– Прости меня, – сказала она, покачав головой. – Просто… интересное совпадение. Это мое любимое произведение. В прошлом году мы с сестрами и братом один за другим заболели корью. Стали худые как щепки. Мама читала нам его вслух. – Она слегка рассмеялась. – Я помню, как слушала и пыталась не расплакаться, пока доктор сбривал мои волосы, чтобы болезнь не распространялась. – Она притихла на мгновение. – Ты читала?

– Зачем она мне иначе?

Анна села рядом на колени.

– Можно? – спросила она, вытирая руки.

Я дала ей книгу. Она осторожно пролистала страницы длинными пальцами, стараясь не помять бумагу.

– Там был отрывок, который я не могу забыть… Ага, вот он. «Есть случаи, где женщина… становится вдруг тверже не только мужчины, но и всего что ни есть на свете». Эти строки запомнились и мне. В большинстве книг, которые я читала, женщины были глупыми, бесполезными. Но Гоголь видел большее.

– И правда, – произнесла я. – Напомнило мне о маме.

– Мне кажется, теперь это мы, – сказала Анна.

Мама всегда знала, что делать. Сумела сохранить нашу землю, когда батя умер, даже несмотря на то, что женщинам не разрешали владеть имуществом. Она удержала ее даже после смерти Льва, хотя участок был записан на его имя. Теперь, когда не стало Кости, община попытается отобрать ее снова. Поэтому мама осталась. Она их прогонит. Сохранит землю еще на какое-то время, пока красные не поменяют законы и не сделают женщин равными мужчинам, как обещали.

Я не могла быть такой же сильной, как она. Я не могла быть твердой. Если даже Костя не пережил войну, то какие у меня шансы?

– В любом случае, – сказала Анна, – это очень смешной роман. Мы… мы с моей старшей сестрой Ольгой так над ним смеялись. Никто не передает абсурдные ситуации столь же хорошо, как Гоголь.

– Да. Он показал, какие монархисты на самом деле.

– Хм… – промычала Анна, закрывая книгу. – Вообще-то, Гоголь был монархистом. Но он высмеивал слабости человеческой натуры.

Конечно.

Анна оставалась монархисткой. Даже преступления белых в Медном не изменили ее мнение.

Юровский убил Костю, а я свое мнение тоже не поменяла. Но Юровский не говорил за всю партию.

Наверное, Анна так же относилась к Сидорову.

– Он был настоящим традиционалистом, несмотря на его красочные произведения, – продолжила Анна. Она вернула мне «Мертвые души». – Возможно, со временем он бы увидел недостатки царского режима. Что ж… Это неважно. В любом случае он был очень набожным. Мне это в нем нравилось. Вера принесла ему большое облегчение в конце его жизни. Как моя вера приносит мне.

В глазах защипало. Я даже не могла думать о том, что она сказала о монархистах. Опустив взгляд, чтобы Анна не заметила, я притворилась, что разглядываю книгу. Но слезы все-таки пролились, и Анна замолчала. Я вытерла лицо, но перестать плакать не смогла.

– Я бы хотела все еще в это верить, – сказала я. Голос сильно дрожал.

– Ох, Женя. – Анна подсела ближе и обняла меня за плечи. Я прижалась к ней. – Господь примет тебя, даже если ты от него отвернулась.

Я засмеялась, но звук получился больше похожим на всхлип. Не выдержав, я разрыдалась по-настоящему.

Может, Анна и много знала о Гоголе, но она ничего не знала о мире. Думала, что крестьяне не умеют читать. Что Господь ее защитит. Что Белая армия заботится о простом народе. Наверняка она никогда не читала Маркса. А я читала. Петр и Костя привезли из города листовки. Мы узнали, как церковь забирает деньги у бедных, чтобы епископы жили в роскоши. Они встали на сторону царя, чтобы захватывать земли и власть. А нам рассказывали красивую ложь, чтобы мы молчали.

Теперь же я скучала по этой лжи. Мне хотелось поверить, что Костя, и батя, и Лев ждут меня в раю. Но я знала правду. Они жили, а теперь их не стало. Они потухли, как костер, залитый водой.

Я вытерла лицо фартуком и спрятала книгу обратно в карман. «Прости», – хотела сказать я, но меня оборвал какой-то звук. Крик. Мужской голос вдалеке, где-то в лесу.

– Ты слышала? – прошептала я.

Анна склонила голову набок, ее глаза округлились. Она кивнула.

– Погоди.

Пришлось отцепить от себя ее руку. Мне нужен был хороший обзор. Стоящая рядом ель выглядела многообещающе. Прижимаясь к стволу, я забралась на добрых десять локтей, иногда останавливаясь, чтобы осмотреть округу. В середине лета леса стояли густые, да и сама ель частично перекрывала мне обзор. Но на трети пути я заметила их.

Лошадей – больше, чем я могла бы сосчитать. Солдаты в зеленых рубахах и фуражках. Один человек выкрикивал им приказы. С такого расстояния я не видела его лица. Но узнала его прямую спину и темные волосы. Его голос. Юровский приближался. Он знал, что мы здесь.

Голова закружилась от ярости. У нас была винтовка Вальчара. Это было бы так легко. Подкрасться к ним, найти укрытие, прицелиться и убить его. Пусть истекает кровью, как Костя.

– Что там? – Донесшийся снизу голос Анны отрезвил.

Точно. Нас всего двое. Сейчас охота ведется на нас.

Я проворно спрыгнула вниз, как белка:

– Это он. За нами. С ним несколько солдат на лошадях.

Анна побледнела:

– Как близко?

– Близко. Нужно уходить с тропинки. Пошли.

Часть меня хотела с ним встретиться. Но от вида побелевшего лица Анны сердце бешено заколотилось, напоминая, что в открытом столкновении у нас нет ни единого шанса выжить. Я отвязала Буяна, и мы пошли вместе с Анной в заросли. Мы шли тихо. Винтовкой я убирала с пути мешавшие идти ветки. Через какое-то время мы снова их услышали.

– Тсс! – Я присела и потянула за собой Анну.

Буян стоял за высоким кустом – лучшего места я не нашла. По крайней мере, он был гнедой, а не разодетый в яркие цвета.

Между деревьями мы разглядели Юровского с солдатами. Они тихо шли по тропинке. Если бы Юровский не повысил тогда голос, они бы уже наткнулись на нас. На таком близком расстоянии я разглядела его лицо. Голова поворачивалась из стороны в сторону, но темные глаза были устремлены в лес.

Он остановил коня у ручья. Трое солдат последовали его примеру. Юровский развернул лошадь и поехал в лес в нашем направлении.

У меня от страха перехватило дыхание, а Анна резко вдохнула.

Юровский спрыгнул с коня. Он смотрел прямо на нас. Я не заметила бинты, но кто-то должен был перевязать его рану, потому что двигался он так, словно в него не стреляли. Но правую руку берег. Юровский наклонился и поднял что-то с земли.

Рука Анны взлетела к голове. Она сняла платок и оставила его там. Черт.

– Они были здесь, – раздался низкий голос командира. – Рассредоточьтесь.

Солдаты спешились и разошлись по разные стороны тропы. Юровский продолжил идти вперед. Каждый шаг приближал его к нам.

Вот и все. Костя нас не спасет. Против Юровского была только я. Я сняла с плеча винтовку.

Анна дернула меня за руку. В ее глазах читался настоящий ужас, как тогда, когда она обмочилась в лесу. Было видно, что в любую секунду она может запаниковать.

Я прижала к губам палец. Позади нас росли густые кусты. Буяна передвигать было рискованно, но мы могли спрятаться получше. Я указала на кусты пальцем, чтобы Анна поняла, о чем я думаю. Взгляд ее немного прояснился, и она кивнула.

Я пригнулась к земле, насколько могла. Согнув локти, я поползла так медленно, что от напряжения задрожали колени. Любая упавшая ветка, шишка или сухой листок представляли опасность. Юровский мог нас услышать. Я сжала зубы и напрягла живот, стараясь держать каждый мускул под контролем.

Скопившийся на лбу пот, минуя брови, капнул на ресницы. Я сморгнула его.

– Командир!

Я перестала дышать. Кричал солдат Юровского западнее от нас. Мы с Анной замерли.

– Что такое? – откликнулся Юровский. Его голос пролетел у нас над головами – он не отвернулся.

– Кажется, они жгли здесь костер!

Руки задрожали. Должно быть, какие-то охотники ночевали у реки.

«Иди проверь, – молила я. – Не ходи сюда».