежал на пруд. Белка в прежнем положении лежала на берегу.

Я выудил несколько ельчиков и скормил Белке. На руках унес ее от пруда. Это была наша с ней последняя рыбная ловля.

У машины с заведенным мотором ожидали нас товарищи по путешествию. Среди них стоял кузнец и что-то горячо доказывал.

— Вы послушайте только, что он предлагает! — набросилась на меня Светлана.

— Что предлагает?

— Чтобы Белку мы у него оставили.

— Я не в первый раз об этом говорю, — спокойно промолвил кузнец. — Вы будете трястись на машине несколько суток, в распутицу. Дороги у нас не ахти какие. Собака ослаблена болезнью. Не выдержит. Погибнет. Я старый охотник. Всю жизнь держал собак и знаю, что говорю. Если не желаете, чтобы ваша собака погибла, оставьте у меня. Я ее выхожу. Если на будущее лето кто из вас заедет в наши края, пусть снова берет Белку в тайгу.