— Что? Что с ними случилось? — он с поразительной прыткостью преодолел разделяющее нас расстояние и положил обе руки мне на бедра.

— Эрик, руки! — возмутилась я.

— Что с твоими руками? — изобразил недоумение этот паршивец.

— Твои руки, у меня на бедрах, убери немедленно! — презрительно сузив глаза, прошипела я. — И отодвинься от меня! — он убрал руки и слегка отодвинулся, но при этом одна из его рук оказалась лежащей на моем колене. Он же продолжал нахально улыбаться. — Туда, где и сидел, то есть как можно ближе вон к тому быльцу! — указала я ему на противоположный край постели, другой же рукой я сбросила его руку с моего колена.

— Ой, Каролина, только не вообрази себе, орк знает чего! Это был обычный дружеский жест! И только такая ханжа как ты могла увидеть в нем что-то интимное! — его голос упал до шепота на последнем слове и он многозначительно подмигнул мне.

— Не что-то интимное, а что-то непристойное и мне неприятное, — я сделала многозначительную паузу. — Я помогаю тебе только ради Этьена. Но это не делает нас друзьями. И это значит, что я не нуждаюсь в каких бы то ни было дружеских жестах, исходящих от тебя ко мне, ясно?

— Ясно, — легко согласился Эрик, недоуменно пожав плечами, после чего, отодвинувшись от меня, снова вольготно развалился на моей постели. — Так что там у тебя за подозрения? — напомнил он.

— Скажу, если поклянешься мне, что никому, даже своему отцу, не расскажешь об этих моих подозрениях…

— Только если мы клятву скрепим поцелуем! — ухмыльнулся этот гад, озабоченный собой любимым.

— Эрик, никаких поцелуев!

— Ну, хотя бы в щечку, — заканючил он, издеваясь над моей нервной системой.

— Нет!

— Ну, тогда, хотя бы в плечико!

— Эрик! Я же сказала никаких поцелуев!

— Злая ты Каро!

— А ты… неисправимый бабник!

— Хорошо! Я клянусь тебе, что никому не расскажу о твоих подозрениях, даже своему отцу!

— И отчиму! — добавила я.

— Я же сказал!

— Я тебя знаю, потом съедешь на не уточненной до конца формулировке, — не сдавалась я.

— Каро, я и так знаю, что ты покрываешь свою бабулю… и за один дружеский поцелуй в щечку… я унесу эту информацию аж в могилу…

— Эрик, ну, и что тебе даст этот поцелуй? Это же глупо? — на самом деле не понимала я.

— Да, просто, чтобы последнее слово или как это называется… осталось за мной! Ну, так что Каро? Я жду!

— Я тебя на прощание поцелую в щечку так и быть! — пришлось пообещать мне. — Но только тогда, когда ты слезешь, наконец, с моей постели! — добавила я необходимое условие.

— Я тебя смущаю… — удовлетворенно причмокнул он, — до дрожи в коленках смущаю…

— Эрик, а ты уверен, что тебя никто нигде не ждет? А то задержался ты у меня уже!

— Сначала, давай решим, что будем делать с твоей бабулей…

— А что это со мной вы собрались делать? — услышала я голос моей бабули.

Словно страшный сон перед моими глазами вдруг пронеслась картина, которая предстала пред ясными очами моей бабушки Флорель, которая у меня самых строгих моральных правил.

Я в коротком банном халате, который едва прикрывает бедра, и Эрик, развалившийся на моей постели в полурастегнутой рубашке обсуждаем, что будем делать с моей бабулей.

Да, уж, интимчик, ещё тот, мать моя природа. В общем, дабы не видеть разочарования на лице бабушки, я спрятала лицо в своих ладонях и тяжело вздохнула.

— Добрый день, герцогиня Флорель, рад вас видеть, — чинно приветствовал мою бабушку Эрик. — А я, понимаете ли, помогаю вашей внучке с освоением дара огня. У неё с этим даром бо-о-о-ольшие проблемы!

— У неё вообще нет дара огня! — сухо констатировала моя бабуля.

— Да-аа? А знаете, это заметно. Вот я и говорю, бо-о-о-ольшие проблемы!

— Каролина! Что здесь происходит! Я думала, что я тебя в приличное учебное заведение отправила. А что я вижу?

— Ба-а-абуля! — выдохнула я. — Он уже уходит!

— Поздно, Каро, — подмигнул ни капли не разделяющий моего ужаса императорский отпрыск, — она меня уже видела, во всей, так сказать, красе! — он провел вдоль своего, им же прославляемого, тела. — И ее интересует, не то, что я уже ухожу, а что я здесь до сих пор делал с тобой! Правильно я говорю, бабуля?

— Каролина! Как ты могла? Как ты могла связаться с этим гадом… ползучим! — прямым текстом и преисполненным брезгливости голосом поинтересовалась бабушка, сделав вид, что этого самого гада ползучего она и не видит и не слышит абсолютно. Вот только гад ей попался еще более невозмутимый и непробиваемый чем она. А уж с фантазией у него — так и вообще перебор, тем более подзадоренной жаждой досадить мне за то, что не сохну по нему распрекрасному и желанием позлить мою бабулю за то, что она столь презрительно относится к нему и его семейству, хотя в этом я его даже понимаю, все же бабуля моя — явно перегибает палку; ведь одно дело кого-то не уважать, а совсем другое откровенно и нагло хамить и оскорблять.

— Минуточку, минуточку, а у меня поправочка! Я не просто гад ползучий, я ящерогад ползуче-летучий! — гордо внес ясность эта морда наглая. — Но Каролина, должен признать, ты делаешь мне больно, тем, что стыдишься меня! — он театрально схватился за сердце. — Значит, как пользоваться моим телом и получать удовольствие, которое я тебе дарю, каждую ночь, так тебе не стыдно, а как с бабушкой познакомить, так я сразу недостаточно хорош?! Так что ли получается?!

— Что-о-о-о-о?! — Я искренне хотела возмутится, но эта лживая сволочь методично постукивала пальчиком по своей щечке, напоминая таким образом мне о том, что он пообещал, что не станет вмешивать мою бабушку в историю с убийством Этьена.

— Каролина?! Ты не могла! Посмотри на меня! Скажи мне, что ты не могла связаться с этим… ящерогадом? Так вот, Каролина, я тебе официально заявляю. Если надумаете жениться, то только через мой труп. А если без моего благословения, то прокляну, слышишь ящерогад — с того света достану! — бабуля даже для пущей грозности кулаком ему помахала. И то ли он устал паясничать, то ли она его таки задела, но взгляд у него из категории «веселый и наглый» перешел в категорию «надменно ледяной».

Ну, все с меня хватит, решила я. Потому что испугалась, что еще чуть-чуть и бабуля моя доведет императорского отпрыска до того, что он ее собственноручно и на моих глазах на тот самый свет, с которого на его пообещала достать, и отправит.

— Бабушка, я клянусь тебе, что между мной и Эриком ничего нет, и никогда не было. Он здесь, потому что у нас общее горе, его брат Этьен, он погиб…

— То есть, вы друг друга утешаете? — подозрительно уточнила бабушка.

— Мы разговариваем бабушка, просто разговариваем. И тебя мы вспомнили в связи с письмом, которое ты от меня утаила. Этьен — мне очень нравился. Но, к сожалению, хотя и не к твоему, его больше нет, так что он для тебя — больше не угроза. Но письмо, которое он мне отправил, бабушка, оно мне теперь дорого как память. Пожалуйста, скажи мне, что ты его не сожгла, а просто спрятала? Мне просто очень важно знать, что он мне там написал…

— За кого ты меня принимаешь, Каролина? — оскорбилась моя бабуля. — Разумеется, я не собиралась предавать огню твое письмо, я вообще собиралась его сразу же тебе отдать, но меня срочно позвали на кухню, потому что у повара случилась истерика, так как младший поваренок перекислил твой любимый фенугрекоперментальский соус, а это был твой день рождения…, а затем мне пришлось бежать спасать наших духов-стражников, которых твоя другая бабушка, будь она неладна, решила развеять по ветру за то, что они ее сразу не признали, а как бедным, несчастным духам было ее узнать, если эта старая карга каждый раз в новом обличье является, все молодится, все никак не угомонится, все мнит себя…

— Бабуля, письмо! — не выдержала я.

— Так я про письмо и рассказываю! Не смей старших перебивать! И это было даже не перебивать, а поучать! Ишь, набралась дурных манер! Вот правду старые люди говорят: с кем поведешься, от того и наберешься! А ты, Каролина?! Как ты, дочь нимфы и дроу, могла, связаться с драконами?! Ну, ладно еще с драконами, с драконами еще, куда ни шло, но с гадами ползучими!