Я чуть сильнее, чем следовало, сжал ручку Елизаветы, и уселся вместе с ней на софу с загнутыми резными ножками.

— Я так полагаю, что все в сборе, судари и сударыни? — глубоким голосом произнёс «Пуаро», нацепив на нос пенсне в золотой оправе.

— Все, все, — нетерпеливо выдал старший Лебедев, хмуря брови и кусая нижнюю губу. — Давайте начинать, мэтр.

— Сперва позвольте представиться. Возможно, кто-то из присутствующих меня не знает. Моё имя Генрих Карлович Зиммер. Я — душеприказчик усопшего. И сейчас я держу в руках его последнюю волю, — мужчина продемонстрировал нам конверт с нетронутой сургучовой печатью с выдавленным гербом Лебедевых.

— Матушка, — услышал я недовольный шёпот Поля, сидящего на стуле подле своей мамашки, — почему так долго? Мне уже всё это наскучило. И так ведь ясно, что всё получит папенька да мы с Васькой.

— Тише, сынок, так надо, — едва слышно просюсюкала мать этого капризного урода. Он надулся и сложил руки на хилой груди. А его невеста окинула будущего мужа откровенно презрительным взглядом и сокрушённо прикрыла глаза рукой. У меня аж стало тепло на душе. Только ради этого зрелища стоило сюда приехать.

— Попрошу соблюдать тишину, — проговорил господин Зиммер, обвёл всех тяжёлым взглядом, сломал печать и вытащил из конверта сложенный вдвое листок с коротким рукописным текстом, подписями и печатями. — Как вы видите, завещание весьма лаконичное. Итак, приступим… — в гостиной воцарилась звенящая от напряжения тишину, которую через паузу разорвал голос душеприказчика: — Я, Игорь Петрович Лебедев, рождённый пятого мая одна тысяча восемьсот пятьдесят первого года в городе Петрограде, настоящим завещанием делаю следующее распоряжение. Все мои земли, которые ко дню моей смерти окажутся мне принадлежащими, я завещаю своему единокровному брату Ивану Петровичу Лебедеву. А в случае, ежели названный мной наследник умрёт до оглашения завещания или одновременно со мной, не примет наследство или откажется от него, тогда я завещаю эти земли своему племяннику Василию Ивановичу Лебедеву, — проговорил Генрих Карлович и взял паузу, дабы перевести дух. А я мельком глянул на лица наследников. Иван Петрович выглядел довольным, Васька тоже улыбался, а вот Поль хмурил брови. Наверняка мелкого эгоиста задело то, что усопший не вписал его имя в завещание. Правда, оно ещё может прозвучать дальше. Господин Зиммер кашлянул в кулак и продолжил чтение: — Что же касается моего особняка, находящегося в городе Петрограде по улице маршала Андреева сорок три, то он со всем находящимся на его территории имуществом должен отойти моему племяннику Никите Ивановичу Лебедеву. Текст завещания записан нотариусом с моих слов и до его подписания прочитан лично в присутствии нотариуса. Настоящее завещание составлено в двух экземплярах, каждый из которых собственноручно подписан завещателем. Один экземпляр завещания хранится в делах нотариуса города Петрограда Карбаума Т.Р., а другой экземпляр был выдан завещателю Лебедеву И.П.

Окончание завещания господин Зиммер прочитал в гробовой тишине, а затем Ивана Петровича прорвало. Он вскочил с кресла и заорал, прожигая меня яростным взглядом:

— Ничего ты не получишь, ублюдок! Ты не Лебедев! Шиш тебе на постном масле, а не особняк моего брата!

— Мне думается, что воля покойного вполне ясна, — спокойно сказал я, хотя внутри меня бушевал вулкан эмоций. И я даже не мог сообразить, как мне себя вести. Да, усопший и правда завещал особняк как бы мне, но в то же время я не тот, кем он меня считал. Так есть ли у меня право на то, чтобы получить наследство? Да-а, запутанная ситуация. Но запутанной, видимо, она была лишь для меня. А вот Романова видела её вполне однозначно. Она обрадованно сверкнула глазами, будто только и ждала чего-то подобного, дабы поучаствовать в скандале, потому сразу же взяла с места в карьер.

— Сударь Лебедев! Попридержите язык! Вы разговариваете с хозяином этого дома!

— Молчи, женщина! — рыкнул на неё взбесившийся Иван Петрович, который покрылся нездоровыми красными пятнами и хрипел точно умирающий бык.

— Дорогой, дорогой! Успокойся! — схватила его за руку мачеха, перепугано глядя на оторопевшую Романову.

— Папенька, давай уйдёт, — заголосил Васька, подскочив к отцу. — Мы, конечно же, так дело не оставим! Будем судиться, но сейчас нам надо уйти!

— В Ад вы уйдёте, когда всё дворянское общество Петрограда узнает о недостойном поведении этого… даже не могу назвать вас сударем, — яростно отбарабанила Елизавета, уничижительно глядя на старшего Лебедева. — Вы не дворянин! А самый настоящий грубый, неотёсанный мужлан. Вам не в шелках ходить надо, а лес валить в Сибири!

— Да что ты себе позволяешь, девчонка?! — взревел Иван Петрович, окончательно выйдя из себя. Его напитанный гневом язык значительно опережал работу крошечного мозга, иначе бы он давно заткнул пасть и молча вышел вон, а не сопротивлялся Ваське и мачехе, которые пытались вытащить его из комнаты. Я же, глядя на эту сцену, молча взял хрустальный графин, налил воды в стакан и опорожнил его, а потом вопросительно приподнял бровь и показал графин шокированному душеприказчику. Мол, будешь? Тот отрицательно покачал головой.

Тогда я пожал плечами, потянул за руку раскрасневшуюся Романову и громко сказал:

— Лебедевы, вы же дворяне, а ведёте себя как собаки! Где ваше воспитание? Честь? Сударь Зиммер вон уже не верит в то, что вы можете быть родственниками усопшего!

— Тебе ли говорить о чести! — завопил Лебедев, тараща глаза.

— А почему бы и нет? Или вы можете уличить меня в бесчестном поступке?

— Да ты… ты… — задохнулся от бешенства мужчина и на эмоциях оттолкнул от себя жену. Та всплеснула руками и повалилась на пол, сильно ударившись затылком. Тут же из её глаз брызнули слёзы, и они слегка отрезвили Лебеда.

Он неуклюже бросился к жене, грузно упал на колени и стал тараторить:

— Дорогая, дорогая, прости меня. Я не хотел… Просто этот ублюдок вывел меня из себя. Дорогая, тебе больно? Я сейчас же отвезу тебя к лекарю. Васька, не стой столбом! Помоги мне поднять жену. А ты, Поль, быстро беги к шоферу. Пущай заводит автомобиль. А ты… — взгляд Ивана Петровича вперился в меня.

—… А я, наверное, иду к чёрту? Или скажите что-то про суд? Встретимся в суде?

— Вот именно! — рявкнул он, подхватил под руку плачущую женщину и вместе с сыном вывел её вон. Поль, Анастасия Юрьевна и Марфа ускакали вместе с ними.

— Кхем, я, пожалуй, тоже пойду, — проговорил Генрих Карлович, вставая с кресла. — Ключи от особняка на столе.

— До свидания, сударь, — бросил я ему вслед, покосившись на внушительную связку ключей. Такой легко можно оглушить человека, а то и голову проломить. На железное кольцо, кажется, были нанизаны ключи от всех дверей в доме, что, в общем-то, логично.

— Как самочувствие? — спросил я у Романовой, которая распахнула окно и подставила раскрасневшееся лицо струйкам свежего воздуха. — Воды?

— Не откажусь, — проронила она, постепенно успокаиваясь. — Ну и хам же этот Лебедев. Право слово, я даже не ожидала такого скотского поведения. Настоящий мужлан. Хорошо, что ты не его сын.

— Ага, — поддакнул я, протянув девушке стакан с водой.

Она сделала несколько глотков, вернула его мне и продолжила:

— Для меня теперь дело чести не дать ему заполучить этот особняк.

— Ну, вообще-то, у Лебедева есть все шансы получить дом, — задумчиво выдал я, посмотрев на красивые, старинные настенные часы с кукушкой. — Особняк же завещали Никите Ивановичу Лебедеву, а я по документам теперь Никита Алексеевич Шипицин.

— Душа моя, — снисходительно посмотрела на меня девушка, словно увидела перед собой ребёнка, сморозившего глупость. — В этом деле прав будет тот, кто договорится с нужными господами, а я знакома с этими достойными людьми. Мне думается, что я смогу убедить их оставить за тобой право владеть этим домом.

— Вы настоящая волшебница, Елизавета, — усмехнулся я. — И людей из темницы умеете освобождать, и особняки оставлять в нужных руках. Вам цены нет.