Сажусь завтракать. Вдруг звонок по стационарному — это Федор. Чуть не подавилась. Сообщает деловым тоном:

— Все в машине, ждем тебя.

Обуваюсь и выскакиваю. Девять ноль-ноль; как все строго! В Лексусе на заднем сиденье сидит Эрика, совершенно сонная, даже, скорее спящая и одетая во что-то уютное без обычного лоска. Впереди водитель и Федор.

— Ты заперла гостевой домик? — это, конечно, спрашивает охранник.

— Что, надо было пульт взять?!

Федор высовывает из окна руку с ключом в направлении моего жилья, нажимает на брелок, смотрит на него и кивает. Видимо, закрыл. Потом протягивает ключ с брелоком мне. И я понимаю, что он запросто мог открыть этим ключом мой замок ночью, но не стал. Повезло мне, спала без задних ног.

В дороге я много раз трясу за руку Эрику, она вяло отмахивается. Наконец, паркуемся.

— Приехали. — Федор помогает мне извлечь из машины и поставить на ноги хозяйку.

Вблизи роскошного торгового центра Эрика вполне оживает. В сопровождении Федора мы неторопливо проходим внутрь, потом на эскалаторе едем на самый верх здания прямо к сияющим зеркалами и стеклом модным бутикам.

Эрика указывает на меня мужчине-продавцу и говорит:

— Нужно достойно приодеть сиделку моего отца.

Окинув мою фигуру оценивающим взглядом, продавец выкатывает тележку и складывает в нее вещи подходящего размера из тех, на которые указывает Эри, иногда критикуя ее выбор. Мое мнение никто не спрашивает. Замечаю, что она подбирает максимально закрытые, скромные и просторные наряды для разной погоды и случаев жизни. Конечно, так и надо, а качество и стиль любой модели здесь на высоте, это не полиэстер, точно.

Они оставляют меня у примерочной и уходят, обсуждая новинки коллекций для Эрики. Мне нравится в тележке все, начинаю мерить с самого-самого. Смотрю на цену в евро и ахаю — почти половина моей прежней зарплаты за одну модель! Но не мне за это платить. Надеваю через голову сине-голубое платье-трапецию длиной до колен, с белой кружевной отделкой — сидит очень хорошо.

Вдруг в зеркале сзади себя вижу Федора! Он прижимает палец к губам, делает большие глаза и шепчет:

— Ты красавица, я первый заметил.

Вот это ситуация! Зеркала, тесно и музыка играет. Хорошо, хоть он меня пока не лапает. Мальчишка совсем; ему хоть двадцать пять уже исполнилось?

— Что ты вытворяешь?!

Сую ему пакетик:

— Возвращаю тебе твои пуговицы. Иди. И запомни: вчера ты не приходил.

— Понял: я неловкий, ухаживать не умею. Но я нежный, честное слово! Полночи представлял, как целую твои груди.

У него глаза просто бешеные. «Пистолет» в брюках точно на взводе. Того и гляди, вчерашний стриптиз продолжится прямо с момента, на котором остановился.

— Федя, Федя, мы оба на работе! Сейчас я никак не могу ответить на твои чувства. У меня специальные процедуры перед беременностью. Отношения сейчас строго запрещены. Можно все испортить.

Моргает. Вроде бы дошло.

— А после того, как ты родишь для него? Я могу надеяться?!

— Давай не опережать события. Мы взрослые люди.

Заговорщицки жму ему руку и разворачиваю парня к выходу. Уходит, наконец. Хорошо, если его никто здесь не увидел.

Мне пришлось вроде как дать ему надежду. Но нет, мужчины не умеют ждать. Становится грустно.

Потому что я хотела бы, чтоб на его месте был другой. Тот, при звуках имени которого у меня начинает скакать сердце и щемить в животе. Тот, под взглядом которого я буквально впадаю в транс. Тот самый мужчина, для которого мне хочется сделать все возможное и невозможное, чтобы он был счастлив... Но у него жена, работа, контракты. И у нас только «товарно-денежные» отношения.

Шлепаю себя по щекам, чтобы не заплакать. Что же это такое?! Только примирилась со своей ролью, успокоилась... Ладно, женщина я или нет?! Разве я не хочу быть красивой в любых обстоятельствах? Передо мной ворох шикарной одежды, а я слезу пускаю по несбыточному?!

Примеряю остальную одежду, отбираю лучшее. Надеваю снова синее платье с белым кружевом, которое, как мне кажется, лучше всего сейчас подходит, и иду искать Эрику. Она, сидя у кассы, мило общается с продавцом; одета в великолепный шелковый костюм в восточном стиле. Посмотрев на меня, одобрительно кивает.

В следующих бутиках мы подбираем обувь — и красивую, и удобную, и не по одной паре, а к каждому наряду. К новым туфлям у меня особо трепетное отношение; у Эрики, кажется, тоже. Наше настроение заметно улучшается, доходит до шуточек; я очень ей благодарна.

Федор, не поднимая глаз, в обеих руках носит за нами пакеты с покупками. Потом красивой троицей мы идем перекусить в уютное кафе внизу. И, наконец, едем в Центр планирования семьи.

В дороге Эрика рассказывает мне про отца. Он из семьи немецких эмигрантов. Во время войны младенцем был вывезен вместе с родителями в Казахстан. Вырос, работал на заводе, получил инженерное образование, женился очень поздно; Эрика — его единственный ребенок. Вернулся в девяностых годах и активно, с немецкой тщательностью занялся оформлением объектов интеллектуальной собственности. Сделал на этом имя и деньги.

Когда в прошлом году умерла жена (мать Эрики), он перенес инсульт и почти перестал вставать, потерял интерес к жизни. Потом еще и ухудшилось зрение на один глаз. Всегда был позитивным и интересным человеком; болезни сделали его циничным и склочным.

— Он все время повторяет, что дождется внука или, в крайнем случае, внучку, и умрет, — с содроганием произносит Эрика.

«У моей мамы после смерти отца тоже изменился характер, и не в лучшую сторону, — подумала я. — Да и у меня самой, тоже, — после несчастья, случившегося с Ксюшей».

Приехали к Центру. Знаю, что где-то здесь, в одном из кабинетов многоэтажного современного здания свершится то, на что я подписалась. Не знаю точно, когда и каким именно способом это произойдет. Знаю, что должна быть какая-то подготовка к этой процедуре и у меня, и у Эрики.

Она опирается на мой локоть. Она ниже меня на полголовы. Второй рукой я раскрываю и придерживаю для нее дверь.

— Помнишь, Игорь сказал, что мы с тобой временно должны стать одним целым? — спрашивает.

— Помню, — невольно вздыхаю я.

Конечно, со мной ходить в Центр ей куда комфортней, чем с молодым водителем, которого, пожалуй, трясти начнет уже от одних развешенных по стенам изображений женских репродуктивных органов. Как у Игоря-то терпения хватало! Я вожу Эрику из кабинета в кабинет и жду у дверей. Какие только специалисты ней не занимаются! Меня же, кстати, никуда не приглашают. Про меня словно забыли.

Наконец, я возмущаюсь, и тогда меня бегло осматривают на кресле и меряют давление. Записывают в карточку, что все хорошо. Я задаю врачу вопрос о валерьянке, получаю ответ (можно понемногу) и спрашиваю:

— Почему меня не готовят? Когда примерно произойдет подсадка?

Врач, которая только что осматривала Эрику, отвечает:

— Давайте вернемся к этому вопросу в следующем месяце.

И я понимаю, что действительно не все хорошо.

Игорь.

Сидим на балконе, пьем чай и смотрим с высоты на темнеющий лес и встающий из-за деревьев месяц. Мы так и хотели раньше, а сейчас чего-то не хватает.

— Эри, что сказала врач? Ты была искренна?

— Да, Анна Васильевна все знает.

— И что?

Она вздыхает, прежде чем ответить, — знает, что отмолчаться не получится.

— Нужно месяц, а лучше два подождать, пока препарат выйдет естественным путем. Потом проверить жизнеспособность яйцеклеток еще раз.

— А если снова боли? Ты уверена, что выдержишь месяц?.. Скажи мне, у кого ты берешь эти таблетки? Не молчи, Эри. Тот человек не друг тебе. Мне кажется, или это происходит все чаще? А помнишь, мы когда-то справлялись с болью и без таблеток? Может, Анна Васильевна подберет тебе средство похожего действия, но не такое вредное?

— Нет, она сказала: из сильнодействующих нельзя ни-че-го. Предложила валерьянку и пустырник. Или палкой по голове, как в средневековье.