Игорь.

«Что происходит?» — пишу няне в телеграм, демонстрируя гостевой домик партнерам, решившим остаться у нас на ночь.

«Маленькие дети часто плачут, — отвечает она чуть погодя. — В первые сутки из-за смены обстановки — у всех. Он у вас громкоголосый, поэтому так далеко слышно».

Ну, это есть в кого. Да и я могу рявкнуть так, что мало не покажется. Будем считать, что ответ няни меня успокоил.

Фотографии второго сына отправляю Ольге утренние, позже к нему не поднимался. 22-00 еще не наступило. Сообщаю, что сына решили назвать Марком или Мариком, как уменьшительно-ласкательное. Она отвечает, что назвала нашего первенца Ваней, в честь своего отца. Единолично. Могла бы и со мной посоветоваться. Ее пока не выписывают.

После переговоров, затянувшихся далеко за полночь и отъезда большинства гостей, на остаток ночи ложусь спать в гостиной. Вскоре и Эрика ко мне приходит, жалуясь, что находиться наверху невозможно.

— Утром придет педиатр и объяснит, что не так. Умираю, спать хочу, — устало сообщает она, укладываясь.

«Лена, — пишу сообщение, — как там наверху?»

«В пределах нормы, — отвечает. — Мы с Федором друг друга подменяем, если что».

Ну, понятно. Уже и Федя воспитывает моего сына. Мне все же надо хоть немного поспать; завтра договора составляем, нужна светлая голова. А в ней сейчас все так и крутится.

Предварительно договорились с партнерами не о проекте «роботы делают роботов», а о производстве легковых электромобилей, как крохотных, так и полноразмерных, а в перспективе — беспилотников. Эрику Карл уговаривал.

Наработки и даже опытные образцы в нашей стране есть, мы с главным инженером пару раз на выставках видели и подробно все, что можно, изучили. Очень достойно! А не запущено серийное производство, как я выяснил, из-за отсутствия средств, а также из-за недостатка доверия. Льготный кредит проект не получил, не сумели обосновать: банкиры не поняли технарей. И наоборот. А у нас все сложится.

Цепочка должна сработать: свободный капитал, готовый земельный участок и рядом действующий завод того же профиля, плюс личная заинтересованность. Последнего добьемся, передав разработчику, скажем, двадцать пять процентов акций завода, не больше, если он целиком войдет в нашу компанию — обговорим до обеда с Карлом и Эрикой. Да, станки эксклюзивно от немецких партнеров.

И прямая, понятная преемственность нашего семейного бизнеса — как вишенка на торте. У нас с Эрикой даже нет брачного контракта, имущество общее. Все получится. Надо спать.

Утром хожу на цыпочках, потому что наверху, наконец, тихо. Спит мой певец. И Эрику будить не стал. Уезжаем с Карлом и партнерами, едем на завод — там есть что показать.

Ну, все — основные договора подписаны. Экскурсия прошла на ура — рабочие довольны вчерашней премией и надеются на еще лучшие времена. Документация на электромобили получена, уникальное оборудование готовится к отправке на наш завод. Все стороны довольны. Отмечаем в ресторане.

Эрика тоже подъехала на Лексусе. Выглядит статусно и ярко. Ее тут же в шутку называют крестной мамой серийного российского электромобиля. Довольна. Ну, да, так и есть — если бы она не собиралась забрать свою долю, я бы еще прикидывал — продавать малорентабельное производство в Китае или нет.

Отправляю главному инженеру координаты лучших проектировщиков и нашего куратора в министерстве. А кадровику — задание разместить ключевых специалистов разработчика с семьями, пока в заводсткой гостинице. В той самой, где недолго жила Ольга, моя любимая Оля, с родными.

Уф. Можно выдохнуть. После очередного тоста за Эрику и за светлое будущее автомобилестроения, отхожу к окну и набираю няню:

— Доброго! Как дела?

И слышу плач малыша. Жду несколько минут, пока она ответит. Переспрашиваю:

— Я не вовремя позвонил?

— Да какая разница?!

Не понял. Судя по голосу, няня сама скоро плакать начнет. Ей приходится говорить очень громко, чтобы я хоть что-то услышал.

— Опять все время кричит?

— Да!

— Педиатр приходил?

— Приходила. Осмотрела, прощупала всего; говорит, у него живот пучит, выписала средство. Я его дала, жду, когда подействует. Вы не думайте, что я не пытаюсь ему помочь! Я его с рук не спускаю, грею своим телом, как меня учили. И теплую пеленку на животик кладу, и укропную воду даю, и глажу вокруг пупочка.

— Как думаешь, в чем проблема?

— Ребенок срыгивает.

— Не понял. Что это значит на общечеловеческом?

— Выплевывает еду. Только поздно вечером мне удалось немного накормить его. Смеси пробую разные, и те, что врач советовал, и импортные, и наши; пока не подобрала. Кашку ему еще слишком рано.

— Понял.

Тут входящий от Лены.

— Денисов.

— Игорь Евгеньевич, я выяснила, что в роддоме Марку давали донорское грудное молоко. В этом частном роддоме это практикуется, потому что интересы ребенка там ставят выше всего. Уже запросила, но вот прямо сейчас свободного молока нет, там очередь. Просят подождать до завтра до после обеда.

— Спроси у Фатимы весы и взвесьте Марка.

— Педиатр уже его взвесила. Да, ребенок немного похудел — но это допустимо в первые дни.

— А Эрика в курсе?

— Да. Она забирала его у няни и пыталась сама кормить из бутылочки и баюкать. Потом трясла его довольно сильно, и он замолчал. Как только открыл рот — опять. И так несколько раз.

— И что?

— Няня его отняла. На это и правда невозможно было смотреть. Дрессура.

Оглядываюсь на Эрику, изящно флиртующую с немецким производителем станков.

— Лена, попытайтесь с няней определить — опасно для ребенка оставить все как есть до завтрашнего молока? Если опасно — звони, что-нибудь придумаю. Не опасно — напейтесь сами успокаивающего и терпите. Пришли мне пару фотографий сына, лучше когда он уснет. И пожалуйста, если ребенок с Эрикой, ни на секунду не оставляй их наедине!

Договорились с партнерами раз в две недели встречаться в нашем доме — обсуждать в приватной обстановке текущий этап, проблемы и что сделано. Обещаю, если надо — сам к министрам пойду, на нашем грузовике поеду или на вертолете прилечу, прессу организую. Я, конечно, ногой двери в кабинеты не открываю, но нужные контакты имеются, и когда стоит за какую ниточку подергать — знаю.

Вечер. Приезжаем домой. В доме нереально тихо. Я самый трезвый, не читая водителя. Эрика несколько раз пригубила; не отнимать же при всех? Но вроде ничего, сонная только совершенно. Укладываю ее спать внизу в гостиной.

Поднимаюсь наверх, иду на цыпочках к ширме в нише, где устроили детскую, заглядываю: с краю Лена сидит, смотрит на меня, кивает и подносит палец к губам. В глубине ниши стоит пустая детская кроватка-качалка, а на кровати няни спят оба: женщина на боку, скрючившись и положив руку на моего сына. А Марик упакован до горла в пеленки, как батон колбасы и, главное, — лежит в какой-то картонной коробке.

Фотографирую — вдруг Ольге нечего будет завтра послать? Слабо разбираюсь в новорожденных, но в роддоме физиономия у него точно была круглее. Машу Лене на выход. Отходим в другой конец апартаментов.

— Что это за коробка?

— Няня придумала. В маленьком пространстве ребенку уютнее.

Оглядываюсь. Пожалуй, и правда сыну нужна комнатка поменьше.

— Он поел?

Лена качает головой.

— Чуть-чуть. Ему кормилица необходима. Он даже охрип от крика. Няня говорит: если столько плакать — может грыжа на пупочке вылезти. Если завтра ничего не изменится, говорит, его надо класть в больницу.

Представляю себе — больничная палата, Марик, Эрика при нем в качестве матери, няня — без нее не обойдутся. Потом еще кормилица с большими сиськами. И Лена там же. Какой дурдом! Их всех легко заменила бы одна Ольга, и больница бы вообще не понадобилась. Но Эрика ее рядом не потерпит.