Но он также был слишком Бенни, поэтому нежно и осторожно медленно ответил:

— Я не способен предсказывать будущее, детка.

Я как-то странно дернула головой.

— Нет. Не способен. Я тоже не могу. Но я не могу так рисковать. Меня ранили, и сейчас я думаю, что в этом было нечто хорошее. Хорошее, Бенни, — повторила я, его лицо помрачнело. — Благодаря моему ранению, вы все вернулись ко мне. Я знаю, чего ты хочешь. Мне нравится то, чего ты хочешь, но это обжигает и убивает. Я хочу быть с тобой. Хочу, чтобы ты был рядом. Но я не могу так рисковать, потеряв больше. Мы должны вернуться к тем отношениям между нами, как раньше. Ты не можешь мне дать обещание, что не испортятся мои отношения со всеми, но ты можешь пообещать мне, что мы сможем сохранить все как раньше.

— Как раньше?! — переспросил он.

— Ты и я — друзья, семья.

Я почувствовала, как эти слова пронзили мое сердце, появилось новое выражение на его лице, когда он прошептал:

— Ты хочешь остаться друзьями?

Но я не замедлила прошептать в ответ, на этот раз определенно с мольбой:

— Пожалуйста, давай будет так, Бенни.

Он изучал меня мгновение, выражение его лица было более чем несчастным, моя грудь быстро поднималась и опускалась, кровоточащее сердце все еще находило способ сильно биться.

Затем он сказал:

— Что-то не так, Фрэнки, мы должны разобраться.

Он был прав.

Но он не будет разбираться в моем дерьме.

— Бенни… — начала я, но он оборвал меня.

— Если ты не можешь сделать это сама, то должна довериться мне, чтобы я помог тебе вытащить из тебя все, что тебя гложет, детка.

— Я влюбляюсь в тебя.

Он замер.

Тихо и неподвижно.

Бенни. Я. И воздух вокруг нас.

Был мертвенно неподвижным.

И Бен выглядел уже не спокойным. Выражение его лица снова изменилось, он дарил мне красоту — чистую, неразбавленную красоту — его лицо потеплело, глаза смотрели ласково, он сделал шаг ко мне.

Моя рука взлетела вверх, и я закричала:

— Не подходи ко мне!

— Детка, ты потеряла мужчину, и ты…

— Нет! — закричала я. — Ты думаешь, что понял, но это не так. Дело не в потере Винни. Дело не в том, что я недостаточно сильна, решив завести отношения еще раз. Дело в тебе. Все дело в мужчине, который приходил ко мне домой, дразнил меня и смешил, пока ел мое рождественское печенье. Дело в том, что среди всей семьи я нашла тебя и прижалась к тебе для рождественской фотографии, чувствуя теплоту и безопасность, семью вокруг меня. То, что у нас могло бы получиться было бы потрясающим, удивительным, самым лучшим. Но это может плохо кончиться. И опять вы все исчезните для меня. Ты — все, что у меня есть. Ты — все, что у меня когда-либо было. И когда я говорю это, имею в виду тебя и твою семью.

— В тебе есть сила, чтобы попытаться, — ответил он.

Я отрицательно покачала головой.

— Разве ты не понимаешь, Бен? Во мне нет ничего.

Его взгляд стал настороженным, когда он тихо сказал:

— Не понимаю, милая.

— Если ты не понимаешь, значит, не совсем меня хорошо знаешь.

Его спина выпрямилась.

— В тебе есть многое, Франческа.

— Для меня это ничего не значит, Бенни.

Он выдержал мой взгляд, подбородок стал твердым, что меня немного напугало, он медленно произнес:

— Ты сильно ошибаешься.

— Да? — Выстрелила я в ответ. — Ты так думаешь? Хорошо, тогда что произойдет, если настанет день и ты поймешь, что я права?

Он продолжал удерживать мой взгляд, глядя пристально, казалось, что он пытался меня разгадать. Затем сделал видимый вдох, поднял руку, придал своему лицу строгое выражение и настоятельно сказал:

— Нам нужно успокоиться и поговорить об этом не в ванной.

— Мне нужно уйти.

— Это как раз тебе не нужно.

По его словам я поняла, что он действительно разгадал меня.

Слезы так быстро навернулись у меня на глаза, что не было никакой надежды сдержать их.

Они тихо капали. Слезы, говорившие все без особых рыданий и стонов. Слезы, пришедшие из глубокого колодца, выходящие наружу только тогда, когда ты плакал о самом важном.

— Я хочу, чтобы ты всегда думал обо мне, как сейчас, Бенни, — тихо сказала я ему.

— С чего ты вообще взяла, что я буду думать о тебе по-другому, милая? — спросил он меня так же тихо.

— Потому что я — это я.

— Детка, нам нужно выбраться из этой чертовой ванной и…

Он заткнулся, когда я взмолилась:

— Пожалуйста, отпусти меня.

— Ты же не можешь всерьез просить меня об этом?

— Прошу тебя, Бен, дай мне уйти.

— Ты же не можешь всерьез думать, что я скажу «да».

Слезы продолжали литься, но я ничего не сказала.

Бен сказал:

— Иди сюда, Фрэнки.

Боже.

Бенни.

Слезы потекли быстрее.

— Детка, иди сюда.

— Я хочу, чтобы у тебя была женщина, заслуживающая эту ванную, Бенни.

При моих словах что-то ударило его. Его взгляд стал опустошенным, и было трудно наблюдать, как он прошептал:

— Господи, иди сюда.

— Я хочу, чтобы у тебя было то, чего ты заслуживаешь, милый, и это не я.

— Черт возьми, я… — процедил он сквозь зубы, делая движение ко мне.

Я сделала еще один шаг назад, махнула на него рукой и покачала головой.

— Я ухожу, Бенни. И, честное слово, если ты меня будешь сейчас останавливать, я буду с тобой драться.

Он остановился как вкопанный и посмотрел мне в глаза.

Я почувствовала, как упала последняя слеза, выдержав его взгляд.

Мы долго смотрели друг другу в глаза.

Бенни нарушил контакт.

— Не поступай так с нами.

— Знаю, но не надо меня ненавидеть.

— Не делай этого, Фрэнки.

— Если я это сделаю, разозлись. Но потом поддерживай со мной связь. Мне нужно, чтобы ты поддерживал со мной связь, как раньше, Бенни.

— Если ты так поступишь с нами, мы не сможем, Фрэнки.

Я почувствовала, как слюна наполнила рот от такой возможности, но я проглотила ее и кивнула.

— Тебя это устраивает? — спросил он, его лицо превратилось в маску оскорбленного недоверия.

Меня не устраивало.

Но было лучше сделать хирургический разрез, двигаться дальше и продолжать жить без Бенни и его семьи, как я научилась делать это раньше, подальше от них, где не было бы ежедневной пытки в разговорах знакомых и моих воспоминаниях.

— Предполагаю, я должна, — ответила я.

Я с ужасом и необычайной болью наблюдала, как его тело напряглось вместе с каждым мускулом на лице.

Затем он набросился на меня так быстро, что у меня не было возможности пошевелить ни единым мускулом, моя голова находится в его руках, а его лицо в дюйме от моего.

— Ты хочешь уйти, хорошо. Хочешь вернуться, это обещание, которое я могу сдержать, Фрэнки, не заставляя у меня потом выпрашивать прощенье. — Он придвинулся еще ближе и прошептал: — Но, прошу тебя, бл*дь, потрать это время в дали от меня, разберись с тем, черт возьми, дерьмом внутри себя. И если ты обнаружишь, что не можешь справиться одна, мне плевать. Я займусь этим сам. Просто вернись ко мне.

Закончив говорить, он притянул меня к себе, прижался губами к моим и крепко поцеловал меня с закрытым ртом.

Поцелуй — клеймо.

Поцелуй — определенно обещание.

Поцелуй, причиняющий боль из-за чувств, которые этот поцелуй пробуждал.

Поцелуй, который длился совсем недолго, прежде чем Бен отпустил меня, повернулся и ушел.

Бенни вошел через заднюю дверь, стряхнул с себя снег и бросил спортивную сумку на кухонный стол, туда же и ключи.

Ему нужно было принять душ, одеться и отправиться в ресторан. Он повернулся, направляясь к лестнице, когда зазвонил его сотовый в сумке.

Вернулся назад, расстегнул молнию на своей сумке, достал телефон и посмотрел на экран.

Он принял звонок и приложил трубку к уху, возвращаясь к двери, приветствуя: