– Нет, – Марина почувствовала, как опять начинает краснеть. – Хотя, конечно, устроил ты мне неслабую встрясочку.

– Не ожидала, что я буду так?

– Нет, честно говоря. Как ты… как ты не побоялся?!

Костя улыбнулся – лукаво и немного смущенно.

– Я боялся. Но ведь ты… ты столько времени ждала этого момента! Никак не решалась сказать, волновалась. И все это – ради невинной игры без достаточно острых ощущений? Нет, так неинтересно! Я должен был собрать волю в кулак и… постараться, чтобы ты получила весь набор ощущений, которые представляла в фантазиях. Включая настоящую боль.

– Включая настоящую боль? – растерянно переспросила Марина.

Костя коварно прищурился.

– А разве ты не хотела этого? Конечно, хотела, тебе было ужасно любопытно. Узнать, как это бывает, и хватит ли у тебя выдержки терпеть. И как же я мог лишить тебя такого удовольствия, обмануть твои ожиданья? – он рассмеялся и чмокнул ее в щеку.

На секунду Марина опешила. Потом и сама рассмеялась, глядя на него с восхищением и легкой опаской.

– Ну и выдержка же у тебя, любимый! Ты держался великолепно, даже и не подумаешь, что тебе было нелегко.

– Ты тоже была великолепна в роли послушной жены. Надеюсь, ты теперь всегда будешь такой, а?

– Не дождешься!

– Так я и знал, – Костя притворно вздохнул. – Но ничего. Вот буду тебя теперь регулярно воспитывать с помощью ремня…

– Костя, перестань! Я и так уже сгорела со стыда, больше просто некуда!

Он притянул ее к себе и расцеловал.

– Да, я видел, как тебе было неловко и стыдно. И меня это дико возбуждало! Я ведь и сам… люблю эти пикантные ситуации. Только…

– Что, Костя? Ну же, говори!

Он отпил шампанского. Поставил бокал на столик. Потом глубоко вздохнул и взволнованно посмотрел на Марину.

– Помнишь наш разговор про психотравмы, связанные с унижением и обидами?

– Да, – Марина вся обратилась во внимание. – Помню, и очень хорошо.

– Так вот, я всегда стеснялся… своей склонности к доминированию. Приписывал ее детской психотравме, подсознательному желанию отыграться за жестокость матери. Понятно, что я бы никогда не предложил женщине игры с наказанием: ведь это означало бы, что я за столько лет не сумел справиться с детскими обидами, что у меня – комплекс. То есть я именно так все это воспринимал, понимаешь?

– Да, – кивнула Марина.

– И, конечно, я эту свою склонность всегда старался давить. Потом вдруг заметил, что некоторым женщинам нравится, когда мужчина ведет себя в постели напористо, а не вовсе не деликатно. Перестал шибко деликатничать. Но при этом всегда опасался, как бы не перегнуть палку.

– То есть ты себя сдерживал. Не из боязни, что женщина посчитает тебя слишком грубым, а из боязни выглядеть таким в собственных глазах?

– Да, – кивнул он. – Именно из-за этого. Из боязни выглядеть таким в собственных глазах.

Марина поднялась на ноги, не в силах спокойно сидеть.

– Но ведь у тебя нет склонности к психологическому насилию. И с детской обидой ты давно и благополучно справился! А твоя психотравма… Она заключается не в желании отыграться за давние обиды, а в опасении, что такое желание появится. Но оно не появится, если не появилось до сих пор.

Она помолчала, красноречиво поглядывая на него.

– И потом, ведь отыгрываются не в постели, а… вообще! Когда вместе живут или встречаются. А желание доминировать в сексе – это совершенно другое.

Марина хотела сесть обратно в кресло, но Костя вдруг быстро поднялся и подошел к ней.

– Боже, – проговорил он, восторженно глядя ей в глаза. – Какое это счастье, когда можно вот так вот… говорить абсолютно обо всем! Не боясь, что тебя неправильно поймут или не поймут вовсе.

– О да! Это, действительно, счастье, – Марина прижалась к нему, на секунду закрывая глаза. – Как у меня сейчас хорошо и легко на душе, Костя, если бы ты знал!

– Я знаю, – проговорил он. – Потому что у меня – то же самое. Называется, вылечили друг друга от комплексов, да?

Он рассмеялся и подхватил ее на руки.

– Не могу больше, хочу тебя снова, – пробормотал он, неся ее в спальню.

– И я тебя тоже хочу, – эхом отозвалась Марина.

Когда они засыпали, сквозь полузадернутые шторы пробивался ранний южный рассвет. И было так сладко засыпать в теплых объятьях любимого, когда весь остальной мир пробуждается. С ощущением покоя и защищенности. С уверенностью, что тебя любят и считают самой близкой, родной и единственной.

– На форуме феминисток я встретила интересную фразу: «отдать мужику свою душу». Боюсь, что именно это со мной и случилось, – Марина усмехнулась, перебирая симпатичные камушки.

– Можно подумать, что я не отдал тебе свою душу, – Костя посмотрел на нее с такой же усмешкой. – Отдал, и еще как. Так что не надо думать, будто мы не в равном положении.

Они лежали на пляже в Партените, прячась под навесом от солнца. Хотя можно было не прятаться: небо заволокли облака. Марина обожала такую погоду. И такое море, каким оно было сейчас – с умеренными волнами. И этот пляж возле Аю-Дага ей тоже безумно понравился. Забраться бы на вершину горы, да полюбоваться оттуда пейзажем, но все силы были истрачены на сексуальные игры. Зато они прокатились на катере до Гурзуфа, и Марина получила море впечатлений.

– И ты не должна бояться, что я тебя разлюблю или предам, – заговорил после паузы Костя. – Я не из тех, кто легко влюбляется и меняет привязанности. И я никогда… слышишь, Марин? Никогда не встречал женщины, которая казалась бы мне настолько родной.

– Я тоже не встречала такого мужчины, – с улыбкой отозвалась она.

– Но, конечно, я понимаю, что для полного доверия нужно нечто большее, чем слова, – голос Кости вдруг зазвучал торжественно. – Так вот, Марин… Сразу после свадьбы я перепишу на тебя половину квартиры. Она стоит дорого, дороже, чем ты думаешь. И если я вдруг поведу себя плохо, никто не помешает тебе забрать свою долю.

Марина выпустила из рук камушки.

– Ты… перепишешь на меня полквартиры? Костя, да ты с ума сошел! Разве так можно? А вдруг я окажусь непорядочной?

– Не окажешься, – убежденно возразил он. – Ты не такая. И как ты можешь меня кидануть, если ты не встретишь второго такого, как я? Ведь не встретишь, и ты сама хорошо это знаешь. А с квартирой… Я не хочу, чтобы ты жила на чужой территории. Ты должна жить у себя дома, чувствовать себя полной хозяйкой. Только так отношения могут быть на равных.

Марина приподнялась и потянулась к бутылке с водой: от наплыва эмоций во рту стало сухо. То, о чем говорил Костя, казалось невероятным. И как он произнес эту фразу – «после свадьбы». Так, будто это был уже решенный вопрос, не требовалось что-то обсуждать и делать торжественное предложение.

– И не нужно за меня беспокоиться, – усмехнулся Костя. – Маринка, я взрослый мужик и прекрасно знаю, что делаю. И не забывай, что я – единственный наследник своего дядьки, он считает меня своим сыном. Так что не нужно бояться за мои материальные интересы, – он легонько потрепал ее по волосам.

– Костя, это ужасно: мы совсем забыли про твоего дядю, – с волнением сказала Марина. – Он лежит в больнице, а мы…

– Марин, ради бога! С дядькой мы все обсудили. Вчера я звонил ему. Он сказал, что не станет со мной разговаривать, если я оставлю тебя и приеду. Он же знает, что у меня сейчас происходит, и хочет, чтобы у меня все было хорошо.

– Мы можем поехать вместе.

– Поедем на днях. Или один скатаюсь, а ты побудешь с Наташкой. Все равно в больницу к дядьке тебя не возьмешь. Он категорически не хочет, чтобы будущая невестка увидела его первый раз в больничной одежде. Говорит: выпишусь, приду в божеский вид, тогда и привезешь.

– Понятно, – улыбнулась Марина.

– И да! – встрепенулся Костя. – Надо ведь съездить в Симферополь, сдать твой билет. Хотя ну его: терять целый день из-за небольшой суммы. Попросим Наташку, чтобы сдала твой билет, как будет уезжать, а не получится, так и ладно.