Мой маршрут, которому я редко изменял за годы в лагере, полегает вдоль уличного кинотеатра и столовой через служебный КПП в лес. Обычно я бегу по пешеходной тропе, которой вожу ребят на озеро, потом ныряю в густые заросли дикой ежевики и, ускорившись, через пять-шесть минут оказываюсь на берегу с противоположной стороны водоема. В жару я часто здесь купаюсь, но сейчас самое начало июня и по утрам в предгорье еще довольно прохладно, поэтому сегодня я намерен ограничиться физическими упражнениями на суше.

Территорию «Синички» я по привычке покидаю под громкие басы в наушниках, но уже через минуту понимаю, что они мне ни к чему. Шепчущий шум листвы, звонкий щебет птиц, хруст сухих веток под ногами — вокруг меня именно то, о чем я мечтал днями и ночами в городе. Глупо портить все это музыкой, даже любимой.

Не прерывая бег, убираю наушники в карман. Выдерживаю ритм, позволяю себе короткие ускорения и небольшие передышки и дальнего берега озера достигаю уже через пятнадцать минут. Здесь делаю первую остановку. Хватая ртом воздух, впитываю в себя совершенство момента: буйную зелень с каплями росы, мелкую рябь воды, легкую дымку, стелящуюся над озером. Хочу спуститься ниже к пляжу, но вдруг замечаю маленькую фигуру в мешковатой толстовке с капюшоном, выскочившую из зарослей можжевельника.

Первая мысль, от которой в кровь прыскает адреналин, — кто-то из ребят умудрился сбежать из «Синички», миновав охрану, но через секунду капюшон, скрывающий от меня личность беглеца, спадает, и под ним оказывается копна белокурых волос, перехваченных желтой лентой, и знакомое лицо, которое я бы предпочел никогда не видеть.

Желудок судорожно сжимается, а в груди становится тесно, словно легкие распухли, не оставив шанса нормально дышать. Твою мать, что Александрова забыла здесь в такую рань?

Пока я ищу ответ на свой вопрос, девчонка сбрасывает с ног кроссовки, потом стягивает толстовку и спускает легинсы, ловко переступая через них босыми ногами. Не успеваю отойти от первого шока, как она избавляется от яркого топа, который через мгновение падает на землю, и, если не считать паутинки низких желтых трусов, оказывается полностью обнаженной.

Блять, я сплю еще, что ли?

От сцены, которая разворачивается перед моими глазами, в штанах становится тесно, а на спине выступает испарина. Я отдаю себе отчет, что мне надо сваливать, но какая-то непреодолимая сила удерживает меня на месте, не позволяя отвести взгляд от Александровой.

Сука. Сука. Сука.

Я всегда знал, что она хороша, но только сейчас понимаю — насколько. Стройная, женственная, с тонкой талией, высокой грудью и округлыми бедрами… Меня сложно назвать новичком в изучении женского тела — красивых девчонок я знал предостаточно, но даже я вынужден признать, что она заслуживает твердую пятерку по всем пунктам. Чертова стерва.

Пока я жадно смакую ее наготу, Александрова по щиколотку заходит в воду. Дура. На улице холодно и ветрено — если она не подхватит воспаление легких от купания в ледяном озере, то наверняка сделает это, пока будет возвращаться в лагерь. Уповаю на ее благоразумие, но она, предсказуемо, не оправдывает моих ожиданий: одно короткое мгновение на передышку и она с разбега ныряет в озеро.

Дыхание застревает у меня в горле. Я едва сдерживаюсь, чтобы не выйти из своего укрытия, и не заставить девчонку вернуться на берег, но вовремя напоминаю себе, что Лера Александрова — не моего ума дело. Она может купаться в озере, прыгать с тарзанки и переспать с половиной лагеря — меня это совершенно не касается. Самое разумное сейчас, не пытаться вытащить ее из озера, а уйти, вычеркнув любые воспоминания об этом инциденте из своей памяти.

Резкий порыв ветра заставляет меня поежиться от дискомфорта. Интересно, каково ей в воде? Предательское воображение тут же подсовывает мне провокационную картинку, от которой низ живота наполняется горячей тяжестью: словно наяву вижу, как от холода ее гладкая кожа покрывается мурашками, а соски соблазнительно напрягаются, призывая ощутить, как они твердыми горошинами упираются в ладонь.

Твою мать.

В этот момент я почти себя ненавижу. Пускать слюни на Александрову после того, как она обошлась с Вадиком — это просто дно. А я, к тому же, верю в мужское братство и кодекс дружбы, как бы напыщенно это ни звучало. Бывшие пассии друзей — это табу, не имеющее давности лет, даже если есть мало вещей на свете, которые здесь и сейчас привлекали бы меня больше, чем возможность вытрахать стерве мозги.

С трудом отвожу взгляд от озера, где умиротворенно плещется обнаженная русалка, и глубоко дышу носом, пытаясь вернуть утраченное самообладание. Честное слово, веду себя как мальчишка в пору полового созревания. Наверное, это сказывается длительное отсутствие секса: с Дианой я расстался два месяца назад, и в моей жизни за это время вряд ли было что-то кроме нудной дневной работы в офисе и игры на бирже по вечерам. Дурак, надо было перед поездкой в лагерь снять кого-нибудь для взаимного удовольствия, чтобы теперь не было так мучительно больно, особенно в перспективе провести два месяца в роли наблюдателя за интрижкой Александровой и Матвея или любого другого лопуха, которого она сможет одурачить.

Запрещая себе смотреть в сторону озера, я отступаю назад. Откуда-то возникает паршивое ощущение побега, но я не позволяю ему взять над собой верх. Нет ничего зазорного в том, чтобы уйти, не дав о себе знать — стерва и я не друзья, чтобы наши отношения можно было рассматривать в контексте правил приличия.

Когда я возвращаюсь в лагерь, Матвей и Паша уже на ногах будят отряд. Обменявшись приветствиями, я торопливо иду переодеваться — сегодня моя очередь вести ребят на зарядку, а к своим обязанностям я отношусь серьезно.

На стадион «Синички» мы с мальчишками приходим одними из первых. Быстрее нас оказываются только смешанный отряд малышей из восьмого отряда и девочки из первого. К полному изумлению, в пестрой толпе замечаю Александрову. Обтягивающие легинсы она сменила на короткие шорты, подчеркивающие длину ее ног, а вот бесформенная толстовка на ней все та же, что и на озере. Заставляет меня задуматься, надела ли она нижнее белье или под плотной тканью она как Ева в райском саду.

Совсем крыша у меня поехала.

Пока на площадку подтягиваются остальные отряды, наш физкультурник Ваня, который параллельно выполняет функции трудовика, спасателя и ди-джея на дискотеках, свистит в раритетный свисток и жестами призывает всех построиться. Передав ему ребят, я отхожу в сторону и, присев на лавочку, отстраненно наблюдаю за зарядкой. В целом, у меня нет никакой конкретной цели, но глаза сами собой находят в ровных рядах Александрову.

Подумать только, как она старается! Наклоняется так, что толстовка натягивается на груди, почти не оставляя у меня сомнений, что стерва даже не удосужилась надеть лифчик. Повторяя за Ваней, она грациозно тянется вбок, отчего толстовка задирается, открывая полоску обнаженной кожи, а я чувствую неожиданно острый всплеск возбуждения.

— Ты на сиськи новенькой что ли пялишься? — на лавку рядом со мной с шумом опускается Матвей.

— Отвали, — отвечаю грубо.

— А говорил, не интересно, — не унимается засранец. — Не осуждаю тебя — сиськи что надо.

— Заткнись, а? — недовольно скалю зубы. — Похер мне на новенькую и ее сиськи.

— Ну, раз так, — давится смешком Волков. — Тогда я посмотрю. Мне-то совсем не похер.

Не похер тут не только Матвею. Культурист Ваня тоже из штанов готов выпрыгнуть, чтобы впечатлить вожатых женского пола. В принципе, это его обычное состояние, но Александровой он явно уделяет особое внимание. Вон даже тянутся помогает, нахально лапая за спину и руки.

Сука.

— Отряд в столовую сам веди, — резко бросаю Волкову, вскакивая с лавочки. — У меня дела.

Как же. Дела. Холодный душ. И желательно еще одна пробежка, чтобы не наделать глупостей. Например, не врезать Ване по его смазливой роже. Руки у меня давно чешутся, еще с прошлого года, и Александрова здесь совершенно ни при чем.