– Это «ничто» – самый богатый человек на сотни верст отсюда, – ощетинилась Евгения. – Мы прогнали из Медного и Исети всех помещиков. Ты куда, думаешь, попала? Если он не хочет платить, это конец. – Она беспомощно покачала головой.

– Если понадобится, мы продадим бриллиант за копейки! – сказала я. – Нам не нужно много денег – лишь необходимый минимум. Забудь об этом ужасном человечишке и его разговорах о том, что «это мой поселок». – Я изобразила пальцами кавычки и страшно выпучила глаза, пародируя Стравского. Даже передразнила его гнусавый голос и выпятила грудь.

Евгения раскрыла рот. Потом быстро закрыла, но уголки ее губ неконтролируемо дергались кверху: она старалась сдержать улыбку.

– Не знала, что ты умеешь шутить, – удивленно протянула она, наконец-то успокаиваясь.

Я уже хотела предложить ей отправиться в путь, как вдалеке раздался жуткий грохот. Сначала я подумала, что это гром и нам придется искать место, где можно укрыться от дождя. Но лицо Евгении омрачилось тревогой, и во мне тоже всколыхнулся страх. Не сговариваясь, мы подбежали к амбару и выглянули за угол.

Из-за поворота в нашу сторону неслись всадники на гнедых лошадях, неизбежно и неумолимо. Он снова меня догнал!

Солдаты спешились у дома Стравского, привязали коней к забору и ворвались внутрь, даже не постучав.

– Нужно срочно уходить, – прошептала я, с трудом сдерживая панику.

Евгения повернулась ко мне, на ее лице читалось замешательство пополам с догадкой.

– Почему он вернулся? Он что, тебя ищет?

В попытке все отрицать я затрясла головой.

– Тебя! – настаивала она, хмурясь. – Ты тот пленник, за которым он охотится? Что ты сделала? – Она оглядела меня с ног до головы. – Что ты могла сделать?

– Пожалуйста, – сказала я едва слышно. – Он не должен нас увидеть. Мы обе в опасности.

– Я нет.

– Неправда. Ты помогла мне, – напомнила я. – И напала на члена Совета. Он тебе не поверит.

В ее глазах мелькнул страх, но он быстро сменился отвращением.

– Бриллианты, да? Ты их украла. Они стоят столько, сколько ты сказала, и теперь он пытается их вернуть. Знала же, что нужно сдать тебя милиции.

– Нет, – прорычала я в отчаянии. – Ты не понимаешь. Дело не в бриллиантах. Он убил моих сестер, моих родителей, моего младшего брата. И полон решимости завершить начатое. Мы не сделали ничего плохого. Он безумен.

– Я тебе не верю.

– Ты должна, – сказала я с еще большим напором. Я выпрямилась, как делала мама, когда ей приходилось спорить с агрессивными министрами. Нам больше нельзя было здесь задерживаться. – Богом клянусь, что говорю тебе правду. Нам срочно нужно уходить. Пожалуйста, Евгения, доверься мне.

– Ну уже нет. Мне кажется, если отдать ему эти твои камушки, то все закончится. Так что можешь сделать это сейчас или бежать. Я не собираюсь больше тебе помогать.

– Говорю тебе, одна только мысль…

– Никто не заставлял тебя их красть, Анна. – Она повернулась ко мне спиной и пошла к дому Стравского.

Нет, она убьет нас обеих. В оцепенении я смотрела, как Евгения завернула за угол дома. И даже тогда я продолжала ждать, уверенная, что она вот-вот вернется. Я просто не могла поверить, что Евгения по-настоящему ушла. Что она настолько глупа.

«Беги, – в голове прозвучал твердый голос Татьяны. – Не стой столбом! Беги!»

Я попятилась и побежала мимо коня Евгении, все еще запряженного в телегу.

И остановилась раздумывая.

У мертвых красть не преступление.

Трясущимися пальцами я принялась распутывать ремни, что привязывали Буяна к телеге. Он отвезет меня в другой поселок, к следующей доброй душе, так далеко от Юровского, как только сможет. Евгении конь больше не понадобится – уж командир об этом позаботится.

Я молила Бога, чтобы он смилостивился над ней. Но я зашла слишком далеко, чтобы рисковать ради сиюминутных порывов.

Юровский определенно был на моей стороне. Я разговаривала с ним, и он не показался мне злым. Анна же была богата, бежала от правосудия и прятала драгоценности. Почему я должна верить полубезумной буржуйке? Выбор между ней и командиром-большевиком должен быть очевиден.

Вот только все не так просто. Перед глазами стояла Анна в лесу, дрожащая, с мокрыми юбками. Мне стало не по себе. Даша часто повторяла: «Дураки и безумцы правду говорят». Анна была и дурой, и безумицей. Так что я не стала стучать в дверь, а обошла дом Стравского и подкралась к открытому окну его кабинета.

Стравский включил свет. Окно сияло в пурпурных сумерках. Я не могла заглянуть в него с земли – слишком высоко, но в деревянной стене под ним обнаружились сучки и выемки. Я взялась за шероховатый подоконник, засунула ступни между двумя досками и подтянулась.

Они стояли прямо напротив окна, спиной ко мне. Стравский, командир Юровский и еще один солдат склонились над столом. Что-то читали. Еще два солдата стояли в дверном проеме лицом друг к другу и о чем-то тихо переговаривались. Никто меня не заметил.

– …угрозу Екатеринбургскому Совету, – говорил Юровский. – Нельзя допустить, чтобы эта информация распространилась.

– Жаль, что меня не предупредили заранее. Я бы задержал их обеих.

– Теперь вы знаете. Если она доберется до белых и все им расскажет, у нас будут проблемы. Она должна умереть. Как и девчонка, которая ей помогала: полагаю, она уже все знает. Можете предположить, куда они направляются?

Юровский говорил обо мне. Сволочь! Вот тебе и одна сторона. Я пригнулась, чтобы никто ненароком не увидел мою голову.

– Ваша девчонка едет на юг, – сказал Стравский. Он не упомянул, что я большевичка и сестра командира отделения Красной армии. – Возможно, ее отвезет эта Кольцова. Она из Медного, вот здесь. – Он показал пальцем на стол: похоже, там лежала карта. – Пара часов езды. Вы можете их опередить.

– Командир, – уточнил солдат, – Медный же оккупирован?

– Черт! – Юровский зло ударил ладонью по столу. Звук был похож на выстрел.

Я вздрогнула. Нога соскользнула с доски, и я едва не потеряла равновесие.

– Значит, именно туда они и направляются.

– Оккупирован? – переспросил Стравский.

Это слово беспокоило и меня.

– Белые собирают силы, чтобы присоединиться к чехословакам, – объяснил солдат. – Мы знаем, что рота белых остановилась в Медном и ждет дальнейших приказов. Мы не сможем войти в поселок.

Вспотевшая ладонь все же соскользнула с подоконника. Я пошатнулась и, не подумав, ударилась рукой о раму. Мужчины обернулись на резкий звук. Темные глаза Юровского встретились с моими, сощурились, и, пока остальные еще оправлялись от удивления, командир рванул ко мне, как охотничий пес к крысе.

Я оттолкнулась от подоконника, скользнула по стене и жестко приземлилась на спину. От удара из легких выбило весь воздух. Надо мной Юровский пытался открыть окно шире, чтобы выбраться через него наружу. Однако оно было старое, покрашенное и не поддавалось. Лицо командира, когда-то самое обыкновенное, безобразно перекосилось от злости.

– Она снаружи, ловите ее!

Я не собиралась сидеть и ждать, пока меня поймают. Юровский думал, что я знаю что-то, чего на самом деле не знала, и хотел меня за это убить. Не похоже, что он станет меня слушать. Я вскочила на ноги и побежала к телеге. Позади меня по деревянным полам дома Стравского грохотали сапоги солдат. Я обернулась как раз в тот момент, когда мужчины выбежали из входной двери.

Я не умела быстро бегать, но сейчас неслась сквозь высокую траву, как олень. Ноги едва касались земли, сердце стучало в глотке.

Я не могла умереть в Исети. В Медный пришли белые. Нужно срочно возвращаться домой.

Я перепрыгнула через забор, отделявший участок Стравского от соседей, и, обегая амбар, вдруг поняла, что не успею отвязать Буяна. Если у меня и был шанс скрыться от погони и добраться до мамы и Кости, то придется бросить Буяна и бежать через лес. Я знала эти места лучше, чем солдаты. Я знала, где мы с Анной можем спрятаться.