– Верно…

– Я хотел еще сказать, док, что люди волнуются. Они тоже не понимают, что происходит.

– Постарайтесь их успокоить, Хью, – распорядился ученый. – Угостите выпивкой из моих личных запасов и накормите как следует. А я пока попытаюсь понять, что с нами случилось.

– Слушаюсь, босс! – буркнул Кларк и удалился.

Ученый остался наедине со своими мыслями. Пока он разговаривал с помощником, какое-то странное ощущение, напоминающее раздвоение личности, настойчиво стучалось в двери его сознания. И теперь он позволил этому ощущению охватить его разум. В один поразительный миг произошло окончательное слияние личностей ксенобиолога Пишты и безымянного сократора третьего уровня расы Кси. Вернее, между ними возникло равновесие. Пока еще хрупкое и неустойчивое, но уже взаимопроникновение. Сократор третьего уровня в каком-то смысле стал доктором ксенобиологии Карелом Пиштой, а ксенобиолог Пишта – сократором третьего уровня. От личности ученого кси-личность переняла не только знания и опыт, но и умение принимать самостоятельные решения, а от кси-личности сократора ученый получил совершенно иную цель своего существования.

Подобные процессы происходили и в сознании других людей на борту космошлюпки. Лишь с некоторыми различиями. К примеру, когда примитивный разум бродяги и пьяницы сливается с таким же примитивным разумом рядового сектора, нового качества не возникает, ибо при сложении двух минусов плюса не получить. Впрочем, с точки зрения руководства плюс все-таки был: весь этот сброд с темным прошлым, слившись с секторами, стал гораздо более управляемым. Дело было теперь за самим руководством. Став отчасти сократором третьего уровня, Карел Пишта и сам должен был обрести новый смысл своего существования, и придать смысл существованию своих подчиненных. Центра уже нет, но, чтобы раса Кси могла возродиться и вновь завоевать Галактику, а может не только ее одну, нужно было создать новый Центр.

Не только эта, еще весьма далекая от реализации идея пришла в голову бывшего ксенобиолога, но и способы решения куда более насущных задач. Возвращаться на планету бессмысленно: в этом диком краю пришлось бы влачить существование первобытного племени, которое в отсутствие женских особей обречено на вымирание, не говоря уже о том, чтобы достичь великой цели возрождения расы Кси. Оставаться в дрейфующей космошлюпке бессмысленно вдвойне, ибо ресурсы ее ограничены. Выход только один: во что бы то ни стало добраться до густонаселенных миров. В планетной системе, к которой принадлежала Хоста, не было кораблей-маток постоянного базирования, следовательно, чтобы покинуть нее, нужно было отправить сигнал SOS.

Омар Хазред скучал по дочери. Решение Лейлы вернуться на планету Сочи он не одобрял, но отнесся к нему с уважением. Девушка утверждала, что собирается поселиться у тети Илги, но пресвитер хостинской колонии понимал: дочь отправилась следом за освобожденным пленником Дэни Николсоном, из-за которого пришлось свернуть колонию на суровой лесистой планете. Самого парня Омар не винил. Не вина Дэни, что Клир по необъяснимой, вернее необъясненной причине велел похитить его и доставить на Хосту. Бывший глава колонии до сих пор не понимал значения этой акции, но догадывался, что между похищением сочинца и его внезапным «освобождением» силами робогвардии есть какая-то связь. Впрочем, ни тогда, ни тем более теперь у Омара не было возможности разобраться в этой истории.

После сворачивания колонии Омар Хазред улетел на Лиму – четвертую планету в системе звезды Альферац. Лима являла собой полную противоположность Хосте. Климат здесь был супертропический. Среди бескрайних горячих болот, покрывающих планету от полюса до полюса, возвышались редкие острова, густо поросшие джунглями. Только самые отважные из людей выбирали Лиму для постоянного места жительства. Омару такие люди нравились. Потому, наверное, что он и сам был таким. Неудивительно, что здесь его приняли как своего. Выделили жилье, научили, каких животных следует остерегаться. И каких растений – тоже, ибо многие из них на этой планете тоже были хищниками. Постепенно пресвитер Хазред стал привыкать к новой жизни, вот только тоска по дочери не проходила.

Лейла связалась с ним всего один раз. На более частые контакты отец и не рассчитывал. И не потому, что считал свою дочь черствой и неблагодарной, дело было совсем в другом. Лиму освещало не одно и даже не два, а целых четыре солнца. Голубое, белое, желтое и оранжево-красное. Все они щедро изливали свой свет на поверхность крошечной по сравнению даже с самым маленьким из них планеты. Чехарда восходов и заходов в небе Лимы сбивала новичков с толку. Так было и с Омаром, но через несколько месяцев он уже научился разбираться в разновидностях белого и голубого дня и в их отличиях от красной и оранжевой ночи. Одна беда: из-за помех, которые все эти светила вызывали в магнитосфере планеты, связь с другими мирами была неустойчивой.

И все же Лейле удалось прорваться сквозь помехи. Помимо дежурных фраз о здоровье и настроении, она рассказала отцу и о том, что за Дэни в колонии, оказывается, следили. Конечно, о таких вещах не следовало бы сообщать по открытому каналу, но выбирать не приходилось. Это известие заставило Омара вновь глубоко задуматься о том, в какую игру он был втянут помимо воли? Пресвитер перебрал в памяти всех колонистов на Хосте, вспоминая, кто они и откуда. Большинство из них были простыми поселенцами, искренне верующими в Благую Силу Великой Матери. Только два человека среди них были чужими для колонии. Это ксенобиолог Пишта и Олаф. Вряд ли ученый был шпионом, он слишком погружен в свою науку, а вот этот белокурый скандинав…

Олаф Снорре еще успел послужить в армии, а после ее упразднения подался волонтером в Галактический Красный Крест. И уже служа в нем уверовал. Откуда пресвитеру Хазреду все это известно? Да со слов самого Олафа. А на самом деле этот парень мог быть кем угодно, например тайным агентом. Вот только чьим? Проще всего предположить, что старшего советника юстиции Сидорова, но вполне возможно, что и… Клира. Как человеку истово верующему, эти мысли были неприятны Омару Хазреду. Клир был главным хранителем священных реликвий, подозревать входящих в него жрецов в тайных умыслах казалось кощунственным. И все же кому-то ведь понадобилось следить за похищенным Николсоном.

Впрочем, размышлениям на эту тему Омар мог предаваться только в свободное время, которого у него было немного. Жизнь на Лиме требовала изнурительного труда и внимательного отношения к происходящему. Здесь не было управляемых искусственным интеллектом мощных молекулярных синтезаторов, обеспечивающих население более цивилизованных планет всем необходимым, а доставлять продовольствие и другие товары космическими кораблями было слишком дорого. Поэтому колонисты Лимы сами себя обеспечивали. На практике это означало, что требуется ежедневно отвоевывать у джунглей клочки земли для выращивания на них овощей и злаков. Дикая природа планеты активно сопротивлялась вторжению чуждых ей форм жизни, и, если хотя бы на минуту ослабить внимание к собственным полям и огородам, местная флора задушит все произрастающие на них культуры.

Поэтому все колонисты, от мала до велика, с утра и до ночи трудились в поле, выпалывая сорняки. При этом приходилось сохранять бдительность, ибо из джунглей, стеной окружающих узкие полоски обрабатываемой земли, в любой момент могла вырваться какая-нибудь тварь. И неважно, будет ли это хищный, похожий на гибрид тираннозавра и осьминога стир или бегемотоподобный травоядный лопс. Обоих может остановить лишь хороший заряд из протоника. Этим оружием колонисты овладевали в возрасте семи лет, поэтому нередко можно было видеть, что по периметру поля стоят вооруженные подростки, пристально вглядывающиеся и вслушивающиеся в густые заросли. Первые дни пребывания на Лиме новичка Хазреда это удивляло, но постепенно он привык. Как привык и к тому, что четырнадцатилетние мальчишки и девчонки принимают участие на заседаниях Совета колонии.