Возвращаюсь за выпечкой. Ноги подгибаются, щеки горят. Наверное, стоит волосы хоть немного поправить.

Начинаю мысленно ругать себя. Надо сосредоточиться, выбросить из головы глупости; ведь меня ждут! Почти получилось. Так, что я знаю о том, какая она — образцовая сиделка? Она точно умеет слушать. А еще относится к больному клиенту, просто как к обычному хорошему человеку. Кажется, так.

Выхожу.

— Помочь? — предлагает Денисов.

— Нет.

А на самом деле так хочется, чтобы помог!

Он забирает с подноса Федин ключ; зачем-то он ему нужен. Идем. Входим в дом. Здороваемся с Карлом Фридриховичем. Сегодня он выглядит даже лучше, чем в прошлый раз, подумала я. Восемьдесят лет, а смотрится бодрячком. Глуховат немного, приходится говорить громко.

Игорь подгоняет инвалидную коляску и перекладывает в нее дедушку. Тот слабо протестует — мне показалось, что старик вполне в силах пересесть сам, хоть и не быстро. Я везу дедушку в столовую, где Фатима красиво накрыла на стол. Еды не особенно много, и мои сырники занимают почетное место.

Сажусь рядом с дедушкой, а совсем не там, где хотела бы, и даже не напротив. Стараюсь предугадывать желания старика, пока получается. Сегодня он благодушен; у меня появилась надежда, что мы подружимся. Игорь вскоре уходит, — за ним с верхнего этажа приходит какой-то незнакомый мне человек.

Когда за столом остаемся мы с Эрикой, не считая ее дремлющего отца, она вдруг наклоняется ко мне и говорит приглушенно:

— У тебя месячные закончились две недели назад, правильно?

Я пытаюсь по-быстрому переключиться; смотрю заметки на телефоне:

— Да, все так. А что?

— Если проверка закончится нормально, завтра получишь свои четыре миллиона. Пока в долг, разумеется.

— Здорово, спасибо! — у меня камень с души свалился уже от одного обещания. Ксюша будет спасена! Ну, не станет же Эрика играть такими вещами! — А что за проверка и причем тут мои месячные?

— При том. Выяснить надо, не засланный ли ты казачок, не имеешь ли отношение к сливанию технологий. И не успели ли вы с Федей чего замутить. Я-то считаю, что не успели, но пускай специалист все же посмотрит. А завтра вечером, как подпишешь все документы, Денисов придет к тебе заделать ребенка. Нашего c ним ребенка, без всякого Центра. Я смотреть на процесс не буду. Надеюсь, ты не против.

Игорь.

Васю я позвал не только на шашлыки. В последнее время не часто пересекаемся. Звоним друг другу, только если все так по кайфу, что нет сил не поделится радостью. Или когда совсем херово, и не знаешь, откуда ждать следующей беды.

— Как твои? — спрашиваю.

— Нормально. Марина фитнес-клуб открыла. Никитка на городских соревнованиях по плаванию второе место взял. Твою видел. Похудела, вроде? А мою то и дело разносит.

Светская часть беседы закончилась. Старый друг-айтишник принес с собой кейс с аппаратурой, я протягиваю ему электронный ключ от гостевого домика. Вертит в руках.

— Не слабо! Как я понимаю, это ключ от всей электроники на этой территории?

— Вроде того, Федор установил. Здесь я глубоко в систему не погружался. К заводу у него доступа нет.

— И что ты от меня хочешь? Нет, лучше скажи, что случилось?

— Он сжульничал. Тайком обесточил камеры на отдельной локации и слил конфиденциальную информацию о клиентке. Возможно, немного, но ситуация чуть не вышла из-под контроля. Если выкинуть его — он в курсе много чего. Закрыть глаза — я не знаю точно, докуда он дошел и чего еще от него ждать.

— Когда случилось?

— Сутки назад. Случайно заметил.

— Я так понимаю, его сейчас здесь нет?

— Выходной дал.

— Ну, пойдем, поглядим на сервера и на что еще тут есть.

Ольга.

Я вроде слышу, понимаю и даже что-то говорю, но думаю о своем. Сейчас я как сомнамбула. Дедушка проснулся и потребовал вина, — наливаю, подаю. И закуску — пожалуйста. Эрике надо помочь подняться к себе — подставляю локоть и веду. Я всем помогу. Даже собачку могу выгулять, если надо. Но не могу осознать, что происходит.

Мне пообещали, наверное, самую гигантскую, из всех известных в истории, плату за секс. Даже не за лишение девственности. Причем не с уродом каким-нибудь или извращенцем. А с мужчиной, близости с которым я сама, если честно, очень хочу.

Но нет, все не так. Это самообман. На самом деле это стоимость ребенка. Маленького, по-настоящему родного, плоть от плоти. Не вложенного в меня путем каких-то странных манипуляций в Центре. А по-настоящему моего, зачатого в постели в момент отношений с любимым мужчиной. Как можно оценить и продать свое дитя?! Даже если нужно таким способом спасать другого? Родить и продать?!

Его еще нет, я заранее накручиваю, «делю шкуру неубитого медведя», — говорю себе. Конечно. Но меня трясет сейчас, мне страшно. Как если бы пообещали отрезать руку, или ногу, или грудь. Все равно, за деньги или нет.

Укладываю дедушку спать. Переодеваю, осторожно приглаживая ему волосы, включаю настольную лампу и читаю ближайшую книгу со стола автоматически, не понимая смысла слов и фраз.

Потом понуро бреду в сторону домика. А хочется убежать и спрятаться. Какое здесь все непростое, с бесконечными подвохами; как от этого тяжело! Вот не было бы у этой Эрики много денег, жила бы бездетной, как многие живут, — любила бы одного своего мужа. Так нет же — ей нужно все перевернуть, извратить, отнять. Потому, что есть большие возможности. И меня занесло в это безумие.

Звонить маме сейчас не стану — она сразу по голосу поймет: что-то не так. Но и совсем одна быть просто не могу. Не входя внутрь, сбрасываю на дорожке новые туфли, иду босыми ногами по траве, набираю телефон Маши. Моя самая-самая подруга, конечно же, еще не спит, время детское.

— Привет, — стараюсь, чтобы голос не дрожал.

— Оля! Привет, как ты? Четвертый день ни слуху, ни духу...

— Я на новую работу устроилась. Сиделкой, в богатый дом.

Болтаю с ней несколько минут, переведя разговор на ее дела, потом говорю о странных привычках обеспеченных людей, без особой конкретики. Потом думаю, как противно врать подруге и, наконец, выдаю:

— Представляешь, в соседнем коттедже одна женщина подписалась стать суррогатной мамой. В клинике начали обеих женщин готовить. И вдруг выясняется, что Э... хозяйка вообще биологической матерью быть не может. И тогда она, представляешь, предлагает своему мужу просто переспать с этой женщиной, а потом забрать ребенка, ну, когда он родится. Как тебе ситуация?

— Привет передавай женщине из соседнего коттеджа. Я уже думала: позвонишь или совсем зазналась? Видели тебя вчера при входе в Центр планирования семьи, в шикарном синем платье, рядом с какой-то засушенной селедкой. Не отвертишься. Не бойся, никому я рассказывать не стану.

— Маш, прости, это тайна, я не имею права никому о ней говорить, но я в ней так завязла...

— Короче, это тебе решать: хочешь или нет. После твоего бывшего, которому ты разрешила жить с тобой без росписи, но при этом признать ребенка, даже не знаю, на какую еще глупость ты способна как женщина. Прости, вырвалось. По-моему, ты совсем себя не уважаешь. Думай не только о чувствах!

И обрати внимание: ты подписала какой-то документ. Наверняка тебя предупредили, что временно ты не имеешь права трахаться с кем бы то ни было. Если нарушишь договор, ушлые люди могут так все повернуть, что на тебя всех собак повесят, в смысле все затраты, упущенную выгоду Центра и чей-нибудь моральный ущерб до кучи.

Почитай внимательно тот документ — ты вообще сможешь его расторгнуть в одностороннем порядке? И где в нем написано, то, о чем вы потом договорились с хозяйкой и ее мужем? Обязательно подними этот вопрос!

Маша отвлекается, чтобы помешать что-то на плите. А я обдумываю ее слова: как же все сложно! Где же в этом любовь? Ведь это должно быть главным как в отношениях между мужчиной и женщиной, так и, конечно же, в сотворении ребенка. Подруга возвращается.