– Жаль, но что поделать…

– Погрузимся? – Анна-Мария сумела выпрямиться, но «аристократичной бледности» её лица хватило бы на три боярских рода, даже с поправкой на экваториальное сияние. – Или…

Ярослав ответил не сразу. «Нырнуть» значило дать экипажу очередную желанную передышку от изматывающей качки. И сэкономить драгоценное во вражеских водах топливо – сейчас они даже не могли точно сказать, получается идти к назначенному квадрату или нет. Впрочем, остальные подводные лодки тактической группы тоже почти беспомощно бултыхались в той же самой «кастрюле морских демонов», и собрать их вместе, прежде чем шторм пройдет, вряд ли удастся.

А еще в этой мешанине ветра и волн где-то были враги. Каким-то чудом сквозь вой и треск статики радистка «Имперца» сумела поймать пару обрывков радиограмм, открытым текстом. То ли один конвой, разбросанный штормом, то ли два разных… Конечно, при таком волнении торпедная атака превращается в цирковой трюк, но и с охранением куда проще.

Только радар, даже решись фон Хартманн его задействовать, смог бы показать разве что полный экран засветок, а на глаза вахтенных надежды было еще меньше. Когда огромные валы то и дело перехлестывали через мостик, шансы разглядеть вражеское судно вовремя были самую малость больше, чем протаранить его.

– Придется нырнуть, – неохотно решил Ярослав. – Лейтенант, командуйте погружение. Идем на полста пять саженей вниз.

Он выждал, пока через мостик прокатится очередная волна, и схватился за люк. Почти акробатический номер – успеть спуститься и захлопнуть люк, прежде чем налетит следующий вал. Удавалось это далеко не всем. Впрочем, спускавшиеся с мостика и так приносили на себе по паре ведер воды, а попытки хоть как-то просушить одежду между вахтами, по выражению главмеха, уже «превратили своими трусиками дизельный отсек в логово сраного фетишиста».

Девчонки…

– Верхний люк задраен!

– Погружение!

Вахта центрального поста выглядела не особо лучше дежуривших на мостике. Разница лишь в оттенке болезненной бледности – у стоявших наверху он был синеватый, из-за сияния, а здесь, внизу, почему-то ушёл в зелень. Хотя освещение…

Додумать эту мысль он так и не успел. Сразу после ревуна «Имперец» стремительно повалился на бок. Фрегат-капитан отлетел к борту, на вершок разминулся с гироскопом, приложился спиной о трубы и едва успел прикрыть лицо, как тут же получил удар в живот чем-то тяжелым и твердым – судя по сдавленному писку, чьей-то головой. Откуда-то спереди, от каюты акустиков, донесся странный протяжно-воющий звук, распознать который Ярослав не сумел. Еще через пару очень долгих секунд подводную лодку сотряс чудовищный удар. Свет разом погас, в кромешной темноте кто-то тоненько завизжал. Лениво, словно нехотя, принялись разгораться лампы аварийного освещения. В его свете стала видна стрелка кренометра, застывшая рядом с отметкой «шестьдесят градусов». Вечность спустя она дрогнула и сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее пошла обратно.

Затем сквозь лязг, скрежет, стоны и прочую какофонию пробился еще один, самый страшный для глубинника звук – врывающейся в подлодку воды. Сердце на миг замерло, пропустив удар, затем с удвоенной скоростью принялось разгонять по артериям насыщенную адреналином кровь. Пробоина?! Нет, звук все же чуть другой, это наполняются балластные цистерны…

– Прекратить заполнение! – Фон Хартманн выкрикнул приказ, даже не зная, остался ли кто-то из вахтенных в сознании. Но чудо все же случилось – сидевшая на управлении клапанами девчушка осталась на месте и услышала приказ. Шум поступающей воды прервался, «Юный имперец» завис, с креном на левый борт и дифферентом на корму, на глубине пятнадцати саженей. Волнение наверху здесь еще ощущалось, но по сравнению с последним пинком разгневанного шторма выглядело нежным покачиванием колыбели.

– Выровнять лодку!

– К-командир. М-мы… – В проеме наверху показалось испуганное личико Анны-Марии. Сосульки мокрых волос в сочетании с красным отблеском в глазах делали её очень похожей на утопленницу из популярной оперетты о несчастной любви.

– Лейтенант флота Тер-Симонян! Провести опрос отсеков, доложить о повреждениях!

Кто-то догадался вновь подключить основное освещение. Проявившийся из сумрака погром хоть и выглядел чуть получше, чем опасался Ярослав, но… больше всего фрегат-капитана поразили затянутые сквозняком перья – белые, пушистые, словно крупные снежинки. Кажется, у кого-то из торпедисток подушка… была…

– Что это было?

– Волна-убийца…

Штатно положенная флотская майка Герде была явно мала. Даже несмотря на прорезанное в ней импровизированное декольте, с обметанными черной нитью краями.

– Отец рассказывал про такую. Бывает и в двадцать, и в тридцать саженей, идет не по ветру, сама по себе. Они тогда чудом спаслись… мачту и рубку снесло за борт.

– Но в училище, – возразила Анна-Мария, – говорили, что волн такой высоты не бывает.

– Моряки знают об этом больше…

О волнах-убийцах фон Хартманн имел собственное мнение, но сейчас предпочел удержать его при себе. Хватило и ощущения, что смерть в который раз прошла рядом, впритирку, как торпеда вдоль борта. Ударь волна чуть раньше, пока люк ещё открыт… А так отделались на удивление легко. Даже без переломов и сотрясений вроде бы обошлось, как доложила после переклички лейтенант Тер-Симонян, хотя со своего места он видел: очередь к доктору Харуми выстроилась изрядная.

– Остаемся на глубине два с половиной часа. Вахта сокращенная, всем свободным – спать!

Последнюю фразу, наверное, можно было и не говорить. Короткие периоды погружения на глубину, без воя ветра, грохота волн и вымывающей остатки сил качки остались единственной возможностью забыться. Для всех, включая самого фрегат-капитана.

Предыдущие дни он вырубался, едва коснувшись головой койки. Но сегодня… сон упорно не шёл. В гудящую от недосыпа голову настырно лезла всякая чушь вроде схемы атаки конвоя одновременно пятью субмаринами тактической группы, записи в журнале таким кривым почерком, что хоть переписывай, а под правым боком на койке теплое пятно – опять Завхоз приходил спать, наглая черная морда, чем его только кок подкармливает…

– …!

Это был не тот давешний протяжно-воющий звук, но что-то у них общее было. Фрегат-капитан вскочил, едва не сломав откидной столик, схватился за брюки… замер, когда звук повторился снова, уже более долгий, растянутый… и узнаваемый. Похоже, что спасать субмарину от очередной почти неминуемой гибели не требовалось. Но вот кое с кем из её экипажа в самое ближайшее время могло приключиться всякое.

– Что! Это! Было?!

Поскольку вопрос лейтенанта Неринг выглядел явно риторическим, виновница переполоха шмыгнула носом и попыталась еще глубже спрятаться за орудие преступления – темное лакированное чудище с рядами белых и черных клавиш, с надписью «Ухов и Муромаси».

– Что! Это! Было?!

– Я просто хотела его проверить, – не поднимая головы, тихо пробормотала Рио-Рита. – Чехол порвался, и я испугалась… Он расстроенный.

– Да как тебе вообще пришла в голову мысль принести на подводную лодку баян?!

– Он – все, что у меня есть… – Акустик вскинула голову и с вызовом глянула на Герду. – Все, что у меня осталось.

Выдохнув эту фразу, Рио-Рита еще крепче обняла свое сокровище, и баян, словно желая поддержать хозяйку, издал жалобный стон.

– М-да… – Ярослав услышал позади сдавленное хихиканье, но, когда он оглянулся, Татьяна Сакамото уже совершенно невозмутимо протирала очки. – Уровень падения боевого духа и морали на борту достиг новых, невиданных прежде глубин. Верно, комиссар?

– Не надо её наказывать! – Смирно сидевшая до этого в углу своей койки Кантата вскочила, заслоняя напарницу. Даже попыталась растопырить руки, насколько это было возможно на пороге крохотной каюты. – Она глупая, конечно, баян этот дурацкий, да и вообще она играть на нём толком не умеет… но, командир…

– Все я умею! – всхлипнула из-за её спины Рио-Рита. – Лучше тебя и твоей трубы!