— Будет сделано, Фрэнки. Addio, mia bella. (Addio, mia bella. — До свидания, моя красавица (итал.), прим. Пер.)

— Ciao, Сэл. (Ciao — Пока (итал.), прим. пер.)

Я нажала кнопку на своем блютулсе, отключаясь и попыталась решить, должна ли я рассказать Бенни о звонке Сэла.

Проезжая по «Брендал» решила, что сообщу ему, возможно, в понедельник.

Или по телефону во вторник.

Я парковалась на своем месте рядом с «Эксплорером» Бена, снова чувствуя себя счастливой и в то же время озадаченной, когда увидела, что мое второе гостевое место занято блестящим синим седаном «Крайслер» с номерами Иллинойса, когда мой мобильный снова зазвонил.

Однако я была в нескольких секундах от Бенни, поэтому решила, что звонок может подождать.

Звонивший, очевидно, решил то же самое, потому что телефон прозвонил всего дважды, прежде чем отключился.

Я была не в себе и боролась с желанием вскочить (или побежать) к своей входной двери, когда дверь открылась и вышел Бен.

Футболка, джинсы, кроссовки.

Вкуснятина с головы до пят.

Я решила бежать, но не сделала первого шага, потому что жесткое выражение на лице Бена остановило меня. Если бы не помогло его жесткое выражение, то он поднял руку ладонью ко мне, останавливая.

Я встретила его на тротуаре в конце дорожки к моей двери.

— Позвонил тебе, а ты уже заняла свое место, — объявил он и тут же продолжил: — Пять минут назад у нас появился гость.

Я оглянулась на машину на моем месте для гостей, которую никогда раньше не видела, затем на Бенни, и услышала голос.

— Фрэнки!

Громкий. Веселый. Ничто не могло его расстроить никогда, он просто не позволял.

Я узнала этот голос.

Энцо Кончетти, старший.

Мой отец.

— Черт, — прошептал я, не отрывая глаз от Бенни.

— Твой отец, — подтвердил Бен то, что я уже знала. — Я хотел захлопнуть дверь перед его носом, но не смог. Решил позвонить, но ты как раз подъехала.

— Черт, — вырвалось у меня до того, как папа спустился.

Несмотря на то, что у меня была сумочка и сумка для компьютера, которые сделали бы любые объятия неловкими, он обнял меня за талию, поднял и встряхнул.

— Моя малышка! — воскликнул он.

Я не могла пошевелить руками, поэтому просто смотрела на него сверху вниз, сказав:

— Привет, пап.

— Привет, красавица. — Он улыбнулся мне, затем опустил на землю, разжал объятия, повернулся и с силой хлопнул Бена по плечу, оставив свою руку на его плече, сжимая.

— Девочка, ты подцепила лучшего Бьянки.

Лицо Бена превратилось в гранит.

Что касается меня, то у меня все внутри съежилось.

Папа, казалось, не заметил реакции Бена и полной неуместности его слов, сжав плечо Бена, покачивая его вперед и назад, говоря:

— Без обид на мертвых и того другого, э-э…Мэнни.

Я наблюдала, как медленно Бен опустил взгляд на руку моего отца на своем плече, прежде чем перевел взгляд на меня.

Это заставило меня выйти из ужасного оцепенения, крикнув отчаянно и, следовательно, громко:

— Давайте отнесем мои вещи внутрь.

Папа еще раз качнул Бена, пока я задерживала дыхание, надеясь, что Бенни не взорвется до того, как папа отпустит его плечо, сказал:

— Отличная идея.

К счастью, папа отпустил плечо Бена, но, к сожалению, отпустил и направился к моей входной двери.

Я поймала взгляд Бенни, послав ему невербальный, но все еще кричащий: «Прости».

Бен протянул руку и взял мою сумку с компьютером, затем свободной рукой схватил меня за руку и повел по тропинке, по которой шел мой отец, к дому.

— Как ты нашел меня, пап? — спросила я ему в спину, перекладывая ручку своей сумки на плечо.

Он остановился, повернулся и улыбнулся мне.

В этом взгляде я увидела то, что видела всю жизнь: я унаследовала многое от него — темные блестящие волосы (даже без всех этих масок для волос); светло-карие миндалевидные глаза с ресницами, которые мне никогда не приходилось завивать, потому что их кончики завивались от природы; а также хорошее телосложение.

Правда, папа был высоким, я — нет, не совсем. И мне досталась мамина фигура и ее светлая кожа.

Глядя на него сейчас, когда он был уже далеко за пределами своего расцвета, в возрасте, он выглядел лучше, чем большинство мужчин в расцвете сил могли когда-либо надеяться выглядеть. Полный жизни. Сильный. Красивый.

— А это был секрет? — спросил он, широко улыбаясь. Причем мой ответ был бы совершенно не важен, секрет или нет. Ему было наплевать. Даже если бы я не хотела его видеть, он все равно пришел бы.

Я знала это, потому что он тоже это отлично знал.

Но на самом деле, это был секрет. И секрет по одной из многих причин, по которым я сбежала из Чикаго. Так что это была не очень хорошая новость, что он нашел меня в Браунсберге.

Прежде чем я успела ответить, он продолжил, снова поворачиваясь к двери:

— Энцо младший.

В этот момент я решила, что как только найду способ избавиться от отца, успокою Бенни, накормлю его и займусь с ним сексом, а потом прямиком отправлюсь в аптеку и куплю большой, толстый, красный маркер «Шарпи». Затем вернусь домой и маркером вычеркну имя моего брата из своего рождественского списка.

— Детка, — тихо произнес Бен со странным намеком, не на гнев… на предупреждение.

Мне не понравилась идея предупреждения, особенно когда плохие новости уже настигли меня и потрясли меньше чем за минуту.

Но я прервала свое наблюдения, как отец исчез в моей квартире, поймав взгляд Бена.

Как только я поймала его взгляд, он сказал:

— У нас не так много времени, cara, но приготовься. Он не один, и, если ты попадешься на его удочку, не думай, что будешь счастлива.

Что это означало?

У меня не было возможности спросить.

Мы были уже у двери.

К счастью, я собралась с духом. Вдобавок к этому счастью, Бен крепче сжал мою руку и в кои-то веки первый вошел в дом.

Это дало мне возможность оценить обстановку, переварить удар, нанесенный мне в живот, и частично прийти в себя, прежде чем мне пришлось столкнуться с этим лицом к лицу.

Стоя среди спокойных, приглушенных синих, зеленых и фиолетовых тонов моей мебели, и моих веяний фэн-шуй в отделке, которые были лаконичными и отражали приглушенные тона моей мебели в гармонии с моей индивидуальностью (или тем, какой я хотела видеть свою индивидуальность, которая была далека от приглушенности), стояла женщина моего отца.

Я не запомнила ее имени, потому что встречалась с ней всего дважды. Однажды, когда папа мимоходом заглянул ко мне домой в Чикаго, тогда она была с ним. Он затащил ее ко мне только потому, что: «Детка, твоему папочке нужно срочно отлить». Он занимался своими делами, пока мы с ней вели неловкий разговор. Потом он вышел, поцеловал меня, и они отправились дальше, даже не сказав мне ее имени.

Во второй раз Энцо был в городе, и мы собрались все вместе — Нэт, Дэйви, Кэт, ее муж, Арт, Энцо и девушка, с которой он встречался в то время (с которой он также расстался во время той встречи, что сделало нашу встречу менее приятной, взбесив Энцо).

Конечно, это превратилось в столпотворение, когда Кэт сказала что-то, что вывело Нэта из себя. Они начали ссориться, громко сквернословя. Энцо попытался сыграть роль миротворца, но его втянули в перепалку, поэтому он стал громко сквернословить. Папа слетел с катушек под конец, потому что мы «поставили его в неловкое положение» перед его женщиной, и он выгнал нас всех, даже меня, а я ничего не сделала.

Это было по меньшей мере год назад. Может два.

Но, в конце концов, я давным-давно научилась не запоминать имен его женщин. Они приходили и уходили. Когда я была моложе, цеплялась за них, надеясь, что у одной из них хватит выдержки и, возможно, он даст мне то, чего у меня не было в детстве и в молодости, чего хотела больше всего — нормальную семью. Большую часть времени его женщины были довольно крутыми, некоторые из них были очень любящими, иногда искренне, иногда делали вид, думая, что смогут достучаться до папиного сердца через его детей.