Я бросила взгляд через плечо. Анна все еще сидела у ящиков, мотая головой туда-сюда, как перепуганный заяц. Чего она ждет? Я пнула ее, пытаясь заставить двигаться.

– Пойдем, – настойчиво прошептала она.

Юровский побежал к нам. Услышал.

– Беги! – что есть мочи крикнула я.

И Анна бросилась к лестнице. Я задержала дыхание, ожидая, когда Юровский появится в поле зрения. Его фигура мелькнула впереди, и я выстрелила.

Промахнулась. Он пробежал мимо, огибая ящики.

Я выбралась из укрытия. Анна добралась до лестницы и бежала наверх. Я вытащила винтовку, подняла ее к плечу как раз в тот момент, когда из-за колонны с револьвером наизготовку появился Юровский. Он остановился и выстрелил.

Пуля попала Анне в спину, и она с криком начала заваливаться вперед. Упала на колени, а потом и вовсе всем телом свалилась на ступеньки.

– Нет! – в ужасе закричала я.

Анна не двигалась. У меня закружилась голова, а потом внутри меня все взорвалось от ярости. Он убил ее. После всего, что я сделала, чтобы защитить ее, Юровский победил.

Я порву его на куски.

Я побежала к Юровскому, пытаясь подобраться поближе, чтобы получше прицелиться. Он спрятался за колонной, но я обошла ее и встретилась с ним лицом к лицу.

Мы оба выстрелили. И оба промахнулись. Теперь у меня кончились патроны.

Я закричала и бросилась на него. Ударила плечом в живот. Тело вздрогнуло от боли, застонали сломанные ребра, но я не могла остановиться. Он дернулся назад, но удержался на ногах. Я схватилась его за пояс и попыталась повалить на пол.

Он ударил меня по виску рукояткой револьвера. На секунду в глазах потемнело, но я не выпустила его, а потянула за предплечье. Вонзаясь зубами в кожу, укусила за руку. Он закричал, и револьвер с грохотом упал на доски.

Юровский оттолкнул меня, и я повалилась на бок, стукнувшись плечом о пол, и, перевернувшись на спину, накрыла телом револьвер. Юровский попытался меня подвинуть и подсунуть под меня руку, чтобы схватить оружие и прикончить меня, но я вывернулась и добралась до револьвера первая. Собрав последние силы, я оттолкнула его подальше от нас; он проскользил по полу и ударился о ящики.

– Мне не нужно оружие, чтобы тебя убить, предательница, – прорычал Юровский и кинулся на меня, пригвоздив грудь коленом к полу.

Я едва могла вдохнуть. Пытаясь сбросить его с себя, я что есть мочи ударила его кулаком, угодив в подбородок. Его голова дернулась назад, но он с меня не слез, а его руки сжали мое горло.

Юровский скривил рот, его глаза горели безумием, его пальцы впивались мне в кожу. Я царапала его руки, даже вновь ударила его. Но ничего не помогало. В глазах стало стремительно темнеть. Голову пронзила отчаянная мысль: последнее, что я увижу, – это лицо Юровского. Вместо воздуха грудь наполнила его ненависть. Я уходила из жизни.

И тут высокий штабель ящиков покачнулся и через мгновение рухнул. На нас посыпались коробки, сбивая Юровского с моего тела.

Я села и жадно вдохнула, и в этот же миг мне в лицо со всей силы прилетел ящик.

Я закричала, в равной степени от страха за Евгению и от боли, прострелившей плечо. Неужели я ненароком убила Женю? Ящики хоть и пустые, но ужасно тяжелые, а последний как раз рухнул прямо на нее, погребая под собой.

Командир Юровский лежал рядом и не шевелился. Я поспешила сначала к Евгении и, вновь вскрикнув от боли, спихнула с нее коробку. Все лицо девушки ужасно распухло, а из носа по рту и щекам текла свежая кровь. Эти раны не только от удара ящиком: чекисты, должно быть, сильно ее избили. Но, по крайней мере, она дышала.

– Женя. – Я повернула ее на бок, чтобы кровь могла стечь на пол. – Ты в порядке?

Она вернулась за мной. Сражалась с Юровским, чтобы защитить меня. Она не хотела моей смерти. Даже потеряв брата, свой дом, она все равно вернулась меня спасти. Я склонилась над ней, роняя слезы.

– Я люблю тебя, Женя, – прошептала я.

Она слабо пошевелилась и попыталась сесть.

Упал еще один ящик. Еще несколько зашатались, словно их толкали. Я взглянула в сторону командира Юровского.

Он больше не лежал на полу. Лавина ящиков лишь оглушила его, не убила и не лишила сознания. Теперь он спихнул с себя ящики и, шатаясь, медленно поднимался на ноги. С лица его текла кровь, он с трудом держался прямо, но все равно пытался добраться до меня.

Я вскочила с пола так быстро, что голова закружилась, заставив пошатнуться, – все-таки я потеряла много крови. Пуля прошла навылет: в плечо, чуть ниже ключицы, – но я не успела ее подобрать. Юровский вслепую шарил руками по полу. Явно искал револьвер.

Внутри все сжалось. Я упала на колени и вытянула руки, пытаясь схватить оружие первой, несмотря на то что в глазах совсем потемнело.

Я должна была найти его первой.

Пальцы коснулись чего-то металлического под двумя накренившимися ящиками. Второпях я схватила револьвер и встала:

– Командир!

Он обернулся. Потом поднялся на одно колено и наклонился вперед, готовясь броситься на меня одним смертельным рывком.

Я спустила курок и дернулась от отдачи, едва не выронив оружие.

Но у меня получилось. Пуля угодила ему прямо в живот. Он споткнулся о ящик и упал, ударившись головой об пол. Прижал руки к животу, пытаясь остановить поток крови, и лежал там, дергаясь, как умирающий зверь.

Я продолжала держать его на прицеле, дыша часто и мелко, почти всхлипывая от страха.

– Аня.

Женя легонько коснулась моей поясницы. Я почти забыла, что за пределами нашей схватки с Юровским оставался весь мир.

– Пойдем, – позвала она. – Оставь. Ты не обязана его добивать.

Но я отошла от Евгении и приблизилась к нему, огибая ящики, пока не оказалась прямо над ним. Подоткнула ногу под него и перевернула его на спину. Командир Юровский смотрел на меня. Дышал рывками, с хрипами. Кровь текла у него изо рта и живота.

Меня повело от головокружения.

– Ведем себя тихо, – сказал он нам. – Это ради вашей же безопасности. Бои добрались и до линии города. Я проведу вас вниз через подвал, потом выйдем к машинам. Вашу семью перевезут в более безопасное место.

Мои родители, сестры и брат Алексей стояли со мной в темном коридоре дома Ипатьева, одетые для дороги. С нами были горничная Демидова, доктор и повар. И вооруженные большевики. Командир Юровский стоял во главе группы. Его лицо, обычно каменное, безэмоциональное, выдавало тревогу. Он внимательно осматривал нас острым взглядом.

В коридоре было до жуткого тихо. Пока мы шли, свет от Ольгиной лампы рождал причудливые тени, что заползали в углы. Мое сердце неистово колотилось в груди, а в голове мелькали образы возможного будущего. Может, белоармейцы пробьются через охрану и спасут нас. Отвезут нас поездом к бабушке в Севастополь. Той ночью мне казалось, что мы стоим на краю чего-то нового. Возможным казалось все.

Я шла рядом с Машей, но, когда мы спускались по лестнице, подошла к папе. Хоть я уже и была взрослая, все равно взяла его за руку, как маленькая девочка на прогулке. Он ласково улыбнулся мне.

– Швыбзик, – сказал он одними губами. – Люблю тебя.

Я показала ему язык и проглотила смешок, когда он скорчил рожицу в ответ.

Командир открыл деревянную дверь в подвал.

– Ждите здесь, – сказал он.

Комнату освещала единственная лампочка, бросавшая слабый свет на сводчатый потолок. Кроме двух стульев в центре, комната была пуста. Ольга посадила на стулья маму и Алексея. Папа встал рядом с мамой, а я прижалась к его руке. Маша встала где-то сзади.

Из дверного проема на нас смотрели солдаты. В комнату они не вошли.

– Объясните, командир, – строго потребовал папа. – Почему мы здесь остановились?