Несмотря на тяжелое поражение вождей приморских племен, Ингэ не осмелился провести в жизнь свое постановление о замене "племенных значков" и назначении чиновников для управления восточными племенами. Протест, который вызвал его указ, оказался настолько сильным, что его пришлось отменить, по крайней мере, по отношению к приморским племенам. Чрезвычайно примечателен следующий факт: Ингэ обратился к Агуде со специальной просьбой не назначать чиновников (дубочжанов) в четырех восточных областях — Тумынь, Хунчунь, Ехуэй, Синсян, "а также у племен к востоку от гор". Испуганный необыкновенным размахом борьбы, неспособный подавить ее окончательно Ингэ пошел на уступки в очень важном вопросе. По сути дела, согласие не назначать дубочжанов — это не что иное, как своего рода замаскированная капитуляция Ингэ перед родо-племенной верхушкой восточных племен. По-видимому, силы Ингэ оказались слишком слабыми, чтобы держать в подчинении даже разрозненные и разгромленные в ходе карательного похода племена. Не случайно также, что пойманных при осаде Милимишиханьчена вождей Дунэня и Дикудэ не убили, как "бунтовщиков". Такое необычное гуманное отношение к врагам, которые поставили межплеменной союз чжурчжэней на грань катастрофы, конечно же, вынужденная мера. Вероятно, Ингэ надеялся политикой всепрощения расколоть силы восставших и усмирить ярость борьбы.

Отказ от проведения в жизнь указа о ликвидации привилегий родовой знати племен востока диктовался также тем, что оставался еще один оплот восставших — город Асучен. Войска под руководством Хэчжэ терпеливо продолжали его осаду в течение 1100 г. Затянувшаяся борьба за город Асу объясняется, по-видимому, не столько значительными силами осажденных, сколько боязнью Ингэ и его советников штурмовать город до окончательного разгрома суйфунских и хэланьскнх племен. Захват города мог привести к прямому вмешательству Ляо, а может быть и Коре в межплеменную войну на востоке и осложнить и без того тяжелое положение, в котором оказалась армия Сагая. Однако характер военных операций против Асучена резко изменился сразу же после поражения хэланьских племен. Положение войск Хэчжэ в значительной мере улучшилось еще и потому, что ему подчинился один из племенных вождей — Маодулу. Асу, оказавшийся в особенно тяжелом положении, вновь бежал из своего города в Ляо. Ингэ, чтобы завершить усмирение восстания и окончательно разгромить Асучен, послал в помощь Хэчжэ своего домоуправителя Шилу и Улиньда. С ними он направил письмо, в котором давал подробные инструкции о поведении в случае прибытия к Асучену послов из Ляо. Даже после победы в Хэлани Ингэ не рисковал вступать в открытый конфликт с ляосским императором и ослушаться его приказаний. В то же время он ясно представлял, что его старый враг Асу сделал все, чтобы предотвратить уничтожение Асучена. Он, вероятно, пугал киданей перспективой усиления чжурчжэней и жаловался на притеснения своего племени — верного вассала Ляо. Асу также объяснял императору, что межплеменная война, возникшая в Хэлани, — внутреннее дело восточных племен, в которое Ингэ не имеет основания вмешиваться. Порядок у себя восстановят сами местные племена, без вмешательства извне.

Вот почему Ингэ решил выйти из создавшегося положения, применив хитрость, к которой обычно прибегала чжурчжэньская дипломатия в отношениях с Ляо. Он приказал Хэчжэ одеть свое войско так же, как одевались люди в Асучене. Штандарты отрядов чжурчжэни тоже сменили на новые, такие же, как у войск Асу. Когда важный ляосский посол в сопровождении уполномоченных Ингэ генералов Хулу и Мосуня (вождей племен пуча) появился около крепости Асучен, он, к своему удивлению, не обнаружил около нее войск Ингэ, роспуска которых ему предстояло потребовать. Перед послом, как сообщается в "Цзинь ши", появился Хэчжэ "в одежде подданных Асу" и гневно закричал на Хулу и Мосуня: "Какое вам дело до междоусобных войн наших племен? Кто знает вашего вождя Ингэ?" Так мог кричать только приближенный Асу, доводы которого, безусловно, хорошо знал посол Ляо. Хэчжэ не остановился на словесной перепалке, а, схватив копье, заколол лошадей Хулу и Мосуня. Испуганный и сбитый с толку ляосский посол, недоумевая, удалился от крепости. У него не хватило смелости вернуться снова к Асучену. Посольство отбыло в Ляо. Руки осаждавших крепость оказались, наконец, развязанными. В течение нескольких дней Хэчжэ штурмовал крепость, взял ее, а затем разрушил и разграбил до основания. Сына Асу — Дагубао, который руководил отчаянной обороной крепости, победители предали смерти. После победы войска Хэчжэ вернулись обратно.

"Дело крепости Асу" на том не кончилось. Асу, разъяснив недоразумение, пожаловался ляосскому императору и потребовал возмещения убытков, связанных с разрушением города. Дело приняло неприятный для чжурчжэней оборот, ибо происшествие свидетельствовало о прямом вызове киданям и, более того, о пренебрежении желаниям самого императора. Разгневанный государь послал вождя племени Си и Илэ со строгим наказом разобраться в деле. Ингэ пришлось явиться на встречу с послом императора. Она состоялась в деревне Синьхэцунь на берегу р. Люшуй. Илэ потребовал возвратить все награбленное при захвате Асучена, вернуть пленных, "а за убитых дать плату". В качестве выкупа за убитого Дагубао посол потребовал представить несколько сот лошадей. Согласно "Цзинь ши", Ингэ после совещания со своими приближенными ответил посланнику так: "Если предоставить возмещение Асу, то все племена не будут выполнять приказов и распоряжений". Летопись не сохранила возражений Илэ, но их не трудно представить. По какому, собственно, праву Ингэ требовал выполнения приказов и распоряжений у племен, которые и не должны подчиняться ему? Вот, по-видимому, почему посол продолжал настаивать на предоставлении возмещения, а Ингэ по-прежнему возражал. Он, вероятно, почувствовал слабость Ляо и твердо стоял на своем.

Ингэ решил нанести новый дипломатический и военный удар своим соперникам и одновременно дать понять Ляо, что без помощи его войск ляосскому императору не обойтись. Он прибегнул к уже испытанному ранее коварному приему: подговорил племена, жившие на реках Чжувэй и Сюда, закрыть "Соколиную дорогу", а вождю племени бэгудэ приказал разъяснить ляосским военным руководителям: "Если желаете открыть Соколиную дорогу, то, кроме вождя диких нюйчжи, никто больше не сможет сделать". Киданям не оставалось ничего другого, как приказать Ингэ усмирить чжувэй и сюда. Платой за услугу при торге сторон как раз и оказалось "дело крепости Асу". В Ляо обещали более не вспоминать неприятный инцидент. Итак, кидане предали своего вассала Асу сразу же, как только появилась опасность, с которой они сами не могли справиться, и "дело крепости Асучен было оставлено" в покое. Ингэ, вместо того, чтобы отправиться с войском усмирять чжувэй и сюда, распустив ложные слухи об усмирении "Соколиной дороги", преспокойно занимался охотой и рыбной ловлей на р. Тувэньшуй. Составители "Цзинь ши", явно потешаясь над простотой и доверчивостью ляосского двора, сообщали далее о подарках, которые направили кидани с послами в благодарность за успех в умиротворении Соколиной дороги (1102 г.). Через год Ингэ передал дары через Пуцзяну вождям племен чжувэй и сюда, которые их заслужили по праву. Сам Пуцзяну, произведя ремонт "Соколиной дороги", вернулся вскоре обратно.

Впрочем, дело, конечно, не столько в том, что кидане дали себя обмануть, сколько в глубоком упадке, который начала переживать в тот период империя. Нельзя не обратить внимания на то, что при подавлении восстаний восточных приморских племен Ингэ, в противоположность его предшественнику Хэлибо, не представлял "бунтовщиков" киданям. Напротив, большинство их сами искали пристанища у ляосского императора или обращались к нему с жалобами на притеснения Ингэ. Отсюда можно сделать вывод, что кидане все больше опасались набирающего силы чжурчжэньского племенного союза, который возглавили вожди ваньянь. Конечно, принять беженцев с востока значило не одобрять политику Ингэ, но в то же время кидани не рисковали прямо вмешиваться во внутренние дела чжурчжэней, тем более, что звание цзедуши и право управления всеми племенами "диких нюйчжи" именно родом ваньянь в свое время предоставил им сам император. Кидане определенно намеревались в будущем использовать Ингэ, а также его преемников как послушное орудие умиротворения непокорных восточных племен.