— Привет, Иво!

Он продолжал наблюдать за боксерами на ринге, словно не замечая меня.

— Ближе! — крикнул он одному из парней. — Ближе, атакуй!

Я тоже прислонился к канатам. Иво покосился на меня, потом начал распоряжаться:

— Включайся. Ты опоздал. — И снова крикнул парням: — Ближе, ближе друг к другу!

Я отошел к зеркалу, взял прыгалки. Только разогрелся — и тут прозвучал гонг. Перерыв. Парни на ринге сняли шлемы, вынули капы. Иво все разорялся:

— Ты слишком боишься, стараешься держаться подальше. Подойди ближе к противнику!

Морган отрабатывал хуки на тяжелом мешке с песком.

— Здорово, Морган! — крикнул я. — Как сам?

— Пока еще ссу стоя. — У него неистребимый финский акцент. Морган отвесил мешку сокрушительный левый хук.

— Давай, давай! — орал Иво. — Ты что, на курорт приехал?

Я встретился с ним взглядом в зеркале и начал прыгать. Понемногу увеличивал темп, разогревался по-настоящему. Я всегда любил прыгать. Размялся, сделал три подхода со скакалкой.

Потом я перебинтовал руки и перешел к бою с тенью. Тренировался перед зеркалом, тело разогревалось, делалось мягким.

Внезапно рядом со мной появился какой-то парень. Он взял скакалку и начал прыгать — с потрясающей скоростью и отточенностью движений. Просто шикарно прыгал. Раньше я его не видел, но он показался мне знакомым. Высокий, в черных боксерских шортах с широкой резинкой на поясе, на резинке надпись Everlast[13]. Белая футболка. Закончив один подход со скакалкой, он повернулся ко мне другим плечом, и я увидел на рукаве шведский флажок.

И родимое пятно на щеке.

Я узнал эти глаза, неживой взгляд, ежик на голове.

«Ты швед. Не забывай об этом».

Часы снова затикали, Иво что-то крикнул. Во рту сделалось сухо.

Долю секунды я смотрел новичку в глаза в зеркале. Он не отвел взгляда.

Иво позвал меня. Я подошел к рингу, пролез между канатами. Иво надел перчатки-лапы.

— Ну-ка посмотрим, чего ты добился за лето, — сказал он и сделал выпад правой перчаткой мне в лицо. — Левой-правой, прямой удар, — командовал он, держа лапы на высоте плеча. Потом крикнул: «Начали!» — и все в зале начали прыгать, драться с тенью, лупить груши, тяжелые и легкие мешки с песком, приседать и растягиваться.

— Прямой удар! — крикнул Иво и сделал выпад правой лапой.

Иво — чемпион Швеции в полусреднем весе, точнее, был чемпионом тридцать лет назад. Теперь он поседел, волосы поредели. Иво тренировал меня весь прошлый год и сказал, что из меня может выйти толк, если я не буду лениться. Трижды в неделю я пробегал по семь километров и три вечера ходил в клуб на тренировки. И каждый вечер Иво делал из меня фарш.

«У него хорошо получается удирать», — сказал он про меня весной.

Он имел в виду, что я осторожничаю. Меня всегда ставили в пару с крупными парнями, и я боялся тяжелых ударов, от которых мир начинал шататься.

— Прямой удар! — рычал Иво. — Свободней!

Он придирчивый, все видит, все ему недостаточно хорошо. Когда я бегал семь километров, он хотел, чтобы я пробегал девять. Если я проводил три спарринга, мне следовало провести пять. Прямые удары у меня слишком похожи на хуки, а как я ногами работаю — смех один. «Как есть ирландские танцы» — прошлой весной это было любимое выражение Иво. Теперь все начинается снова.

— Это что за ирландские пляски? На носки не становись! Стой на всей стопе. Когда же ты научишься!

Он сделал выпад мне в лицо, я поднырнул и бросился на лапы. Шлеп-шлеп, левой-правой.

Время шло. Три минуты. Гонг.

— Левой, левой, правой! Атакуй.

Иво снова сделал выпад мне в лицо, я присел, пошел в атаку на лапы. Два прямых левых по правой лапе, прямой правый, потом он поставил лапы под углом, и я выдал серию хуков.

— Хорошо. Работай всем телом, подавайся за движениями. Раз, два, три, четыре, пять…

Я поймал ритм ударов и снова набросился на лапы.

— Не бей сильно. Бей правильно. Прямой удар, выпад. Раз, два, три, четыре, пять.

Мы сделали четыре подхода, я держал темп. Иво кричал:

— Прибавь огня, не увиливай, переступил, легче, прямой удар, раз, два, три, четыре, пять…

Время от времени он задевал меня краем лапы. Заметил, что я начинаю уставать.

— Держи защиту, локти ниже! — И он заехал мне лапой по ребрам.

Время вышло, и я повис на канатах.

— А теперь — спарринг, — объявил Иво. — Хо-кан! — позвал он, и тот высокий, с неживыми глазами, ступил на ринг. Мелким шагом обошел меня в бою с тенью — быстрые хуки, жесткие удары в корпус. Иво зашнуровал на мне голубые тренировочные перчатки. Я сунул в рот капу. Вкус пластмассы.

— А теперь наступай. Так, чтобы он оставался перед тобой.

Он завязал мне ремешки на запястьях, я вышел на середину ринга и кивнул Хокану. Он широко улыбнулся, и я увидел капу. Шлем у него доходил до бровей и прикрывал часть щек.

— Начали! — рявкнул Иво. Я, не спуская с Хокана глаз, нанес ему прямой левый в лицо. Он увернулся, поднырнул. Ответил серией легких прямых ударов в лицо, и прежде чем я сообразил, что происходит, он оказался у меня сбоку и ударил в грудь. Воздух вышел из меня; Хокан, пританцовывая, отошел. Вот безжизненные глаза под шлемом; я двинулся за ними. Надо одолеть его сейчас. Он слишком хорошо двигается, слишком натренирован, потом я уже не сумею с ним справиться.

Я наносил прямые левые удары, целясь в голову; один удар он парировал перчаткой, под второй поднырнул — и вот он уже слева, совсем близко. В бок мне полетел тяжелый правый хук, у меня перехватило дыхание. А Хокан уже переместился и оказался передо мной. Я увидел, как в меня летит кулак. Попал в нос, прямо под шлемом. Я потерял равновесие, повалился на канаты, сел. Увидел на покрытии перед собой его ноги. Услышал голос Иво:

— Отлично, Хокан. Используй прорехи в его защите.

Я встал в защитную стойку. Кулак Хокана пробил мою защиту. Целый град прямых ударов заставил меня согнуться и отступить к канатам.

Мне конец, подумал я. Он меня сделал.

О, эта мягкая ласка, сестры и братья! Мне и Смурфу было по семь лет, мы полдня играли в недавно сгоревшем в Слагсте сарае. Домой я пришел не коричневым. Я пришел домой черным. Мама велела мне встать у двери, на коврике из кокосового волокна. Там я начал раздеваться, а когда разделся догола, мама отвела меня в ванную.

Она намыливала мои ладони и руки, она намыливала мне подмышки, и я хихикал, она гладила меня мыльными руками по шее, спине, по ягодицам, по животу и ляжкам. Она гладила меня, о сестры и братья, она гладила меня так, что с тех пор я всегда носил в кармане коробок спичек, чтобы поджечь первый попавшийся сарай, вываляться в углях и еще раз быть вымытым.

Такова, о сладчайшие мои сестры и драчливые мои братья, такова ласка!

Домой я пришел еще слегка не в себе. Голова налилась тяжестью, шея побаливала. Мама стояла на кухне, протирала тряпкой стол возле мойки. Из гостиной доносился звук телевизора.

— Смурф зашел. — Мама кивнула в сторону гостиной.

Я подошел к Смурфу. Он сидел в углу дивана так, будто его туда налили. Полулежал, длинные ноги исчезли под журнальным столиком, а руки раскинулись по спинке. Смурф кивнул мне и снова перевел взгляд на экран.

— Давай его сюда сейчас же, — сказал он, не глядя на меня. Я потянулся к телевизору и сделал погромче.

— У меня его больше нет.

— Не бреши.

Под левым глазом у него красовался здоровенный фонарь. Смурф заметил, что я его рассматриваю.

— Это тот черномазый, — он указал пальцем на глаз.

— У меня его нет.

— Не пори ерунду, давай его сюда!

— Телевизор потише! — крикнула мама из кухни.

Я убавил звук.

Смурф поднялся и какое-то время стоял, сердито поглядывая на экран. Показывали какой-то полицейский сериал. Двое легавых дрались на крыше. Один упал. Смурф засмеялся.