— Хватит этого эфемерного дерьма, — достаточно резко ответил Мэтт. — Ты сам все прекрасно понимаешь. Это была война, а на войне есть только один закон: либо ты, либо тебя.

— Именно! — Деймос ликовал. — Либо ты, либо тебя. Единственный закон, который имеет право на жизнь, да, старик? Скольких ты убил, следуя своей логике?

Мэтт встал со своего места и подошел вплотную к Деймосу. Сейчас ему было все равно, кто он и на что способен.

— Да что ты в этом понимаешь вообще?! Убил? Все эти люди, которых я поставил к стенке, заслуживали этой участи. Сопротивление никогда не казнило без суда! А как еще поступать с убийцами, насильниками и мародерами, когда в твоих лагерях голодают дети, а? Когда твои бойцы месяцами питаются сублимированным дерьмом, которое только поддерживает в теле жизнь? Кормить ублюдков? Пытаться их исправить? В этом мире ты либо рождаешься и живешь человеком, либо подыхаешь, как собака — в петле или прикованный к столбу перед рядом расстрельной команды! Все!

— Оу, спокойнее, — Деймос фамильярно похлопал Мэтта по плечам, чем еще сильнее вывел того из себя. — Но ты не думал о том, что решаешь за других? Или считаешь полевой суд сопротивления самым честным и гуманным?

— Каждый всегда решает сам за себя, — ответил Мэтт, — а мои решения или решения моих подчиненных казнить или помиловать — лишь ответная реакция на действия других людей.

— Тогда почему там, — Деймос кивнул на дверь, — в палате, лежит самый массовый убийца в современной истории? Почему Оливер все еще на этом свете, а, старик? Он совершил злодейств на целую сотню, еще останется, но все еще жив.

В комнате повисла тишина.

— Ладно. Подумай над этим после моего ухода. А вы, — теперь Деймос обращался к Ивору, — Майк, помните наш уговор? Готовы излить душу?

Ивор тер ладони, будто бы готовясь к чему­то.

— Да, помню.

— Отлично. Тогда нам пора, — он внезапно протянул Мэтту руку. — Я не говорил, что ваши приговоры были несправедливы. Я лишь хотел, чтобы вы задумались, почему и зачем вы принимали подобные решения.

Мэтт долго смотрел Деймосу в глаза, пытаясь понять, чего тот добивался этим нелепым спектаклем, но руку пожал.

— Вам же, доктор, руку жать не буду, сами понимаете, — веселым тоном продолжил Деймос.

— Понимаю.

— И куда вы направитесь? — спросил Мэтт.

— В самое сердце этого гнилого государства, само собой, — с улыбкой ответил Деймос. — Ладно, девочка, — обратился он уже к Адикии, — наши вещи готовы?

— Да, у лифта, — сказала все это время молчавшая Адикия.

— Ну что ж, Мэтт, Мелисса, оставляю вас наедине с Михаилом. А мы пойдем.

— Михаилом? — повторил себе под нос Мэтт, но дверь за Деймосом и Адикией уже захлопнулась.

— Что все это значило, Майк? — спросил старый командир уже у хирурга. — Какого черта это было? Что за Михаил?

Ивор ничего не ответил. Он встал, подошел к своему столу и достал из нижней полки упаковку чая.

— Мелли, дорогая, сходи за кипятком и стаканами. Нам предстоит долгий разговор.

Майкл понимал, что не смеет ослушаться Деймоса. Он все еще чувствовал его присутствие в своей голове.

— И что это было?

Они вышли из исследовательского центра, играючи миновав КПП и несколько уровней проверок допуска, и сейчас двигались пешком в сторону города по добротной асфальтированной до­роге.

— Опять спектакль? — повторила на иной манер свой вопрос Адикия.

— Можно сказать и так, — кивнул в ответ Деймос. — Мне нужно было хотя бы немного понять, что за человек Мэтт.

— Разве для этого тебе было недостаточно заглянуть в его сознание?

Деймос улыбнулся и поправил лямку вещмешка.

— Адикия, уж кто, как не ты, должен понимать, что сознание — как река. Оно постоянно течет, изменяет форму в зависимости от заданного ему русла обстоятельств. Невозможно понять человека за одно прикосновение к его разуму, это недоступно даже для меня. Черт, надо было все же надеть броню, что­то я об этом не подумал.

— А я говорила, — упрекнула Деймоса Адикия.

— Да, говорила. А я не послушал.

— Сейчас было бы намного проще идти.

— Но без брони мы будем вызывать меньше внимания в городе, а внимание — это последнее, что нам сейчас необходимо, — заметил Деймос.

Адикия ничего не ответила.

— Так что там с сознанием Мэтта? Что ты увидел?

Деймос задумался.

— Знаешь, ничего особенного. Просто сильный духом и волей, но смертельно уставший старик. Его век подходит к концу, он это понимает, но ничего не может с этим поделать, как и все мы, — он опять поправил лямку. — Все мы когда­нибудь умрем.

Остаток пути они прошли молча. Минуя окраины, состоящие из безликих бетонных коробок для рабочих, они вышли к торговому кольцу, опоясывающему Столицу.

Город занимал огромную площадь. Центральное кольцо небоскребов, в котором находились различные ведомства, лаборатории и организации (как государственные, так и частные), прорезало небо и производило эффект монолитной стены. Внутри делового сектора находился правительственный: здание Совета и резиденции его членов, корпус контрразведки, часть столичного гарнизона, отведенная под охрану власть имущих.

На внешней стороне делового сектора кипела жизнь. Там размещались бары, кафе и редкие рестораны для элиты этого мира, дома, где проживали клерки и военные. «Кольцо жизни», как называли его рабочие, не подпадало под правила комендантского часа, хотя патрулей на улицах временами было больше, чем обычных прохожих. «Кольцо жизни» было отгорожено от основной массы населения кроме всевозможных КПП и застав еще и торговым рядом — буферной зоной шириной в несколько километров, — где сливались воедино потоки работяг с окраин, ищущих всякие диковины, довоенную технику, антиквариат. Все, что можно было продать, можно было и купить на кольце торгового ряда.

Организовался он стихийно. Когда­то, после возведения правительственного центра и внутреннего кольца, эта огромная площадка планировалась как зона для дальнейшего расширения Столицы, однако рост нападений на госслужащих и их семьи, грабежи и разбой вынудили армию закрыв внутреннее кольцо и ввести систему допусков.

Примерно три четверти жителей Столицы обретались за пределами «Кольца жизни», в торговом ряду и на рабочих окраинах, с одной стороны от которых еще простиралось недавно стертое с лица земли Гетто. Некоторые мастера, инженеры и руководители предприятий имели ограниченный допуск внутрь кольца наравне с военными, остальным же приходилось довольствоваться ролью обслуги своих правителей.

Судя по толчее на торговом ряду, было воскресенье.

— Держи сумку крепче, — тихо бросил Адикии Деймос.

Сам же он отточенными, будто привычными для него движениями раздвигал перед собой толпу, не брезгуя и поорудовать лок­тями.

— Смотри, куда прешь! — какой­то лысый мужчина заорал на Адикию, которая чуть не перевернула его телегу с кастрюлями. — Руки от товара!

Девушка думала, что ответить, но Деймос схватил ее за рукав и потащил за собой.

— Тут где­то наши операторы, а ты на километр фонишь, — прошипел ей на ухо Деймос.

— В смысле? — не поняла Адикия.

— В смысле нервничать меньше надо, — продолжил полушепотом Деймос. — Нам сейчас надо раствориться в толпе, а не светиться на всю Столицу.

Адикия даже не успела сообразить, что происходит, а ее товарищ уже втащил ее на один из боковых рядов, на котором стояли палатки, а проход был настолько узок, что двое мужчин с трудом могли разминуться. С крючков навесов свисало различное тряпье: списанная солдатская форма, новые комбинезоны, перчатки, белье.

— Эй, парень, купи жене туфли! — наперерез Деймосу бросился какой­то коротышка, держащий в руках пару новых, даже в чем­то симпатичных коричневых туфель на низком каблуке. — Купи жене туфли, мужик! Чего она у тебя в ботинках­то! — не унимался торгаш, пока Деймос пытался его обойти.

— Спасибо, не интересно, — бросил он и попытался обогнуть назойливого торговца, но тот его не пропускал.