К сожалению, непростой характер Елизаветы мог сказаться на моём желании установить мир с Лебедевым, посему я украдкой сжал локоть своей спутницы. Авось поймёт, что уже начинает перегибать. И та вроде бы поняла. Мило улыбнулась и проворковала:

— Ну, что же, господа и дамы, ещё раз приношу вам свои соболезнования.

— Угу, мы соболезнуем, — отрыл я рот впервые с самого начала напряжённой беседы.

Лебедевы хмуро покивали, а мы с девушкой отошли в сторону, ожидая когда в семейный склеп понесут гроб с братом Ивана Петровича. Жалко, конечно, что не его самого понесут.

— Неприятные люди, — пожаловалась Романова, опустив наконец вуаль. — Как ты с ними жил столько лет?

— Сам не знаю, — пожал я плечами и увидел наконец чёрную карету-катафалк. Тут же среди собравшихся на похороны людей завыли нанятые Лебедевым плакальщицы.

— Фи, какая пошлость платить людям за наигранную жалость и печаль, — прошептала Елизавета, будто не она пять минут назад изображала вселенское горе.

Между тем дюжие ребята достали из катафалка гроб и установили его около статуи ангела, дабы с покойным мог попрощаться любой, кто хотел. Я к нему подходить не стал, а предпочёл остаться стоять в сторонке. Романова тоже не выказала никакого желания идти к гробу. А вот когда гроб понесли в склеп, тогда мы уже примкнули к траурной процессии, чёрной змеёй поползшей между усыпальницами.

Идти было недалеко, посему уже через пару минут гроб в торжественном молчании занесли в склеп с гербом Лебедевых, после чего я настойчиво потащил Романову к выходу из кладбища. Всё, мой долг выполнен, как перед усопшим, так и перед Никитосом.

— Парад лицемерия и напускной печали, — брезгливо проговорила Елизавета, вышагивая рядом со мной по брусчатке. — У большинства в глазах только и мелькало страстное желание поскорее услышать завещание. А вдруг усопший и мне что-то оставил? И пусть я даже не его родственник, но вот однажды мне довелось ему дверь в ресторации придержать. И он тогда на меня с такой благодарностью посмотрел, что явно как-то должен упомянуть меня в завещании.

— Завтра будут оглашать завещание, — произнёс я и добавил, памятуя о том, что на этом мероприятии точно будут мои завистники, а Романова — крутой лекарь: — Сопроводишь меня?

— Да, окажу тебе честь, — весело сказала она. — Надеюсь, в завещании будет что-то неожиданное. Вдруг всё достанется тебе?

— Это вряд ли, — усмехнулся я. — Но сходить надо. Мне потом предстоит потолковать с Лебедевым на предмет наших разногласий.

— Не церемонься с ним. Покажи свою силу. Такие, как он, только силу и понимают. Видел, как они все глаза отводили, даже боясь взглянуть на меня?

— Угу, — угукнул я и миновал ворота.

Карет и автомобилей стало ещё чуть больше, поэтому мы даже не с первого раза нашли транспорт Елизавета. А когда всё же отыскали оный, то забрались в него и двинули в город. И тут случилось то, на что я вообще не рассчитывал, и даже мои мысли были далеки от этого. В Романову будто суккуб вселился. Она без долгих прелюдий накинулась на меня, принявшись снимать одежду.

Какого хрена? Она словно не на похоронах побывала, а на мужском стриптизе. Впрочем, зов плоти довольно быстро прогнал все мои сомнения, из-за чего всю дорогу до города карета тряслась сильнее обычного.

— Уф-ф-ф, — удовлетворённо выдохнула раскрасневшаяся девушка и уселась на сиденье напротив меня. — Не знаю, что на меня нашло. Наверное сказалось долгое воздержание.

— Долгое? — выгнул я бровь, натягивая штаны. — Для тебя долго — это пара дней? Эдак можно отлучиться на пару часов, а вернувшись, застать тебя с другим. Притом ты будешь вполне искренне говорить, что уже успела похоронить меня, поскольку я отсутствовал прорву времени.

— Душа моя, не преувеличивай, — улыбнулась распухшими губами Романова. — Куда тебя отвезти? В университет?

— Да, было бы не плохо. Кажется, я успеваю на последнюю лекцию.

И я оказался прав. Мне действительно удалось прибыть в университет, когда до начала последней лекции оставалось ещё десять минут.

Вид университетских коридоров с мельтешащими студентами сразу же заставил меня вспомнить Кондратьева. Живой ли он или его уже запытали до смерти? Хм-м-м…

Я тяжело вздохнул, поднялся на второй этаж и отыскал нужную аудиторию. Она уже оказалась наполовину заполнена активно разговаривающими студентами. Был среди них и Морозов. Его высокомерная морда слегка скривилась, когда он заметил меня. И уже в следующий миг некромант брезгливо отвернулся, будто увидел обваленного в дерьме прокажённого, который каким-то невероятным образом попал в аудиторию.

Однако меня совсем не задело поведение парня. Он может сколько угодно сверкать глазами и выпячивать грудь, но я уже знаю, что в душе он тот ещё трус. Может, даже сидящий возле него Сутулый обладает более крепкими яйцами, нежели Морозов.

Кстати, помимо Аркадия рядом со Львом Андреевичем восседала ещё и Варвара, слепя окружающих своей широкой улыбкой и красотой. А вот это уже неожиданно. Да и то, как она демонстративно не смотрела в мою сторону, тоже вызвало моё удивление. Неужели Морозов настолько очаровал Варвару? Она же была явной сборщицей гарема, а тут выбрала одного. А говорят, чудес не бывает.

Более того внезапно случилось ещё одно чудо. Сидящая в одиночестве Ядвига вдруг весьма пристально посмотрела на меня и легонько кивнула на свободное место рядом с собой. Конечно, такой себе способ пригласить меня пообщаться, но даже он возбудил моё любопытство, хотя я примерно знал о чём, а точнее о ком она желает поговорить.

— Доброе утро, сударыня, — поздоровался я с ней, прижопившись рядом.

— Добржое? — изогнула она светлую бровь, украшающую мраморное личико. — Разве ваш друг не в темницже?

— Вы уже слышали? — проронил я, положив на парту писчие принадлежности и тетрадь.

— Все только об этом и говорятш. Да ещё о Леопольде Христофоровиче. Жнаете, кто это?

— Угу, доводилось с ним общаться. И что о нём говорят?

— Студенты шепчутся, что погиб он, но вот от жего именно — тут версий много, — тихонько проговорила полька, склонив головку к моему плечу. Блин, от неё чертовски вкусно пахнет. — Не то грабители его убили, не то он погиб под жавалами, когда в числе прочих энтушиастов исследовал подшемелья. А кто-то дабже говорит, что его растержал демон во время призыва. Но громше всего швучит версия о бомбистах. Мол, они его убили в числе прочих выдаюшихся людей столицы.

Чую, последнюю версию продвигают полицейские и прочие начальники, дабы скрыть настоящие подробности гибели Тихого и прочих сектантов. Хорошо что полиция по этому поводу не приходит ко мне. Возможно, служивые решили, что сектанты пытались принести в жертву единственного простолюдина, который был в подземелье, то бишь того извозчика? Может, и сработала моя уловка с кандалами, кои я надел на него.

— Кто-то дабже говорит, что это сударь Кондратьев убил его, — продолжила Ядвига Робертовна, а затем прямо взглянула мне в глаза и строго спросила: — Он правжа бомбист? И тот взрыв в ресторации «Де Бержерак» тобже на его совести?

— Угу, — мрачно кивнул я, заметив боль, промелькнувшую во взгляде быстро отвернувшейся польки.

— А так и не скажешь, что он был таков… — прошептала она, глядя в одну точку. — Што теперь с ним сделают?

— Расстреляют, — уверенно сообщил я и сменил тягостную для нас обоих тему: — А когда это сударыня Варвара Ульяновна так сильно сдружилась с Морозовым? И не из-за этого ли вы уже несколько дней садитесь порознь?

— Невешливо столь откровенно интересоваться чушими делами, — осуждающе проговорила девушка. — Вам ли этого не шнать, вы ведь, по слухам, сын графа Врангеля, а не какого-то простолюдина.

— Однако меня воспитывали весьма невежливые люди. Вы никогда не слышали о Маугли? Так вот он вырос среди волков, а я среди свиней.

— Но, надо пришнать, свином вы не стали. Наверное, граф Врангель может гордиться вами.

— Ого! Ядвига Робертовна, вы ли это? Неужели это была похвала? Я ожидал, что вы с радостью признаете меня ещё тем свином.