Кролик аргументировал от лица прокурора.

Ни хрена у нас не получалось. Все доводы защиты разбивались в прах. Было понятно, что если кто-то из радистов показал, что частота фальшивая, то отвертеться не выйдет. Оставалось одно: отрицать абсолютно всё наглухо и настаивать, что «авакс» действительно выходил в эфир.

Если нас собирались взять на понт, то доказать обратное невозможно, но если сука-радист стучал не только на ключе, то нам накрутят сколько не жалко. А про жалость в Красной Армии мы и не слыхали.

– Вот видишь, Панфил, до чего бабы доводят? – наставительно бурчал Джаггер хмурому поэту.

– Лучше б я с ней и не знакомился, – отвечал разочаровавшийся в женщинах Панфил, – да и вообще, лучше бы перетерпел. Письмо пришло, мать выписалась, здорова. С отцом снова сошлись, оладьи пекут, артисты… Вас всех втянул хер знает куда…

– Лучше вы, граждане, думайте, что на допросе врать будете, – напомнил я о теме собрания.

– Что за дела, – возмутился Чучундра, – мы правду скажем. Был борт в эфире, был пеленг, вот частота, идите в жопу, господа.

– Что скажешь, Кролик?

– Ничего не скажу. Думаю. Но всё это детский лепет…

– Надо покурить.

Мы закурили.

Я, устав сидеть на табуретке, перебрался на свободный топчан. Никто из отдыхающей смены не занял его, место возле батареи было слишком жарким для спящих в одежде бойцов.

Сизый дым вился змейками вокруг лампочки. За столом переругивались вполголоса Панфил с Джаггером. Кролик помогал Чучундре формулировать его будущие показания.

Раньше мне казалось, что камень на сердце – простая метафора. Сейчас этот камень вдруг обрел вес и тяжелую злую силу и давил, давил, не помещаясь уже в груди.

От этой тяжести все вдруг сделалось безразличным и бессмысленным, как черно-белый фильм, без героев, без сюжета и без финала.

Я пытался понять жалко ли мне себя, страшно ли мне, но никак не мог разобраться в собственных чувствах.

Я представил, как меня будут расстреливать перед строем, под барабанную дробь. Наверное, привлекут барабанщика из группы «Странники», другого-то у нас нет. Замполит приведёт меня к исповеди. Майор Пузырев крикнет «Пли!», и я упаду в сугроб, красиво раскинув руки. Тут я, как бы, начал немного репетировать это самое раскидывание и томно опустил руку на раскаленную батарею. И, разумеется, зашипев от боли, уронил горящий окурок между радиатором и стеной.

Весь этот паршивый, губительный декаданс безнадежных мыслей боль вымыла из моей головы, как дерьмо из унитаза, словно всей мощью смывного бачка, одним махом.

Я скатился с топчана и, схватив швабру, принялся выковыривать окурок. Непогашенный бычок в деревянной караулке мог воспламенить все за считанные минуты.

Вместе с дымящимся, помирающим чинариком швабра извлекла из-под батареи еще один предмет.

Это была та самая детская книжка, которую Батя приволок из библиотеки в свой день рождения. Точно, она! Вот и фантик конфетный вместо закладки. Видать, он, балбесина, ее туда сунул, да забыл…

Я вернулся к столу, поплотнее прикрыв дверь в кубрик со спящими.

– Чуваки, гляньте, – позвал я, – Батину книжку нашел. Я потряс находкой, сметая густую пыль и труху.

– Лучше б ты сберкнижку нашел, – туповато пошутил Джаггер, – да не тряси ты этой дрянью тут, и так дышать нечем.

– Дай-ка посмотреть, – попросил Кролик.

Он открыл книгу там, где Батей была оставлена закладка – фантик от конфеты «Радий», пошевелил губами, читая про себя, и сказал: – Вот тут хорошее место! И картинка!

И прочел вслух:

«…Сиракузерс очень удивился, когда увидел приставленное прямо к его рту дуло автомата.

Пардон, я ничего не заказывал, – пробормотал он и полез было себе под галстук за таблеткой ориентации, но тут над его головой прогремел страшный голос:

Ни с места, папаша, а то наглотаешься пуль!

Мясной король поднял глаза, увидел над собой каменную челюсть, сплющенный нос, чёрные очки, вспомнил молодость и понял: он в руках «ганга».

Прямо скажем, ничего особенного в самолёте не происходило. По нынешним временам довольно обычная процедура. Два бандита держали под мушками экипаж самолёта, пожилая дама в шляпе с розовыми цветочками угрожала бомбой пассажирам, а четвёртый бандит, самого устрашающего вида, адресовался лично к мультимиллионеру Сиракузерсу. Словом, происходил вполне тривиальный «хай-джекинг», то есть угон самолёта в неизвестном направлении…»

– Супер! – стараясь кричать шепотом, возликовал Джаггер, – вот и нам бы так.

– Чтобы нас в самолёте угнали, что ли? – поинтересовался Чучундра.

– Да нет, умнило очкастое, чтобы мы его угнали!

– Мало тебе частоты фальшивой, тебе ещё угон самолёта подавай.

Панфил вдруг оживился:

– Был бы самолёт, угнать вообще не проблема…

– Как ты его угонишь? Ты хоть машину-то угонял?

– Машину нет. А ве́лик раз угнал, в четвертом классе.

– А я машину угонял, понял? – засуетился Джаггер. – Ну, почти что угнал. Поливалку. Если бы не поймали… ох как меня тогда мудохали…

Вы все взбесились, – сказал я, – что вы несёте, какой самолет? Откуда?

– Вообще-то самолет есть, – сказал Кролик очень спокойно, – раз в неделю, по воскресеньям. Рейс Москва – Анадырь. Нужно только уточнить, когда он в Тикси будет.

– Откуда знаешь?

– Так до армии ещё мы с сестрой раза три в Москву летали. Я точно помню.

– А расписание?

– Так сейчас проверим.

– Стоп, стоп, – засуетился Чучундра, – какое расписание, зачем? Вы что, всерьез этот бред обсуждаете?

– Нет такого бреда, который не мог бы стать явью, – отчеканил Панфил. – Сидеть-то точно не лучше.

Кролик уже накручивал диск городского телефона.

– Алло, справочное? Здрасьте. А когда, скажите, девушка, рейс на Анадырь? Какой? Ага. Вот спасибо!

Кролик повернулся к нам:

– Нынешней ночью, то есть с субботы на воскресенье, в четыре часа утра…

– …Без объявления войны, – продолжил Джаггер голосом Левитана и получил от Панфила подзатыльник.

– И чё теперь делать? – довольно спросил Джаггер.

– Думать. Думать! То есть, делать то, что тебе не свойственно, – сказал Чучундра.

– Вообще-то, – сказал я, – у нас в Туймадске как-то раз бортмеханик с пистолетом угнал Ан-24 с пассажирами в Китай. Пригрозил пилотам и угнал.

– Вот молодец! – похвалил Джаггер.

– Экипаж, пассажиров и самолет китайцы вернули, – продолжил я рассказ, – а бортмеханик на киче китайской сидит, двенадцать лет дали за пиратство.

– Нет, не молодец, – разочаровался Джаггер в бортмеханике.

– Не туда он летел. В Штаты надо было. Штаты не выдают и не сажают.

– До Америки он бы не дотянул.

– А мы?

– Что мы?

– Мы дотянем?

– Оставь ты эту чушь, пожалуйста…

– Не, ну чисто теоретически?

– Теоретически там от Анадыря можно долететь. Ну, скажем до базы «Эллисон» на Анкоридже, вполне возможно. А если не забирать к югу, представь карту, идти напрямик, то вообще наверняка.

– Ну вот!

– Теоретически, Джаггер! Теоретически!

– Хватит! – Чучундра даже встал. – Вы все несёте херню! Как дети, честное слово. Нашли детскую книжку с картинками, которую к тому же ещё Батя лично выбирал – и фантазируете. Мыслить надо (тут он посмотрел строго на Джаггера) логически! Итак, что мы имеем?

– Что? – спросили мы.

Я даже, в глубине души обрадовался, что Чучундра сейчас разрушит железной логикой все наши нелепые фантазии и, остудив слегка, вернет нас на твердую землю.

– Мы имеем, с одной стороны, – продолжал Чучундра учительским голосом, – перспективу ареста, следствия и, с высокой степенью вероятности, суда. И наказания, между прочим, тюрьмой или дисбатом. С другой стороны, – он подумал немного, – мы имеем нежелание идти в тюрьму, оружие, патроны и самолёт, способный теоретически долететь до Штатов. Еще мы имеем сегодня день Советской Армии и, соответственно, бухой личный состав везде и всюду, до завтрашнего полудня…