Он понятия не имел, почему хранил, он очень редко заходил в эту комнату, так что не имело значения, находился там древний компьютер или нет.

— Это еще одно «почему», Фрэнки.

Она проигнорировала его замечание и продолжила:

— У тебя есть другой компьютер?

— Нет, — снова ответил он и увидел, как расширились ее светло-карие глаза с веером густых, загибающихся ресниц.

— Ты издеваешься?

— Нет, — сказал он в очередной раз.

— А как ты получаешь электронную почту? — спросила она.

— У меня нет электронной почты.

Ее глаза еще больше расширились.

В прошлом он много думал о Франческе, слишком много ошибался на ее счет (тогда большинство его мыслей были неправильными по разным причинам), ни одна из его мыслей не сводилась к тому, что она была милой.

Но сейчас она сидела в отцовском кресле за письменном столом, такая милая.

— У тебя нет электронной почты? — настаивала она, с легким придыханием недоверия, что заставило его задуматься, какими еще способами он мог заставить ее говорить с придыханием.

— Мне она не нужна.

— Даже для работы?

— Я готовлю пиццу, Фрэнки. Зачем мне электронная почта, чтобы приготовить пиццу?

Она развернула кресло лицом к нему, что было нехорошо. Хотя немного неплохо, потому что он мог видеть ее фантастические, длинные ноги. Ему понравилось то, что он увидел, но он ни хрена не мог с этим сделать, что ему не понравилось.

— Ну, не знаю, — начала она, в ее словах проскальзывал настрой, хороший такой, больше похожий на сладкий с перчинкой самой Фрэнки. — Ну, например, принимать заказы на пиццу?

— Люди могут войти внутрь и сделать заказ.

— Они также могли бы отправить свой заказ по электронной почте или, скажем, позвонить.

— У ресторана никогда не было номера телефона для заказов, и у нас все получалось.

Она ничего не сказала, потому что знала, что это правда. Очередь выстраивалась каждый вечер без исключения, обычно ожидание длилось не менее часа.

Как бы ему ни нравилось стоять в кабинете, любуясь ею в кресле своего отца, а также рассматривать ее ноги и шикарные волосы, пришло время это прекратить.

Поэтому он произнес:

— Ты можешь сидеть, cara? — тихо спросил он.

— Я должна пробовать, — был ее невеселый ответ.

— Не обязательно делать это сегодня.

— Все нормально, — ответила она ему.

— Иди в постель, — ответил он, наблюдая смену выражения на ее лице. Он не мог понять, что это было, но с тех пор, как он привез ее домой накануне, он видел множество выражений на ее лице, не все он мог понять.

Некоторые из ее выражений, как он чисто интуитивно чувствовал, были хорошими, как это, которое она только что изобразила.

Остальные, как он также чисто интуитивно чувствовал, были не очень хорошими. Настолько нехорошими, что были плохими.

— Давай, детка, — подтолкнул он, когда она не пошевелилась.

Казалось, она заставила себя отогнать все мысли, роящиеся в голове, повернулась к компьютеру, сказав:

— Мне нужно его выключить.

При этих словах Бенни вошел в комнату, наклонился к розетке и выдернул компьютерную вилку из розетки.

Он выпрямился, посмотрел на нее и сказал:

— Выключил. Давай.

Ее губы дрогнули, будто она боролась с улыбкой, прежде чем вжала руки в подлокотники кресла и аккуратно взялась за них.

Бену не понравилось, как она это сделала. Она всегда была сгустком энергии. Электричеством. Франческа Кончетти не видела смысла подниматься по лестнице, когда можно пробежаться по ней трусцой или, что чаще, вприпрыжку. Фрэнки Кончетти посещала спортзал. Она занималась спиннингом, пилатесом, зумбой. Фрэнки Кончетти не просто готовила; а готовила, пританцовывая по кухни, пока готовила. Даже просто сидя, казалось, что ее переполняет энергия. Потому что, когда она вставала, произойдет не просто вставание. А взрыв.

Она медленно поднялась со старого кресла его отца.

Видя, как ее энергия куда-то испарилась, ему захотелось вновь пережить тот день в лесу и сделать все снова. Другими словами, не целиться в грудь Даниэля Харта, который стрелял в Фрэнки, а Бенни стрелял в него. А вместо этого целиться выше, как Кэл, снести ублюдку башку к чертовой матери.

Он перестал думать об этом, когда Фрэнки сделала шаг. Он двинулся за ней, следуя в свою комнату. Она подошла к его кровати и забралась на одеяло.

Он направился к другой стороне и пристроился рядом с ней.

Она сразу же начала:

— Бен…

— Тихо, — приказал он, поворачиваясь и наклоняясь над ней, от чего она вжалась в подушки, стараясь от него отодвинуться, Бен от ее реакции усмехнулся про себя.

Он взял пульт с ее прикроватной тумбочки, откинулся на спинку кровати, включил телевизор, затем проделал маневр, пока щелкал по каналам, просунул руку под нее и притянул ее ближе.

— Бен! — рявкнула она.

— Ты ляжешь на спину и заснешь и будешь храпеть, и я не услышу телевизор. Прижавшись ко мне, ты не будешь храпеть, — сказал он, глядя в телевизор, в качестве объяснения ее протеста, который не позволил ей озвучить до конца.

— Тогда я лягу на бок, не прижимаясь к тебе, и не буду храпеть. Но если бы я захрапела, ты бы все равно меня не услышал, потому что телевизор ты будешь смотреть внизу.

Он проигнорировал ее заявление, понял, что на каналах ничего интересного нет, что могло бы понравиться им обоим, поэтому нажал кнопку, переходя на Netflix.

— Бенни, — подсказала она, слегка надавливая на его живот, пытаясь оттолкнуть.

Он посмотрел на нее сверху вниз.

— Успокойся и угомонись.

Она прищурилась.

— Я успокоюсь и угомонюсь, когда ты не будешь лежать со мной в постели.

— Мы будем вести этот разговор каждый раз, когда я буду с тобой в постели? То есть, пока ты не смиришься с тем фактом, что я буду часто находиться с тобой в постели?

Ее глаза стали еще более прищуренными, и она ответила без колебаний.

— Нет, поскольку тот день никогда не настанет, и этот день, и другие похожие на него, ты перестанешь ложиться ко мне в постель.

— Нет, не перестану.

— Перестанешь.

— Ты же знаешь, что я настроился на долгий путь с тобой. — Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но он продолжил: — И, чтобы ты знала, я получаю от этого удовольствие. Когда ты начинаешь ссориться со мной, мой член дергаться так, как мне нравится, пока ты высказываешь мне свою точку зрения. Так что, детка, ты должна понять, я счастлив, что ты не изменяешь себе, давай, ругайся сколько захочешь.

Вот оно. Готова. Она тут же крепко сжала губы.

Он снова посмотрел в телевизор и улыбнулся.

Затем спросил:

— Ты смотрела «Неудержимые 2»?

В ответ тишина.

Она решила вернуться к молчаливому общению.

Он мог бы поработать и над ее молчаливым общением, учитывая, что не смотрел этот фильм, хотя и собирался, и то, что Франческа тут же успокоилась, означало, что он мог посмотреть фильм. Поэтому он нажал на кнопку.

И почувствовал, как ее недовольство наполнило атмосферу комнаты, когда начался фильм, и продолжал чувствовать ее раздражение и недовольство, пока она не заснула.

Когда она вырубилась, он прижал ее ближе к своему боку.

Так ему нравилось больше.

Он также прижал ее к себе, потому что мог лучше услышать те чертовски сексуальные звуки, которые она издавала во время сна, чертовски намного лучшие, чем, когда ссорилась с ним.

Чертовски сексуальные звуки она издавала нечасто.

Но когда они вырывались из ее горла, Бенни нравился каждый из них.

Раздался звонок в дверь, и глаза Бенни открылись.

Он мгновенно почувствовал, как затекло тело от сна на диване.

Он любил развалиться во сне, вот почему он купил кровать размера кинг-сайз, как только переехал из родительского дома через пять месяцев после окончания средней школы. У него была крошечная квартирка, и эта кровать занимала там почти всю спальню, но ему было наплевать. В доме его родителей он делил комнату с близнецом, и это дерьмо было пыткой из-за того, как Бенни спал.