Достаю из кармана штанов дежурный презерватив, надеваю, отстегиваю девицу и кидаю ее на кровать лицом вниз. Придерживаю коленом ей ноги и стаскиваю через голову жуткий наряд из ремешков, как платье. Ну вот, тело уже похоже само на себя, только цепочка на талии болтается. Спускаю с нее стринги и засаживаю, держа за лопатки. Прогибается вся, подставляясь. Долблюсь максимально жестко, чуть ли не мщу и насилую, а ей нравится, кричит «еще, еще!». Что ее здесь, в подвале, никто не трахает, что ли? После плетки руки или ноги не доходят?

Делаю, что могу. Устал за сегодня. Давно не выдавал четвертый раз за вечер. Тогда она сама на меня как напрыгнет. И скачет, и трется, и ртом что выделывает. Ощущение, что меня насилуют. Думаю: такую сквозь строй солдат пропусти – и глазом не моргнет. Она же такое вытворяет и с любым другим, сука. Это же не человек, секс-машина, робот. У пластиковой куклы, наверное, чувств больше.

Те две девчонки были со мной как подружки. Радовались вместе со мной, баловались. Эта же – просто конец света. Не знаю, удалось ли кому-нибудь пробиться сквозь ее… профессиональную компетенцию. Конечно, это она отстегала наивного Федю по полной. Шрамов на нем хоть не осталось?

Грамотно довела меня до финала и отвалилась. Косметика на ее физиономии поплыла, - ужас. Вдруг она говорит:

- А я тебя знаю.

- Да ну? Почему же я тебя не знаю?

- Ты позавчера у нас в колледже перед ребятами выпускного курса выступал. Рассказывал о прелестях работы по специальности - ну, там, о стабильности. Уговаривал идти на завод.

Уговаривал?! У меня не шарашка. Это меня уговаривали, чтобы я хоть парочку выпускников с испытательным сроком взял. Надо же, запомнила по открытым частям тела и лица! Такую бы в ФСБ на полную ставку. Смеюсь максимально естественно, а мое возмущение и так совершенно неподдельно:

- Ну, ты даешь! Обозналась, девочка. Где я, и где заводы. А сколько тебе лет, что ты еще в колледж ходишь?! Мне проблемы не нужны.

- Совершеннолетняя я. Могу паспорт показать. Уже месяц, как исполнилось.

- Ну, показала ты мне на сегодня достаточно.

Восемнадцать лет! А дальше что?! Тянусь к ней сложенной купюрой – подставляет бедро. Сую за цепочку на талии. Подставляет другую сторону – ладно, на еще; третье бедро у тебя, надеюсь, не выросло.

- А поцеловать?

Ну, дает! Как будто она мне кто-то. Противно. Я грязное в рот с детства не беру. Скажи спасибо, что матом не послал.

Выхожу, иду долгими коридорами к залу ресторана и думаю. Конечно, не как новорожденный себя чувствую, но кое-что в голове заметно прояснилось. Вот чего я хочу, вот что ищу: любви. Здесь ее точно нет.

Вспоминаю Ольгу и чувствую, что улыбаюсь.

Возвращаемся с Василием на такси, друг на друга не смотрим.

Водитель интересуется:

— Что-то вы, ребята, какие-то невеселые. И даже не очень пьяные. Неужели не понравилось? Или не поделили кого?

Мрачно смотрю на него. Ответить нечего. Как в говне извозился. Скорее бы домой, в душ. Вася тоже хмурый. Смотрит на меня и говорит:

— Нечего там ловить.

Киваю. Еще цветы надо будет женщинам купить. Тем, которые любят и ждут таких мудаков, как мы. Ну, Федя, подставил ты меня...

Ольга.

Готовлюсь ложиться спать, трудный день позади. Вдруг — стучат. Как раньше. Сразу сердце из груди выпрыгнуть хочет. Запахиваю халат, приглаживаю волосы, открываю — точно, Игорь.

— Привет, — говорит.

Сейчас я ком в горле проглочу, дыхание чуть успокою и отвечу.

— ...Привет. Ты не зайдешь?

Он стоит у крыльца. Качает головой. Ах, да, в домике же опять висит пара камер. Все должно быть под контролем. Прикрываю сзади себя дверь.

— Это тебе, — указывает рукой.

Вижу рядом с ним здоровенный куст цветущих хризантем, белых, крупными шапками, в большом горшке. Спускаюсь:

— Какая красота! Спасибо! Ты узнал откуда-то?

— О чем?

— Сегодня Ксюше сделали операцию. Все хорошо, она недавно проснулась.

Чувствую, что плачу. Он легонько прислоняет меня к себе и гладит по волосам.

— Успокойся, все хорошо, — повторяет он мои слова, и я улыбаюсь сквозь слезы, уткнувшись лицом в его рубашку.

Как чудесно стоять вот так рядом с ним. Чувствует ли он, как я ему благодарна, что все получилось? И как я его люблю? Как мы его любим?

— Мы с Эрикой завтра улетаем, ты знаешь? — говорит.

— Знаю. Как она сейчас?

— Неплохо. На море, надеюсь, станет еще лучше. Давно надо было съездить.

У него своя жизнь; не надо иллюзий. Он для меня — только друг, и то до тех пор, пока его дети во мне. Наши дети. Потихоньку отстраняюсь.

— Я хотел купить тебе букет, который не скоро завянет. В идеале — чтобы стоял до моего приезда.

— В горшке еще лучше, — заверяю его. — Хризантемы даже можно высадить в землю на все лето, например, под окном. Ты не против?

— Нет, конечно.

— А если я за домиком сделаю небольшую грядку и посажу зелень для еды? — озвучиваю давно обдуманный проект. — Свежего укропа очень хочется. Из большого дома не будет видно.

— Сажай, что хочешь. Только не уставай. Пусть садовник тебе поможет. Я пойду. Утром еще увидимся.

Уходит. А я приседаю, обнимаю принесенный им цветущий куст и зарываюсь лицом в восхитительно и пряно пахнущие лепестки.

Утром, перед завтраком, застаю Денисова стоящим в гостиной, рядом с собранными чемоданами, и раздающим указания:

— Семен, я тебя предупреждал: ты в отпуске на две недели. Отвезешь нас в аэропорт, поставишь машину на прикол, и свободен. Фатима и Людмила, пока Сеня в отпуске, будете ездить за продуктами на такси или закажете доставку. На троих едоков меньше — это ощутимо...

Дальнейшее мне не стало слышно, так как я ушла в комнату Карла Фридриховича. Семен — это водитель Лексуса, Людмила — горничная. А у меня есть своя работа, на которую отъезд Денисовых не влияет. Мне давно хотелось свозить отца Эрики в музыкальный театр. Большой телевизор и дорогие наушники — это, конечно, хорошо. Но человеку в возрасте понятнее живая музыка, я считаю. Он заинтересовался, вот и попробую организовать, ни на кого не отвлекаясь. И красивое платье как раз выгуляю.

Потом к уважаемому дедушке нужно пригласить врача или сразу отвезти на обследование. Почему он плохо ходит, мне не понятно. Он терпеливый и покладистый, но его ногами долгое время никто не занимается. А может, изменилось что-то в его состоянии, и чем-то можно помочь. Столько есть разных курсов реабилитации; человеческий организм умеет частично самовосстанавливаться. Сейчас старики, при хорошем уходе, долго и счастливо живут.

Еще он хотел с моей помощью записать историю его знакомства и брака с матерью Эрики. Для будущих внуков. Похоже, правды ему никто так и не сказал. И я не знаю, есть ли у меня моральное право сообщить ему то, что его точно огорчит.

Еще о делах. Для грядки или маленького садика семена надо будет купить. И узнать у приходящего садовника, что из инвентаря он сможет мне дать.

Прикинула себе план работ на ближайшие недели — два листа исписала. О Денисове мне думать просто будет некогда. Хотя, кого я пытаюсь обмануть... Прикладываю руки к своему животу — я уже замечаю, что он растет. Во мне растет новая жизнь. Поэтому мне так спокойно и хорошо. А мечтать о любимом человеке ведь можно и на расстоянии?

Игорь.

В ночь перед отъездом, пока Эри спит, перетряхиваю оба наших чемодана. Нельзя допустить, чтобы она захватила с собой в поездку «лекарства», кроме обычных обезболивающих и успокаивающих. И там мне придется постоянно быть начеку. Просматриваю или прощупываю в руках каждую вещь.

Нахожу несколько пакетиков в косметичке, потом два в носках и еще парочку пристегнутых на плечах под подкладкой ветровки. Принимаю к сведению ее изобретательность и пересматриваю все еще раз. И обнаруживаю пакетик, засунутый в тюбик с кремом от загара с широкой крышкой, выуживаю его оттуда пинцетом. Вот будет весело, если на таможне найдут! На всякий случай ищу в чемоданах второе дно; вроде бы нету.