— Я живу на первых двух, а все остальные этажи занимают лаборатории и кладовки… — объяснил мне гном, открывая дверь в горницу. — Прошу! — он пригласил нас войти. Комната, как я и ожидала, представляла из себя нечто среднее между библиотекой и лабораторией: по кругу все стены были заставлены шкафами, в которых стояли если не банки-склянки с травами и зельями, то многочисленные книги. Пол, стулья и даже пол, особенно под столом, также были завалены книгами и банками-склянками. — Извините, я не ждал гостей… — гном освободил по очереди три стула, перенеся их содержимое в ближайший угол. — Присаживайтесь! — пригласил он и сам тут же воспользовался собственным приглашением. — Если бы я знал, что за Этьеном уже ходит смерть по пятам… — без всяких дополнительных церемоний, начал он свой рассказ. — Я бы никогда не послушался его и не уехал. Но он утверждал, что ему ничего не угрожает, а вот я в большой опасности. А для его отца и императрицы это самое главное… — вздохнул профессор Вайзли. Беспомощно взмахнув маленькими ручками, которые он после этого снова положил на колени, он продолжил: — Где-то еще год назад Этьен случайно подслушал разговор императрицы и вашего отца, Эрик. Я имею в виду Верилия фон Ричмонд…

— Я понял, — кивнул Эрик. — Продолжайте…

— Разговор этот был очень личным, — кашлянул гном. — Но тогда Этьен решил, что императрица имеет в виду дела прошлые… — профессор снова кашлянул. Он посмотрел на Эрика, — я надеюсь, вы в курсе, о чем я.

Эрик кашлянул и с опаской посмотрел на меня.

— О-о! Ради Иири! Даже я в курсе, — вмешалась я, решив, что так гному будет проще продолжить. — Все знают, что брак Василиина и Мальвины был заключен по расчету! Исключительно ради чистоты крови. И, что Василиин на самом деле любил Эллоизу, а Мальвина — Верилия.

— Профессор вы сказали, что Этьен решил, что это дела прошлые ТОГДА, — подал голос Эрик, сделав ударение на обстоятельстве времени «тогда». Таким образом, Эрик, я так полагаю, давал понять гному, что он не просто так назвал меня другом семьи. Другими словами, этим он подтвердил, что полностью мне доверяет, а значит профессор может смело продолжать свое повествование и дальше. — Неужели потом он узнал что-то другое…?

— Он не узнал, он заподозрил… кхе-кхе.  Я полагаю, что вы замечали, Эрик, что Этьен чихает, порой, при взгляде на яркий свет или на солнце?

— Ну да… замечал, но я не понимаю, к чему вы клоните…

— К тому, что маленький Луи тоже чихает при ярком свете…

— Я все еще не понимаю… — скорее из упрямства, чем из искреннего непонимания повторил Эрик.

— Малыш обожает клубнику, как и Этьен. А вы ее терпеть не можете…

— Нет, не понимаю! — Эрик упорно стоял на своем. Я же хотя и понимала, но решила не вмешиваться, так как вопрос был слишком деликатным.

— У Луи голубовато-зеленые глаза, как и у Этьена, тогда как у вас синие…

— Это все ни о чем не говорит! — голос Эрика дрогнул.

— Это именно то, что сказал Этьену и я, но затем он принес мне свою рубашку…. Малыш разбил коленку, и Этьен изловчился незаметно для всех макнуть в его кровь манжет. По крайней мере, тогда он был уверен, что сумел провернуть это дело незаметно для всех. Крови было очень мало, но нам все-таки удалось сделать сравнительный анализ крови Этьена и Луи…

— Нет! Я не верю! — Эрик начал задыхаться.

— Я сожалею, Эрик, но Луи не ваш брат, а Этьена…

— Плевать я хотел на то чей брат Луи! Но то, как Верилий поступил с моей матерью! Как он мог?! Как?! О! Иири! Бедная моя матушка!

— Этьен тоже, прежде всего, думал о вашей матери и поэтому очень хотел поговорить с вашим отцом, но на тот момент он, как раз, был в отъезде…

— Вы сказали, что Этьен заставил вас уехать из Нагиляндии, значит, он подозревал, что и вы и он в опасности… — Эрик так произнес эту фразу, что было не понятно, он спрашивает или утверждает.

— Этьен прислал мне говоруна с весточкой о том, что он уже все рассказал отцу и императрице и, разумеется, они в бешенстве, но в основном от того, что их тайна стала известна чужаку. В общем, он извинился, что втянул меня в эту историю, так как всегда знал, что ему как сыну Верилия, все сойдет с рук, а вот обо мне он не подумал. И теперь мне грозит опасность. Так что для меня будет лучше, если я исчезну. И я, старый дурак, поверил…

— Когда вы говорите, вы получили весточку от моего брата? — глухим, безжизненным голосом задал вопрос Эрик.

— Да, ровно цикл Суири назад. В ту ночь, как и вчера, правила Ллойд…

— Этьен так и не поговорил с отцом, потому что они не виделись, — Эрик сглотнул, так как будто бы проглотил комок в горле. —  Я это точно знаю, потому что в ту ночь я лично летал за отцом и застал его на переговорах с торговой гильдией Дракоарктии…

— Выходит, что если бы я не сбежал как последний трус, а поговорил с Верилием, то он бы не погиб! Выходит я, старый дурак, виноват в смерти Этьена… — гном схватился за голову. — Ой-йо-ой! Что же я наделал старый дурак!

— Этьен послал вам весточку за несколько минут до своей гибели, вот что выходит! — мрачно поправил его Эрик. — Этот глупый, самоуверенный мальчишка переоценил себя! Решил поиграть в шпиона! И погиб! Вот что выходит! И вы профессор, вы правы, вы старый дурак! Потому что вы не должны были идти на поводу у мальчишки! Вы должны были поговорить с моим отцом в тот же день, в который впервые услышали от Этьена о его подозрениях! То есть еще год назад! Потому что именно так поступают взрослые, умные гномы, а не так как вы! Мой брат был бы жив, если бы вы поступили как мудрый и зрелый гном!

Старый гном трясся от сдерживаемых рыданий. «Да, возможно Эрик и прав, — думала я. — И если бы гном сразу же пошел к Верилию, то Этьен, вполне вероятно, был бы сейчас жив. Но, с другой стороны, это каким же нужно было быть безумцем, чтобы пойти к министру тайных дел Империи и обвинить его в том, что он не просто любовник императрицы, а отец ребенка, которого все считают законным отпрыском императора Нагиляндии?! И поэтому я вмешалась. — Эрик, ты и сам прекрасно знаешь, что если бы да кабы! Но пути судьбы неисповедимы. Ты не справедлив к профессору Вайзли!

— А тебя здесь вообще не должно было быть, Каролина! — взъярился он на меня. — Потому что это не твое дело! Потому что Этьен не твой брат! Потому что речь идет не о твоей семье, а о моей! Не о твоем отце, а о моем! Не о твоей матери, а о моей! Поэтому тебе не понять! Поэтому, Каролина, по-хорошему прошу, молчи! Просто молчи! Потому что иначе, я за себя не отвечаю! И, кстати, ты тоже виновата! Ты, как и он, — он ткнул в сторону несчастного гнома. — Виновата в смерти моего брата! Если бы он не задумал это романтическое свидание в глубине сада, вдали от чужих глаз, он бы остался дома, и он был бы сейчас жив! И именно потому, что ты и сама виновата, ты сейчас защищаешь этого трусливого гнома! Поэтому молчи! Просто молчи! Просто молчи, Каро!

— Так может мне просто уйти! — не выдержала я накатившей на меня обиды и съязвила.

— Лучше уйду я. Я задыхаюсь тут в вашем обществе! — и в ту же секунду Эрик сорвался с места и смерчем вылетел за дверь.

— Профессор Вайзли… он на самом деле так не думает, — обратилась я к гному, на котором лица не было. — Он просто очень… расстроен…

— Нет, он прав. Ну в той части, что я виноват, он прав… я должен был поступить как мудрый гном, я должен был предвидеть…

В этот момент дверь отворилась и на пороге возникла королева дриад. — Теодор, простите, что без стука…

— Я понимаю, вы обеспокоились… — улыбнулся гном. — К счастью, все живы!

— Я рада, — улыбнулась ему королева Эитнэ. После чего повернулась ко мне, — Каролина, мне только что доложили, что твоя бабка уже на пути сюда. Пойдем, прежде чем она примчится, ты должна кое с кем познакомиться…

Чудесный лес, чем далее, тем становился все чудеснее. Оказалось, что здесь нет ни одной даже самой маленькой флоринки, которая бы вела себя как нормальная растительность; то есть, была бы глуха, нема и стояла бы себе на одном месте. Нет уж, здешняя флора в полном своем составе вела как активно-спортивный, так и активно-интеллектуальный образ жизни. Деревья, кусты, цветы, травы и даже мох водили хороводы, играли в прятки, сплетничали, играли в шахматы и шашки и даже азартные игры. Более того, судя по плакучей иве, утешающей рыдающую навзрыд березу и старой сосне грозящей кулаком удалому молодому дубу — они вели еще и драматично-насыщенный любовно-переживательный образ жизни. Не менее чудесатым здесь оказался и ручей, который бегал на собственных ножках и плескался, брызгался и обливался то тут, то там, с удовольствием раздражая растительность и тем самым заставляя флору бегать за собой, что, естественно, являлось лишь напрасной тратой времени, учитывая, что ручеек этот самая что ни на есть водица, которая струей льется, но в руки не дается. Однако, всем этим чудесам чудесатым, разчудесатым было далеко до чудесатости дерева Познания…