— Вторая дверь налево, — сказал священник хриплым голосом.
Майкл посмотрел на старую железную дверь, которая выглядела очень крепко. Что-то говорило ему, что внутри далеко не комната для гостей. Было ли то предостережение от самого бога, который наблюдал за тем, кто прошел через его храм, или интуиция в совокупности с паранойей били тревогу в испуганном разуме. Доверие и спокойствие Майкла постепенно растворялось. Его будто схватили невидимые руки, когда он подошел поближе к указанной двери. Внутри открывшегося помещения было темно, а от железных пластин веяло неприятным холодом.
— Я не зайду внутрь, — возразил мужчина.
— Очень жаль, — ответил старик, передергивая цевьё дробовика, — но ты зайдёшь.
Майкл не стал оборачиваться к собеседнику. Он просто спокойно представил то, как священник нагло целится в него из оружия. Майкл уже пропал, погиб, попал в ловушку, из которой ему точно не выбраться. Переступая порог церкви, он вошел на территорию кладбища; спускаясь по ступеням вниз подземного тоннеля, он спускался в свой собственный склеп. Осталось только войти в гроб.
— Если вы выстрелите в этом помещении, то оглохнете. — Майкл решил всё же не сдаваться; он начал сопротивляться давлению со стороны старика тем, что имел под рукой. Под рукой у него находилось только то, что он мог вести себя максимально нелепо и не целесообразно, чтобы сбить с толку противника. Годы чтения сборников анекдотов сильно извратили чувство юмора.
— Зато ты лишишься головы. — Ненастоящий священник, или просто сошедший с ума священнослужитель, явно имел богатую выдержку, не поддаваясь на провокации. Он был готов ко всему, даже к тому, что его жертва начнёт играть роль шута.
— Это не богоугодно…
— К чёрту его… Живо внутрь! — рявкнул старик, осознав, что жертва просто тянет время.
Майкл всё же решился поддаться переговорам. Открыв дверь в неосвященную комнату, он начал задумываться о том, что подействовало на него сильнее? уговоры святого отца или его 12-ти калибровый друг?
Комната была ещё хуже главного зала церкви. Это была сплошная темень, налипшая на все шесть границ. Только где-то вдали напротив двери виднелся блеск от чего-то металлического. Это была скорее тюремная камера, чем что-то цивилизованное и обыденное. Воздух в ней был — правда — более приятен, чем в любых других помещениях.
— На эту комнату я пожалуюсь вашему начальству. — Майкл явно не собирался останавливаться в попытках смутить своего «недоброжелателя». Стоя перед бездонной пропастью под названием Смерть, он ощущал более сильное вдохновение шутить. Майкл даже не находился в конфуженном состоянии, и был способен дальше сохранять спокойствие.
— Ещё одна шутка, и твои мозги будут свисать соплями с потолка! — Старик начинал терять терпение, но всё ещё держался чтобы не нажимать на спусковой крючок.
— …думаю, люстра здесь действительно не помешает. — Майкл уже сам подумал улыбнуться от своего остроумного ответа, но вместо этого, рядом с ухом разнёсся оглушительный треск.
Вооруженный старик выстрелил из дробовика. Была ли тому виной холодная расчётливость или удача, но основная масса дроби прошла в сантиметре от головы Майкла. Все дробинки попали в каменные стены, высекая из них искры с осколками камней и пыль. Вся эта сыпучая субстанция сразу же начала опадать на пол. Как бы Майкл не думал облегчённо выдохнуть из-за косого выстрела неприятеля, но своей неуязвимостью он похвастаться не мог: одна из дробинок прошла через ухо, разорвав ушную раковину. То, что ранее было ухом, отлетело куда-то вдаль комнаты. У старика всё же была дьявольская точность.
Майкл бы и дальше стоял, как вкопанный, точно так же, как и стоял в самом начале посещения злосчастной комнаты. Но его смутил иной факт, который и заставил его действовать совершенно иначе, изменить поставленный принцип куража перед мукой и смертью. Сразу после выстрела из соседней комнаты послышался неожиданный глухой плач. В чьих-то воплях, Майкл услышал ребёнка.
— Ладно, ладно, дядя. Успокойтесь. — Майкл даже демонстративно поднял руки, выказывая полное подчинение.
— Хоть что-то умное сделал, — пробурчал старик, — а теперь иди к стене напротив, и одень оковы.
Майкл поступил так, как ему приказали. Напротив главной двери, из стены, действительно торчало кольцо, из которого выходила цепь с тяжёлыми оковами. Он скрепил свою левую ногу, и, зафиксировав размер ключом, кинул его старику. Вслед за этим, он лишился почти пустого ранца, в котором ничего не было, кроме пары вещей. Они точно не пригодятся священнику. Были вывернуты все карманы, вслед за рюкзаком исчез складной нож и коробок спичек. Майкл надеялся, что его заключение ограничится только одними оковами, но старик вынудил его обернуться, и сковал руки наручниками. Теперь у Майкла не было возможности ни отойти дальше метра от стены, ни выставить руки перед собой, ни почесаться, где хочется и где надо. Надежды на освобождение или побег таяли на глазах. Параллельно всем подготовками, кто-то всё ещё не переставая продолжал плакать из соседней комнаты.
— Я думал, что мы друзья, — печально сказал он старику.
Вслед за этими словами, Майкла ударили в челюсть, из-за чего тот упал на пол. Удар был не сильным, — старики не могут бить сильнее дородной десятилетки, но этот удар был неожиданным, из-за чего мужчина и потерял равновесие.
— Вот теперь, мы друзья, — ответил старик. Он уже предвкушал то, как будет забавляться со своей новой «игрушкой».
Жертва его удара продолжала лежать на полу, словно сразу же потеряла сознание. Старик сказал что-то невнятное себе под нос и начал удаляться. Майкл оставался на полу. Он осторожно наблюдал за тем, как поведёт себя его новый приятель. Место удара слегка ныло, но было легко стерпеть нарастающую боль, которая ни за что не сравниться с тем, как пару дней назад ему удалось пролететь через канализационный колодец.
Не старик вышел победителем в этой небольшой схватки, а Майкл; он позволил своему обидчику ощутить силу и превосходство. «Пусть будет тешиться тем, что я ему даю» — думал он. Как бы странно и однотипно не выглядела вся ситуация, но Майкл был в чём-то прав. Поднявшись на колени, он прильнул ухом к стене, со стороны которой слышал плач.
Звуки из соседней комнаты прекратились. Майкл даже не успел заметить, когда это произошло. Он слышал их до того, как его ударили, но после сразу же погрузился в мысли, которые с лихвой заглушали посторонние шумы. Что же это было? Наваждение? Другой пленник? Призрак?! Майкл не знал. Он мог только догадываться.
Он сидел у холодной стены, продолжая вслушиваться в то, что происходит за ней. Даже непрекращающаяся боль от искалеченного и кровоточащего уха не могла остудить пылкий интерес.
Через минуту события начали развиваться дальше. В другой комнате кто-то начал резко хрипеть, словно пытаясь отдышаться от нехватки кислорода. Сразу после этого раздался глухой удар — кто-то упал на пол. Майкл продолжал сидеть и подслушивать. Единственное, что он смог разобрать в какофонии звуков, так это короткую фразу уже знакомого ему человека: «надеюсь, я доступно объяснился». Дальше послышался грохот закрывшейся железной двери и удаляющееся эхо шагов.
— Ты в порядке? — попробовал заговорить с незнакомцем Майкл.
Человек из соседней комнаты не ответил.
Пленник прислонился спиной к стене. Он начал обдумывать всё, что произошло с ним за последние несколько минут, — взвешивал шансы на побег и оценивал обстановку. В его темнице было темно. Только тусклый свет проникал внутрь комнаты через щели вокруг двери и одинокую замочную скважину. Всё остальное пряталось где-то вдалеке, в той самой всепоглощающей тьме, которую нельзя почуять или измерить. Не было возможности оглядеться и найти что-то интересное или полезное. Даже тогда, когда Майкл только вошел в комнату, он ничего не мог увидеть вокруг, только слабый блеск цепей.
Он поднялся на ноги, чтобы оценить длину своего ограничителя и пройтись вдоль доступных границ. Зачем он здесь? Для чего он нужен старику? Майкл задавался вопросами, которые даже от его лица были загадкой. Только после возвращения его тюремщика он сможет найти ответы. Под длительными размышлениями, он предположил, что его будут использовать как рабочую силу. Такого настырного слугу, как Майкла, невозможно будет отпустить за припасами в город, ведь он может сбежать или вернуться с мыслью расправы; копать тоннель тоже невозможно, — старик боится прорыва чудовищ. Все эти мысли не давали пленнику покоя.
