— Так и есть. Я уже решила. Вот почему не приняла твое предложение сплотить твоих братьев и их собратьев. Я позволю его семье залечить сделанную ими брешь, — поделилась я перед тем, как покончить с этим. — А потом уеду.

Она уставилась на меня в зеркало.

Я вернулась к своим волосам.

Мои руки устали, у меня ныла спина, которая при длительном стоянии и движении усиливалась, я поняла, что мне следует заканчивать с волосами.

Но я этого не сделала.

Ашика больше ничего не сказала. Как раз в тот момент, когда я провела пальцами, покрытыми эликсиром, по волосам и нанесла еще один слой туши, она вошла в спальню и вернулась со свежей ночной рубашкой.

Я натянула ее поверх трусов и увидела, что она действительно миленькая. Ту, что я выбрала вчера на ночь, напоминала вроде кафтан — струящийся и удобный, но полностью закрывающий все.

У этой низкий подол спереди доходил мне на несколько дюймов ниже колен, сзади — почти до лодыжек. Вырез доходил до талии в стиле ампир, со сборкой на лифе и линии талии, которая привлекала внимание к декольте. И последнее, она была ярко-кораллового цвета, отлично смотрелась с моими волосами.

Можно было заметить бирюзовое кружево моего лифчика в вырезе, но…что угодно. Это был бы не первый раз, когда я делала намек на бюстгальтер, в том числе Бену и Терезе.

— Милая ночнушка, — заметила Ашика, окинув ее беглым взглядом.

— Джина. У нее глаз наметан на милые ночнушки, — ответила я ей.

— Сексуально симпатичная, — сказала она мне.

Я посмотрела в зеркало. Декольте было сексуальным. Материал был полупрозрачным, льнущим к телу.

Боже, сексуально мило. Кто знал, что в Джине есть такое?

— Думаю, теперь у тебя все хорошо, и тебе нужно отдохнуть, — посоветовала Ашика.

Я повернулась к ней и поняла намек.

Ей пора было идти.

— Прости, детка, я немного рассеянная стала. Ты должна идти.

— Рада была бы остаться столько, сколько ты захочешь, но да. Нужно повышать продажи, мы же лишились одного классного продавца.

Я ухмыльнулась, поняв ее намек.

Она отодвинулась в сторону и махнула рукой в сторону двери.

Я приняла ее приглашение и направилась в спальню. Оказавшись в спальне, не стала тратить время, тут же растянулась на кровати, подоткнув подушки под спину и откинув верхнюю часть тела назад.

Стало намного лучше.

— Хочешь, чтобы я пришла сегодня вечером с кем-нибудь в качестве буфера? — Спросила Ашика, и я подняла на нее глаза.

Мне бы это понравилось. Было бы мило, как и все остальное, очень помогло бы.

Но она опаздывала на работу из-за меня, мне нужно, чтобы она хотя бы еще пару дней приходила меня навещать к Бенни. Поэтому не следует пользоваться ее временем и добротой на всю катушку. Я не была поклонником таких одолжений, и с моим отъездом у меня было бы не так много возможностей отблагодарить ее.

— Со мной все будет в порядке, — ответила я.

— Ты повторяешь это уже ни один раз, ты хочешь, чтобы я в это поверила, но должна тебе сказать, милая, что не верю.

Я скорчила рожицу, и она улыбнулась в ответ. Затем наклонилась, схватила мою руку и сжала.

— Если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, как меня найти.

— Да, детка. Знаю. И я ценю так, ты даже не поверишь. Спасибо, — ответила я.

Еще одно ее пожатие и улыбка, прежде чем она отпустила мою руку и вышла.

— Пока! — Крикнула я.

— Увидимся еще, девочка! — крикнула она в ответ.

Когда она ушла, я посмотрела на тумбочку, не оставил ли Бен случайно пульт.

Не оставил.

Отчего мне захотелось громко хихикнуть.

Возможно, моя уловка с его телевизором на самом деле-то сработала.

Я потянулась за «Вог», когда вошел Бенни. Я также наблюдала, как он остановился в пяти футах от меня, не сводя с меня глаз.

— Я занималась волосами сегодня утром, — заявила я. — Это подвиг, который трудно совершить даже в лучшие дни, так что, Надзиратель, если ты собираешься меня силой заставить спуститься в столовую на завтрак, обещаю голодать до ланча.

Бен ничего не сказал.

Я продолжила:

— Если ты принесешь мне что-нибудь поесть и кофе, я буду мила с тобой в течение пятнадцати минут.

Бен по-прежнему молчал.

Поэтому я решила увеличить ставки:

— Хорошо, двадцати.

Бенни упер руки в бока, но не сказал ни слова.

Я продолжила:

— И ты можешь вернуть пульт обратно. Вчера вечером я видела кофейный кекс «Энтенман» у тебя на столешницы. Ради кусочка, я не буду трахаться с твоим телевизором весь день.

— Я же говорил тебе, тебе нельзя заниматься сексом. Предписание врача.

Я почувствовала, как моя голова дернулась от удивления от его слов, прежде чем спросила:

— Что?!

— Детка, ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, ты сделала пышную прическу, эта ночнушка, выглядывающий лифчик, прикрывающий твои сиськи, хочу увидеть прежде, чем захочу его снять и почувствовать твою кожу.

Мой желудок сжался, и не в плохом смысле.

Но…

Он что рехнулся?

— Что?! — спросила я на этот раз громче.

— На самом деле, если ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, ты должна сначала подумать. Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя немедленно — ты сделала пышные волосы, намек на лифчик и показываешь кожу.

Я прищурилась.

— Что с тобой не так?

— Если ты собираешься играть со мной в эти игры, — он махнул рукой в мою сторону, — то получишь последствия.

— Бенни, о чем… черт возьми… ты говоришь? — Потребовала я.

— Волосы, лифчик, ночнушка, кожа, — был его абсурдный (и повторяющийся) ответ.

— Джина купила мне эту ночнушку, Бен, — сообщила я ему. — Она как платье.

— Она облепила все твои формы и оголяет кожу, — сообщил он мне.

— Это один из тех вариантов, что у меня есть, учитывая, что ты не отвез меня домой, чтобы у меня был другой выбор ночнушек, — парировала я.

— Тогда я попрошу маму заехать к тебе домой и привезти другой выбор ночнушек.

Это было бы впустую потраченное время, так как ночные рубашки у меня дома были намного более облегающими и открывали гораздо больше кожи.

Поэтому я посоветовала:

— На самом деле, если ты не в состоянии контролировать свои низменные инстинкты, то тебе следует отправить твою маму в отдел для бабушек в «Мейсис».

Он понял, к чему я клоню, и я тоже поняла, глядя, как напряглась его челюсть.

— Ты делаешь это дерьмо, чтобы меня позлить?

— Позлить тебя чем?

— Пытаешься раздразнить, детка. Дразнишь, хотя не можешь после ранения, а это значит, что я не могу преподать тебе урок, который ты должна получить за то, что дразнишь.

Я почувствовала, как моя кровь стала горячее, и на этот раз в плохом смысле.

— Что из всего, что я сделала и сказала за последние полторы недели, создало у тебя впечатление, что я пытаюсь тебя раздразнить, Бенни Бьянки? — огрызнулась я.

— Ты, лежащая в моей постели, одетая вот так, выглядишь вот так.

— Я уложила волосы и надела ночную рубашку! — Теперь уже кричала я.

— Вот именно, — ответил он.

— Мы действительно говорим об этом? — с сарказмом спросила я все еще громко.

— У тебя есть халат? — спросил он в ответ.

О, черт. Есть.

Я впилась в него взглядом.

Бенни прочел мой взгляд, убрал руки с бедер, подошел к моей сумке и, порывшись в ней, вытащил мой халат.

Затем подошел к кровати и бросил его мне на колени, после чего объявил:

— Мама уже едет.

Я закрыла глаза и забыла, что злилась на него, потому что паника сгущалась вокруг моего сердца.

— Она с миром, Фрэнки, — заявил Бенни.

Вот из-за чего я запаниковала. Она не будет со мной ругаться. А будет вести себя мило. По-доброму. По-матерински. Все это время она ощущала себя некомфортно, потому что была неправа, пока не произошло нечто экстремальное. И ее чувство не комфортности заставляло меня чувствовать себя так же не комфортно. Мне пришлось бы принять всю ее доброту, заранее зная, что снова придется от нее отказаться, на этот раз по своему собственному выбору.