Это был Агапов. Сердце тяжело застучало. Его рот был открыт, глаза выглядели испуганными – ни следа от былой жизнерадостности. Я знала его всего два дня. Он впорхнул в мою жизнь и тут же улетел, как бабочка. А теперь он лежал тут мертвый, как Лев, и Костя, и миллионы чужих братьев, погибших совсем молодыми.

Я присела и опустила ему веки. По крайней мере, когда его найдут, он не будет выглядеть таким испуганным.

Юровский либо уехал, либо пошел вниз. Нужно срочно убираться отсюда. Но, едва бросившись бежать, я остановилась. Антон. Он жив? Выстрелов давно не было слышно. Я совершенно не представляла, что происходит в тюрьме. Здесь было как минимум трое чекистов, а еще Немов и Юровский. Потом к ним присоединились Агапов с товарищами. Сколько было внизу? Там еще шел бой? Если нет, то кто победил?

Если Юровский внизу, лучше всего будет бежать к дому Герских, хватать Анну и убираться отсюда.

Но я не успела принять решение: дверь на лестницу распахнулась и ударилась об стену. Сердце подпрыгнуло. А затем в коридор высыпали семеро чешских солдат и трое грязных пленников. Высокий русский, скорее всего, – Антон. Он в безопасности. Даже улыбался. Он выглядел моложе и худее, чем я себе представляла. Нос больше, темные волосы растрепаннее. Борода отросла аж до ключиц. Он плелся позади солдат, как неуклюжий олененок, и я была ужасна рада его видеть.

Вел толпу лейтенант Вальчар, весь покрытый пылью. Его губы были сжаты от злости. Но, увидев меня, Вальчар тут же расплылся в улыбке. Может, он и пришел спасать своих людей, но он спас и меня – и был явно этому рад. В животе запорхали бабочки.

– Евгения! – Он подбежал так, словно хотел обнять меня, но передумал. Его глаза гневно блеснули, когда он увидел мое окровавленное распухшее лицо. Положил руку на плечо и сжал, словно хотел утешить, а потом отпустил. – Я рад, что ты жива.

Я еще ощущала тепло его руки. Гораздо приятнее, чем кулак Немова.

– Где Анна?

– Она в доме. В порядке. Ее охраняют трое.

Голова закружилась, словно я снова оказалась в комнате с Немовым. Захотелось разозлиться, закричать, что три человека не спасут от Юровского. Но чем это поможет Анне? Нужно просто вернуться к ней. Я сжала винтовку, успокаиваясь.

– Нет, – выдавила я. – Туда направляется Юровский. Я все рассказала. Он убьет ее.

Вальчар повернулся к солдатам и выкрикнул приказы на чешском.

– Встретимся здесь, – перевел он для меня и Антона. – Если я не вернусь через два часа, вы уходите.

– Пойдем вместе, – сказала я.

Он покачал головой:

– Евгения, оставайся. Ты выглядишь… плохо. Ты не сможешь помочь.

Наверное, я выглядела как месиво из крови, синяков и порезов. Но я почти не чувствовала ран. Тело потряхивало. Я не могла стоять спокойно. А сидеть здесь, ждать, пока все закончится, – это будет хуже всего.

Анна выглядела такой испуганной, когда призналась в том, кто она есть. Боялась, что я ее предам.

И я предала.

Я побежала. Вальчар последовал за мной, и на этом наш спор закончился.

– У меня есть лошадь, – сообщил он.

Вальчар показал мне путь, и мы забрались на коня. Боль вернулась. Я обнимала Вальчара за сильную талию, пока мы неслись галопом по полям. Каждый подскок отдавался болью в груди. Я сжала зубы, чтобы не стонать, иначе Вальчар обязательно сбавит темп, а медлить было нельзя. Нужно догнать Юровского. Я не знала, сколько времени прошло от взрыва: он мог уехать далеко.

– Как вы взорвали тюрьму? – спросила я, чтобы отвлечься.

– Мы сделать бомбу, – бросил Вальчар через плечо. – Красные в основном бежали. Легко спасти наших, когда армия уезжает из города. И спасти тебя. Анна настаивала, чтобы мы пошли за тобой, и я тоже не хочу тебя бросать.

Теперь еще и желудок скрутило – в этот раз от чувства вины. Она отправила Вальчара меня спасать, а я отправила Юровского ее убить.

Я перестала задавать вопросы.

– Приехали, – глупо отметила я, когда мы добрались до подножия холма, на котором стояла усадьба. – Помоги слезть.

Я могу взобраться на холм так же быстро, как лошадь, да и тело будет болеть не так сильно.

– Хорошая идея, – не понимая мои намерения, сказал Вальчар. – Будем тихо.

Он привязал коня к дереву, и мы пошли на холм, через сады, к дому.

С каждым шагом сердце колотилось все быстрее. Как нам остановить Юровского? Он порвал меня на кусочки, только чтобы найти Анну. Он умрет, но не позволит ей уйти живой.

В доме было слишком тихо.

Сначала мы нашли людей Вальчара. Двое лежали на крыльце. У одного в груди виднелась рана от пули. Вокруг шеи второго была обмотана веревка. Глаза его выпучились, кожа стала пурпурной. Каким-то образом Юровский подобрался к нему сзади. И убил его, не привлекая внимания.

Кровь застыла у меня в жилах. Юровский может нас поджидать в здании. Может, наблюдает за нами прямо сейчас. Я взглянула на Вальчара, пытаясь понять, думает ли он о том же. Но его лицо затмила ярость. Это были его солдаты. Друзья. Я дотронулась до его руки. Он кивнул, перестал хмуриться и прижал палец к губам. Крадучись, мы вошли в дом.

В вестибюле мы нашли еще двоих. Один лежал на спине, пуля попала ему в голову. Второй упал у двери.

Я обернулась назад, осмотрела все углы. Мне казалось, что Юровский готовится к атаке. Рыскает по дому, как тень, а мы – мухи, угодившие в паутину. Вот его предыдущие жертвы. И мы следующие.

Сверху раздался приглушенный стук. Мы с Вальчаром запрокинули головы, потом посмотрели друг на друга, подумав об одном. Юровский был на втором этаже.

– Иди в подвал, – прошептал Вальчар. Схватил меня за запястье, чтобы я точно его услышала. – Я проверю верх.

Я скорчила гримасу, давая понять, что думала о его идее. Я пришла помочь Анне и искупить свою вину за предательство и не собиралась бежать и прятаться.

– Я сказать Анне идти в подвал, – настаивал он. – Если что-то случится, я сказать ей прятаться в чулане. Найди ее.

– Пойдем со мной, – прошептала я.

Он покачал головой:

– Я иду остановить его.

Сердце все еще работало как-то неправильно. Я положила руку на его и кивнула. А затем отпустила Вальчара одного к Юровскому.

А сама пошла вниз.

Залезая в чулан, я слышала, как сверху раздаются выстрелы. Мой мир погиб в подвале одного из домов Екатеринбурга, а теперь я уповала на то, что подвал другого сохранит мне жизнь.

Я угодила прямо в паутину и быстро отпрянула в испуге, ударившись головой. Смахнула невесомые липкие нити с кожи. Потом собралась с духом, вспомнив, что паук в волосах сейчас не самая главная проблема. Поползла вглубь, скользя ладонями по толстому слою грязи на твердом полу.

Стараясь стать как можно меньше, я подтянула колени к подбородку. Сердце бешено колотилось. В тишине подвала я слышала только его стук, ускоряющийся с каждым мгновением. Стрелять перестали. Я услышала, как кто-то бежит, потом грохот – и всё.

Тишина угнетала. Сердце слегка успокоилось, но каждый волос на теле стоял дыбом, ожидая продолжения бойни. Я слегка подвинула колени, и Машина цепочка заскользила по коже. Я сжала ее в руках и стала молиться. В голове роилась тысяча вопросов.

Где сейчас командир Юровский? Наверху? Сколько пришло красных? После предупреждающих выстрелов я ожидала, что нападение будет громче, что солдаты побегут со всех направлений и перевернут дом вверх дном. Но выстрелов было слишком мало, как и шума. Почему не хлопают двери, не кричат мужчины? Где все? Неужели они поубивали друг друга?

Командир Юровский наверху?

Я зажмурилась и стала молиться усерднее. Пожалуйста, не пускай его сюда. Кого угодно, только не его. Пусть он уйдет.

Тишина сводила с ума. Я стала размышлять, можно ли мне выйти из своего укрытия. Но отсутствие звуков тоже пугало – словно большевики затаили дыхание, выжидая, когда я покажусь. Это было напряженное, тяжелое молчание, в котором прятались призраки прошлого и злость.