Этот процесс буквально захватывает и здорово расширяет сознание. К концу наряда гуся обыкновенно настигает буддистское равнодушие к мирской сущности.
Больше всего мы с Чучундрой опасались помывки туалета, но это оказалось пустяком. Туалетом в роте никто не пользовался, именно поэтому унитазы и кафель сверкали белизной и первозданной свежестью. В туалете можно было только курить.
Настоящий же сортир находился метрах в двадцати снаружи. Это было некое подобие деревянного неотапливаемого сарая с живописными дырками в полу. Под дырами были установлены железные бочки для сбора, так сказать, урожая. Клозет был соединен с ротой деревянным же коридором, который сержанты называли галереей.
Особая дверь из теплого белого цивильного туалета вела в холодную галерею и далее в сортир-сарай с дырками, бочками и температурой, равной забортной. Мыть там было невозможно, да и не требовалось. При минус сорока все и так замерзало на ходу.
Рязанов сообщил нам, что галерея и внешний сортир-холодильник вне сферы нашей уборки. Чучундре же, неосторожно поинтересовавшемуся, кто же те несчастные, приводящие в порядок галерею, сержант туманно ответил:
– Не суйся, тля, гусяра, а то ты там порядок наведешь.
Также не нужно было мыть оружейку, ибо она была заперта, опечатана и подключена к сигнализации, чтобы солдаты не перестреляли друг друга и командиров.
Собственно, нам оставалась сущая ерунда. Мы протерли пыль и взялись за швабры. Рязанов терпеливо ждал, когда мы закончим. Мы были чрезвычайно довольны, завершив уборку. Не так уж все оказалось и страшно. Сделали все, и есть еще время отдохнуть. Мы по очереди сбегали на обед и вернулись, предвкушая отдых и похвалу.
Сержант Рязанов вынул из кармана беловатый платок и пошел по кубрикам, проверяя следы пыли на тех местах, куда он мог дотянуться. Очень быстро платок посерел, поскольку верхние части дверных плинтусов и заглушки электровыходов мы опрометчиво упустили.
– Вы что же, гуси? – удивился сержант, – расстроить меня хотите? Хотите, чтоб я огорчался? Чтоб мне люлей за вас навтыкали? Разве вы этого хотите?
– Никак нет, товарищ сержант, – хором ответили мы, а Чучундра добавил с чувством:
– Извините нас, пожалуйста! В следующий раз мы все уберем как нужно.
– Конечно, уберете, – разулыбался сержант, – вот прямо сейчас и начинайте! Ну, тля, бегом, монстры! Сгною в нарядах!
Мы сделали всю уборку сначала. На этот раз сержант обратил внимание, что пол мы мыли швабрами.
– Как же это я сразу не заметил, – сокрушался он, – швабрами ведь у нас никто не моет. Даже не знаю, как они еще сохранились. Швабра – это же вчерашний век. Каннибализм!
– А чем же мыть? – спросил я, предполагая, что нам выдадут специальные боевые поломойные установки цвета хаки и на электричестве.
– Чем мыть? – переспросил Рязанов, – да вот же чем! Вот же они у вас мудаков, по обеим сторонам висят, руки называются. Руками мыть. Вперед! Бегом, арлекины, время идет, а ничего не убрано!
…Вернулась наша рота с прогулки на свежем воздухе. Никто не выглядел хорошо отдохнувшим. Панфил с Джаггером рассказали заплетающимися языками, что до обеда рота перебрасывала снег с левой стороны дороги на правую, а после обеда возвращала перекинутый снег обратно.
От бойцов валил паровозный пар, шапки и воротники обросли инеем, как морды зимних лошадей.
Солдаты принялись было раздеваться, но опытный сержант Налимов построил их, приказав рассчитаться по порядку номеров. Одного не хватало…
– Млядь! Так я жопой и чуял, – гордо сказал Налимов, – прямо чуйка у меня была, что потеряли кого-то.
– Батю потеряли, – заорал Джаггер, – молодец Батя, догадался свалить с этой лавочки! Я следующий!
– Куда ему, дураку, бежать? В тундру песцов кормить немытым телом? – рассудил Налимов, давая Джаггеру легкую плюху за длинный язык.
– Не, он гаденыш, где-то в тепле пришипился. Найду – нарядами задрючу падлу.
– Может, его прапорщицы с узла дешифровки похитили? – завистливо предположил сержант Рязанов. – С его-то хозяйством могли не устоять. Вся часть уже про его мудя базарит, всем растрепал Опенок-то.
– Чтоб только тебя не похитили, – оборвал небрежно коллегу Налимов, – кому он сдался, недомерок.
И заорал:
– Рота, на выход, ищем Батю! Пока не найдем, отбоя не будет!
По счастью, Батю нашли через пять минут. Он попросту задремал в сугробе, и его случайно присыпали снегом.
По пути в роту Джаггер успел пару раз сунуть Бате под ребра, чтоб проснулся. Дознание, устроенное сержантом, злого умысла и тем паче попытки дезертировать не обнаружило.
– Сомлел я, братцы, – бормотал Батя, раздирая рот корявым зевком, – сомлел совершенно, ну и прикорнул на снежку-то, мягко. Как на перине.
От услышанного сержант Налимов даже растерялся.
– И что, не холодно было, гусяра? – спросил он.
– Так я привыкший, – ответил Батя степенно, – у нас в леспромхозе, как дизельная сгорела, неделю так и спали. Как ведмедя́.
Налимов обозвал Батю заполярным клоуном и повел роту в ленкомнату писать письма родителям.
– Чтоб не потеряли вас, долботрясы. А то Дядя Ваня шкуру с меня спустит.
– Кто такой Дядя Ваня? – спросил меня Чучундра.
– Не знаю. Не все ли равно. Зато мы в тепле, – ответил я, и мы принялись перемывать пол руками.
Так действительно получалось намного чище, поскольку объект мытья был прямо под носом. Правда, немного болела спина.
– Ничего, Бабай, – утешил меня Чучундра, – теперь уже ему, черту, придраться не к чему.
Черт сержант Рязанов и не думал ни к чему придираться.
– Вот теперь уже лучше! Другое дело, ведь можем когда хотим, – сказал он сдобным голосом, – скоро закончим, а то устал я с вами. Ну вот. А теперь я вас научу мыть пол по-настоящему.
И он нас действительно научил…
Сержант Рязанов, не спеша прошел в пожарный уголок, оперся спиной о стену и ногами одну за другой опрокинул все три пожарных бочки.
Шестьсот литров мутной воды понеслось по коридору.
– Совместный советско-японский метод, – пояснил нам Рязанов, – полярное цунами. Что стоите? Взяли тряпки и вперед на борьбу со стихией.
До утра мы с Чучундрой ликвидировали природную японскую катастрофу.
Выяснилось, что Чучундра, человек с высшим, хотя и не вполне оконченным образованием, попавший в армию лишь благодаря нелепой случайности и группе «Пинк Флойд», умеет очень точно излагать свои сокровенные мысли.
Собирая тряпкой пожарную воду и елозя по крашеным доскам мокрыми коленями, Чучундра шепотом, в рифму и с деепричастными оборотами, сообщил, кем на самом деле является сержант Рязанов, его мама, папа и прочие родственники до седьмого колена.
Досталось и японскому императору за милитаризм и отсутствие надежных методов борьбы с цунами.
Кроме того, Чучундра озвучил несколько возможных версий будущего пресловутого сержанта, и все эти версии были позорными и безрадостными.
Мы закончили уборку и наполнили вручную, ведрами злосчастные пожарные бочки. Видимо для следующих дневальных.
После наряда нам удалось подремать полчаса.
Мне снилось, как я четвертую сержанта Рязанова и топлю жалобно кричащие четвертушки в пожарной бочке.
Сержант Налимов в эту ночь, наверно, снился персонально Панфилу и Джаггеру.
Сны наши освещало, мерцающее адскими сполохами, полярное сияние.
…На первом же перекуре в туалете Панфил заявил:
– Мне все понятно. Это конец. Но этот конец нужно просто перетерпеть всего один год, а дальше мы уже станем помазками – и всё. Аля-улю! Положим на всё с прибором! А сейчас, братушки, я почитаю вам стихи…
…Я раб
Своей
Рассохшейся галеры.
В плену людей,
Любви,
Долгов и веры.
Земли
Не видел я
Давным-давно.
Не плыть нельзя.
Куда?
Мне всё равно.
Уже
Века
В крови мои ладони.
Как помощь не зови —
Я не был понят.
Они – почти
Такие же, как я —
Ушли.
В душе не пожалев меня.
В душе?
Ах, право,
Жалость унижает.
Меня уже ничто не утешает.
Я буду тронут —
Бросьте для прикола
Бутылку рому
Полную по горло
С высоких палуб
Ваших кораблей.
Я был обманут —
Уплыву скорей…
Плыви,
Руби волну,
Моя галера.
Пойду ко дну —
Верна ли будет мера
Для бед моих,
Усталости и лжи?
А напоследок,
Мой читатель грешный,
Обремененный юностью неспешной,
Прошу тебя, посмейся от души…