Приезжаю, поднимаюсь, беру ее за руки, заглядываю в глаза:

— Эри, ты случайно разбила аквариум?

Стекло должно было быть небьющимся — так заявлял производитель.

Смеется, откидываясь:

— Они таращились и осуждали меня, а мне не слышно, что они говорят. Я долго била, наконец, получилось.

— Кто тебя осуждал?

— Как кто? Рыбы.

Игорь.

Договариваюсь с тем самым знакомым врачом скорой, что на вызов приедет именно он. Хоть объяснять ничего не надо будет. Наркологический центр, естественно, выбираем с Карлом самый престижный. Первый курс лечения длится в среднем три месяца. Посещения запрещены. Общение с родственниками — только по телефону, в установленное время. Если все идет по плану.

Карл выглядит потерянным; такие глубокие и ужасные мысли читаются на его лице, что врач решает ввести ему успокаивающее. До моего приезда Эрика исхитрилась расколотить еще и окно на верхнем этаже. И кричала при этом так, что перед воротами собрались прохожие.

Осколки, конечно, не выпали кому-нибудь на голову — везде предусмотрительно установлены триплексы, на которых кусочки стекла и повисли. Но внутри верхний этаж, с разбросанными ею вещами и изуродованным панорамным окном, стал напоминать последствия погрома или даже постапокалипсис.

Может, у нее появился пунктик насчет стекла или бывает фобия такая? Врач скорой этого не знает. Если она нашла припрятанный где-то порошок, разбираться с его последствиями будут узкие специалисты. Пока Карл уговаривает дочь согласиться на лечение, отзываю врача в соседнюю комнату и показываю спину, — что-то я еле ноги таскаю.

Он присвистывает, трогает мой лоб, делает мне пару уколов в ягодицу и обрабатывает несколько воспалившихся участков кожи — говорит, какая-то инфекция в ранки попала. И даже оставляет еще ампулы — антибиотики, на курс. Врач категорически настаивает, чтобы я сегодня больше никуда не ездил, а лег в постель. Честно говоря, подчиняюсь медицине с облегчением. Устал. И голова раскалывается. Пусть Костя поедет с Эрикой и проследит там за всем.

Ничто не заставит меня сейчас подняться в наше бывшее уютное гнездышко. Укладываюсь в гостиной. Через какое-то время слышу: входит кто-то. В голове крутится Эрика — и жалко ее, и спрятаться от нее хочется.

— Приподними голову, — слышу мягкий, но настойчивый голос.

Это не голос жены. Это... это Ольга.

Кряхтя, ложусь на спину и смотрю на нее. Красавица. Но самое прекрасное в ней не лицо, и даже не грудь, а доброта. Здесь полный дом народу, а всем пофиг, что я трясусь от холода, скрючившись на кожаном диване в гостиной. И только она пришла, и подложила подушку под мою дурную голову. И постелила простынь так, что мне осталось только перевернуться на другой бок. Принесла теплое одеяло...

— Брюки снимай.

Ого! Сама пришла. Помогает раздеться. Сейчас приставать будет. Укрывает и...

— Куда ты? Останься со мной. Ты не хочешь?! Ну, хоть посиди рядом. Ты так мне нужна...

Тянусь рукой пощупать ее наметившийся животик, но почему-то останавливаю себя. Там как будто волшебство, чудо, а я грязными лапами... Хочется сказать, что она важна для меня не только как мать моих будущих детей. И я вроде начинаю это говорить. Но как-то сбиваюсь. Надеюсь, она все поняла. Не знаю, сколько она сидела рядом, иногда поглаживая меня по голове.

— Ты меня любишь? — шепчу.

— Конечно, — отвечает так естественно, что это просто не может быть неправдой.

Чувствую счастье. Улыбаюсь.

— И я тебя. С той самой встречи в тренажерке, помнишь?

— Спи уже, выдумщик.

Сплю. Но почему выдумщик?

Утром будит меня Костя. Еле глаза разлепляю. Докладывает, как отвез Эрику. Утверждает, что обстановка там напоминает хороший пансионат. Пациенты, которых при нем выписывали, кажутся довольными жизнью. Надеюсь, он прав. Сегодня после обеда надо будет позвонить главному врачу.

Потом Костя протягивает мне футболку и предлагает переодеться. Замечаю, что рубашка на мне — хоть выжимай. Значит, температура спала. Быстро переодеваюсь, дрожа, и укутываюсь одеялом по самую шею, собираясь спать дальше. Но не тут-то было! Он мне укол собрался делать. Сегодня он за доктора. Дырявит терпимо. Но я бы, конечно, предпочел ручки Ольги. И что-то мне подсказывает, что это она его ко мне и прислала.

К обеду мне становится лучше. В шерстяном свитере поверх футболки и с чашкой горячего чая в руке я уже вполне способен сидеть и даже немного думать. С главврачом вызвался переговорить Карл, вот и хорошо. Он делает это в своей комнате. А я сижу на кухне между Ольгой и Фатимой, как в цветнике.

Ольга рассказывает, что старик со вчерашнего дня начал делать зарядку, лежа и сидя. И записался (сам!) к нескольким врачам, — очень хочет встать на ноги. Оля настаивает, что ему будет полезно плавать в бассейне у дома, но кто-то должен ему в этом помогать. Неуверенно предлагает себя — и смотрит на меня. В ответ мысленно раздеваю ее взглядом. Даже не знаю, чего больше хочу — чтобы можно было рассматривать ее тело в купальнике или чтобы ее в одном купальнике не видел никто другой. Ну, а сам я в бассейн в ближайшее время не полезу.

— Нет, это не для беременной, — с сожалением говорю я. — Пусть Костя в плавках бегает.

Об Эрике молчим. Страшноватая тема.

Ладно, иду к Карлу узнать, есть ли новости. Увидел меня и энергично зовет жестом к себе, говоря по телефону. Мне кажется, он не только физкультурой стал заниматься, но и соображать стал лучше. Прижимает сотовый к груди со словами:

— У меня Эрика на проводе!

И выразительно смотрит. Тянусь рукой к телефону, вдохнув так, как будто собираюсь нырять под воду.

— Привет. Это я. Как ты сегодня? — произношу ничего не значащие фразы.

Отвечает напряженно. Может, ей там страшно? И больно? Или она боится, что дома все изменится без нее? Я помню, что, если бы не та авария, и этой беды бы с ней не случилось.

— Мы как-то скомканно попрощались, Эри. Лечись спокойно. Здесь будет так, как ты хочешь. Твой папа проследит за всем, он у тебя молодец. Я тебя люблю.

Кажется, я это уже говорил сегодня кому-то.

Спустя три месяца.

Игорь.

Забираю Эрику из диспансера. Стою с цветами перед свежевымытым Лексусом. Все медсестры на этаже одарены, врачи облагодетельствованы. Наконец, приводят мне жену. Хорошо, что я на переговорах привык ко всяким неожиданностям. Так что вдох-выдох и...

Надеюсь, у меня в глазах не отразилась даже жалость. Со спины бы точно не узнал. Худая, темная женщина. Глаза смотрят из провалов, старушечий пучок на темени, корни волос неряшливо отросли. Костюм висит мешком. Выражение лица отчужденное? высокомерное? злобное? Что-то из этой троицы или даже все вместе.

Так и хочется спросить: а это точно ты?

Едем. Держит цветы так, словно никогда их в руки не брала. Разговор не вяжется. Просит завезти ее в салон по дороге.

— Я недолго, — бросает.

Да?! С каких это пор? Протягиваю ей карточку.

— Я подожду. Только налысо не стригись, — пытаюсь разрядить обстановку; это у нас уже много лет шутка такая, перед походом в парикмахерскую.

Уходит.

Возвращается и правда быстро. Постриглась. Похоже, под машинку, с самой большой насадкой. Волосы стоят ежиком. Сглатываю слюну.

— Женщина должна меняться, — говорит. — Без комментариев.

На вид — усталый подросток, мальчик.

Приехали. Въезжаю во двор:

— Добро пожаловать!

У входа в дом стоит (!) Карл, опираясь обеими руками на палку-стул, но стоит сам, ноги не разъезжаются, как поначалу. Рядом Фатима со свежеиспеченным пирогом на красивом блюде. И все остальные тоже вышли поздороваться. В том числе Ольга с солидным таким животом. Эри скользнула по ней взглядом, дернула уголком рта, вроде как улыбнулась всем и пошла наверх.