Пламя разгоняло тьму, обнажая свисающую с потолка паутину и отражаясь в мутных лужах. И чем выше я поднимался, тем более явно покачивалось пламя. Где-то наверху есть проход наружу, раз оттуда прилетает ветерок! Так и оказалось! Ступени привели меня к выходу, но тот перекрывала толстая решётка, запертая на новенький навесной замок. Благо моё проклятие заставило замок обнаружить в себе «скрытый дефект», благодаря коему его дужка отвалилась. Я подобрал её и взял замок, чтобы не оставлять улик. А то вдруг кто-то сообразит, что замок был сломан магией мастера проклятий?
Выйдя наружу, огляделся. Лунный свет падал на старинные склепы, ласкал фигуры ангелов и дев с простёртыми к богу руками. Ага, значит, господа сектанты обосновались на одном из кладбищ Петрограда. Им даже из города не надо было выезжать, дабы устроить свои кровавые жертвоприношения. Вот и хорошо, мне меньше мороки.
Я пошлепал ботинками по брусчатой дорожке, старательно поглядывая по сторонам. Вдруг сторож объявиться? А мне такие встречи не нужны. Но пока, вроде бы, вокруг никого не было. Только вороны поглядывали на меня да памятники. Вот под их-то взглядами я благополучно и добрался до кованного заборчика, перемахнул оный и двинулся по безлюдному тротуару.
По всему выходило, что мне стоит озаботиться алиби на эту ночь. Просто так я не могу вернуться в доходный дом. А вдруг меня завтра потянут в полицию по делу Кондратьева и спросят, почему после визита к Серафиму не вернулся в доходный дом? Где был? Что делал? Предупреждал бомбистов, гад? Полиция же точно расспросит обо мне сотрудников доходного дома, а те и скажут, что вернулся я тогда-то тогда-то. И можно быть на сто процентов уверенным, что полиция отыщет место моего жительства. Его как минимум знает Кондратьев. Полиция выйдет на меня, точно выйдет. А тут ещё и вскроется, что живу я под вымышленным именем. Как бы вместе с Кондратьевым в застенки не упекли.
Может, тишком пробраться в свои апартаменты, а потом говорить, мол, вернулся я сюда ещё с вечера, а швейцар прошляпил мой приход? Но с другой стороны, в апартаменты вечером могла заглядывать служанка. Она-то и разрушит мою легенду, сказав, что кроме кота в апартаментах никого не обнаружила.
Нет, надо всё-таки искать железобетонное алиби. А кто мне его может обеспечить? Елизавета Васильевна Романова! Никто не удивится, ежели вдруг окажется, что я провёл ночь с ней. Вот только бы вспомнить, где она живёт. В наших разговорах пару раз мелькал её адрес, да я особо не запоминал, а зря.
Благо ночной воздух и ходьба меж старинных особняков поспособствовали работе моей памяти, и та выдала-таки адрес. Отлично! Теперь бы добраться туда, а это несколько кварталов. Идти же придётся пешком, дабы лишний раз не создавать свидетелей. Надеюсь, Елизавета ночует у себя дома, а не у папеньки, иначе мне придётся переться на другой конец города.
Придя к такой мысли, я опустил плечи, сунул руки в карманы и прибавил шагу. Двигался, держась самых густых теней, и сразу же прятался, если слышал звон подков или шум мотора. Пару раз таким образом я избежал встречи с конными полицейскими, патрулирующими улицы. И в итоге без больших проблем добрался до двухэтажного милого особняка, выкрашенного в розовый цвет. Он походил на кукольный домик и размерами существенно уступал особняку отца Романовой. К тому же у него не было садика, из-за чего окна выходили сразу на улицу. Все они оказались наглухо зашторены, кроме одного. Через щель между штор на улицу выползал лучик приглушённого электрического света. Какой-то ночник или кто-то из обитателей особняка всё ещё бодрствует? Окно находилось на втором этаже, а это, по заведённым в Петрограде правилам, был господский этаж. Слуги жили на первом. Неужели мне повезло и Романова еще не спит? Ну, сейчас проверю.
Я поплевал на руки, примерился к водосточной трубе и добрался по ней до карниза одного из окон второго этажа, а уже с него перебрался на соседнее, которое и оказалось слегка освещённым. Подтянулся, взгромоздился на карниз и заглянул в окно. Щель между шторами позволила увидеть край кровати. Видать, чья-то спальня, и, скорее всего, Елизаветы.
На этот раз я не стал ломать с помощью проклятия шпингалет и тихонько постучал в окно. Ничего не произошло. Тогда постучал ещё раз, чуть громче. По стене пробежала тень, а затем хрупкая ручка слегка приоткрыла шторы и появилось взволнованное лицо Романовой. Она вытаращила глаза и вовремя закрыла ладошкой округлившийся ротик, из коего уже собирался вылететь визг.
А я, в свою очередь, подмигнул ей и проговорил:
— Курлык-курлык. Орёл твой прилетел.
— Никита… — пролепетала облачённая в ночную рубашку девушка и открыла оконные ставни.
— Он самый, доброй ночи, сударыня. Не потревожил? — галантно произнёс я и перекочевал на подоконник, где снял грязные ботинки, дабы не пачкать пушистый ковёр.
— Потревожил, — пробормотала дворянка, бросив взгляд на разобранную кровать. У подушки лежала книга в потрёпанной кожаной обложке. Наверняка очередная муть о чём-то мистическом.
— Примите мои искренние извинения, но непреодолимые обстоятельства требовали этого визита. Усаживайтесь поудобнее, дражайшая Елизавета. Я вам сейчас расскажу историю, которой нет печальнее на свете. Но вы сперва пообещайте мне, что будете держать за зубами свой бойкий язычок. Разглашение этой истории может повлечь невероятно страшные последствия.
— Клянусь, — кивнула Романова, заблестев любопытными глазками, а потом вдруг пригладила мои волосы и обеспокоенно спросила: — Никита, откуда у тебя кровь на лице? И почему одежда рваная?
— Вот как раз эта история и даст вам все ответы, — заверил я её и спустился с подоконника.
Я решил поведать Елизавете правдивую версию, без утайки и искажения фактов. Только мои догадки в отношении Кондратьева стоит оставить за скобками, а вот про Тихого и Серафима всё выложу как на духу. В этом случае не стоило где-то кривить душой. Ежели Романова заподозрит фальшь, то наши взаимоотношения могут дать трещину, а этого мне сейчас не надобно. Потому-то я и принялся говорить правду. Девушка же слушала меня, всё больше разевая рот, точно на приёме у терапевта, желающего узнать, не опухли ли гланды.
—… И вот так я оказался тут, — закончил я свой рассказ и налил воды из кувшина, прикорнувшего на прикроватной тумбочке.
— Невероятно! Сам архиепископ Серафим! — воскликнула девушка, схватившись за голову. — Ты хорошо разглядел его лицо? Может, то и не он был?
— Он, он, — покивал я и принялся снимать грязную одёжку. — У тебя есть во что переодеться?
— Угу. В шкафу остались вещи мужа, — отвлечённо сказала Романова и бухнулась попкой на пуфик, будто у неё ноги отказали. Глаза дворянки заволокли размышления, а на лбу появилась морщинка. — Вот это да… ежели эти сведения выйдут наружу, то церкви не поздоровится. Ведь архиепископ Серафим был одним из её столпов. А тут такой конфуз… Н-да.
— Ага, — поддакнул я и глянул на неприметную дверь в углу. — Ты пока перевари эту информацию, да принеси мне одежду, а я воспользуюсь твоей ванной комнатой.
Девушка заторможенно посмотрела на меня, словно только сейчас поняла, что в спальне не одна, а затем махнула рукой. Дескать, да, да, иди. Ну я и пошёл, подумав, что мой рассказ угодил в неё точно таран, напрочь выбив из реальности.
Однако она успела прийти в себя за время моего купания. Когда я чистый и посвежевший, голышом вышел из ванной комнаты, Романова уже кругами босиком ходила по пушистому ковру, а на кресле лежал ворох разнообразной мужской одежды.
— Ты правильно поступил, что пришёл ко мне и всё рассказал, — заявила Елизавета, скользнув изучающим взглядом по моему телу. Сексуального желания оно у неё не вызвало, поскольку её взгляд был мотивирован привычкой. Если сейчас в комнату войдёт обнажённая мадам, то я тоже пройдусь по ней изучающим взглядом, хотя нынче мне совсем не до плотских утех.
— Так ты обеспечишь мне алиби? И в случае чего подтвердишь, что я ночью был у тебя?