— Ваши шашлыки, хлопцы, лучше всех, по запаху чую.
— Попробуйте, товарищ командир, — поднял к нему Коля шипящее мясо.
Хатагов осторожно, чтобы не обжечь руку, снял с вертела кусок мяса, подул на него и откусил кусочек:
— Подгорел у тебя, Коленька, хватит жарить, пересушишь.
А Коля-то втайне старался доказать Лене Пулковскому, что он лучше всех умеет готовить любимое блюдо командира.
— А мой как? — протянул к нему Леня свое изделие. — Откушайте, пожалуйста, дядя Юсуп.
Хатагов попробовал и Ленькино творение. Помолчав секунду, весело воскликнул:
— Отличный шашлык!
Коля нахмурил брови, но командир уже шагал к женщинам, хлопотавшим над приготовлением белорусского коронного блюда — мачанки.
— Ох, боюсь, Хатагыч, — проговорила главная стряпуха.
— Чего боишься, Минна Петровна? — спросил ее Хатагов, пробуя вкусно пахнущие белорусские мачанки.
— Хлопцы-то не идут, — огорчалась она. — А без вина и мачанки мои вкуса не будут иметь.
— A-а, ты о тех, кто за самогоном? Не волнуйся!.. Приедут.
Их разговор прервал подскакавший на коне взволнованный Макар:
— Никитин в ловушке! Предательство!..
Хатагов с полуслова понял Макара и подозвал к себе адъютанта:
— Коня! — И обращаясь к Макару: — Бери автоматчиков и айда за мной!
Плешков подвел Хатагову коня, и тот ловко вскочил в седло. Они поскакали лесной дорогой по направлению к Янушковичам. «Не пристрелили бы Никитина, — подумал Хатагов. — Живым-то он в плен не сдастся». Партизан Никитин давно приметил землянку в роще меж двух дорог, где жила «нейтральная красавица», торговавшая самогоном. Бывало, что Никитин и заночует у этой «доброй красавицы», а утром, докладывая командиру, скажет:
— Скоро у нас в бригаде одной партизанкой станет больше. Я такого ангела разыскал, товарищ командир, что все ахнут.
И на этот раз Никитин с двумя партизанами поехал к ангелу своего сердца за самогоном для сегодняшнего вечера. Клялся, что не подведет.
Хатагов догадывался, что «ангел» связался с фашистами и, видимо кое-что разузнав, решил предупредить эсэсовцев, чтобы те схватили командира по дороге на аэродром.
На стыке двух дорог командир различил силуэт легковой машины, стоявшей на обочине. Осадив коня и прислушиваясь, спешился.
— Рассредоточиться! — тихим голосом сказал Хатагов. — Бесшумно окружить машину и ждать моего приказа.
Автоматчики привязали лошадей, а сами залегли в лесу, ведя наблюдение за машиной. Вскоре к Хатагову подошли два партизана, сопровождавшие Никитина, и один из них доложил:
— Там они! Выпивают… В машине — только один шофер…
— Сколько их? — спросил Хатагов.
— Трое, — пояснили дозорные. — И наш Никитин с ними. Он выходил, дал сигнал, чтобы охраняли машину и вам сообщили о капкане…
— Землянку окружить, — приказал Плешкову Хатагов. — Вам, — обратился он к Макару и двум дозорным, — шофера взять в плен, а машину сжечь!
Плешков осторожно повел автоматчиков на окружение землянки, а Макар с дозорными поползли к машине…
Вскоре все во главе с командиром вернулись к ужину, веселые, возбужденные и радостные. Никитина усадили за стол рядом с «ангелом» и двумя пленными — офицером СС и ефрейтором. Шофер, оказавший Макару сопротивление, остался в сгоревшей машине.
— Иван, — обратился Хатагов к адъютанту, — угости получше господина офицера СС, ему в Москву лететь придется!
Когда Плешков перевел офицеру слова Хатагова, тот, раскрасневшийся от выпитого, спросил Хатагова:
— Не может ли великодушный командир изменить рейс и отправить его, офицера СС, в Мюнхен?
Плешков перевел слова офицера, и партизаны дружно рассмеялись. Никитин сидел гордо, пил и приговаривал:
— Вот это партизанские проводы, по-хатаговски!
Плешков подозревал, что Никитин все, это «организовал» для того, чтобы «украсить» проводы командира. Однако тот отмахивался от слов Плешкова, говоря: «До смерти рад, что живым выскочил из смертельной петли».
В полночь взвод всадников-автоматчиков и командиры подразделений с песнями конным маршем ехали на партизанский аэродром в Бегомль…
Пилот, ведший самолет «Р-5» из партизанского края в Москву, на свой аэродром, волновался. Вместе с напарником, который следом за ним вел «ПО-2», они в сложных погодных условиях выполнили задание: доставили почту, медикаменты и взрывчатку партизанской бригаде, находящейся в Руднянском лесу.
Но случилось непредвиденное: на взлетной поляне, с которой они готовились подниматься в воздух, появились партизаны, окружили их машины и в категорической форме предложили им взять на борт и доставить в Москву двух человек. Один из них показался летчику исполином. Черная борода закрывала всю грудь, на поясе висели гранаты, и на боку болтался маузер. Рядом с ним стоял и держался за его ремень мальчишка лет тринадцати, белобрысый, круглолицый, с шустрым взглядом.
У пилота не было времени разглядывать и расспрашивать о подробностях, ему надо было побыстрее подниматься в воздух.
— Капитан, вам придется взять на борт нашего человека, — обратился к летчику «Р-5» высокий, стройный партизан с автоматом на груди. Показав на огромного бородача, партизан добавил: — Он — в Москву. По срочному вызову! За ним должен был прилететь спецсамолет, но, как видите, погода подвела. А ждать нельзя.
Летчик, взглянув на окруживших его партизан, согласился, но сказал:
— Если бородач вместится в машину, пусть садится. Довезу!
И вот на борту самолета — два пассажира: великан бородач и маленький Коля. «Кто они? И почему их так срочно требует Москва? — думает пилот «Р-5» за штурвалом. — Допустим, что этот бородач — наш десантник. А пацан-то кто? Сын ему? Не может быть! Они ничуть не похожи, один — черный, на кавказца смахивает, мальчик же — светлый, русак или белорус…» Нет, не угадать было капитану. Если бы мотор не оглушал своим шумом, маленький партизан Коля рассказал бы капитану вкратце о своей трагедии и о том, как он сроднился с этим бородачом, как его, Коленьку, полумертвым партизаны подобрали в лесу, у сожженной дотла фашистскими карателями белорусской деревни в Логойском районе и доставили в свой штаб, к комбригу Юсупу. Летчик слышал, что есть такой комбриг, к нему и летел со своим напарником. Но откуда же было знать капитану, что Юсуп, офицер Советской Армии, — Хатагов Харитон Александрович, по партизанскому паспорту — Иван Лопатин, белорусский хлебороб-батрак, Дядя Ваня сидит у него на борту. Не знали об этом и гитлеровцы, иначе они бы не посчитались ни с какими усилиями, чтобы захватить или прикончить его. Так он насолил захватчикам.
Вдруг вспыхнули яркие лучи прожекторов и выхватили из мрака краснозвездный самолет, ослепили летчика и его пассажиров. Вблизи разорвались первые зенитные снаряды. «Засекли! — пронеслось в голове Хатагова. — Сожгут, дьяволы!»
Но пилот не растерялся: он заглушил мотор и пустил машину в штопор. «Хорошо, если смерть будет моментальной», — мелькнула у Хатагова мысль. Секунды крутого падения казались вечностью. Юсупу показалось, что еще немного, — и они врежутся в землю.
— Уф, молодец ты, капитан! — с колотившимся сердцем сказал Хатагов, когда летчик вывел самолет из штопора и повел машину на бреющем полете. Теперь прожекторы щупали туманное небо где-то позади. — Так держать! — воскликнул он басом, прижимая к себе дрожащего от страха Колю.
— Спасены, борода! — прокричал в ответ капитан, радуясь своей счастливой судьбе.
Хатагов с тревогой посмотрел назад и пошарил глазами в небесной тьме: не попал ли в беду «ПО-2», который вез его адъютанта?
— Доплелись! Иду на посадку! — услышал Хатагов голос летчика.
Колеса «Р-5» мягко коснулись земли, и самолет, вздрогнув, покатился по твердому грунту прифронтового аэродрома.
Взволнованных, радостных пассажиров окружили несколько автоматчиков. Пожилой сержант пошушукался с летчиком, потом обратился к Хатагову и приказал следовать за ним. «Что это? Почетный эскорт? К чему такие «почести»?» — подумал про себя Хатагов. Но приказ — есть приказ, и он тут не командир, — надо подчиниться.