Впрочем, жалобы эти я выслушиваю почти у всех подопечных. Все они - признак полярного невроза. А причин для его возникновения в наших условиях предостаточно. Дают себя знать и условия нашей жизни на льдине. Все чаще на медицинских осмотрах я выслушиваю жалобы на возросшую раздражительность, повышенную утомляемость, тревожный сон. Это - результат воздействия темноты полярной ночи, холода, от которого спасают только спальные мешки, неуют палаток, постоянное ощущение опасности, которое усиливается при каждом торошении. Ко многому мы уже притерпелись. Но свыкнуться с полной оторванностью от Большой земли, порожденной секретностью, отсутствием известий от родных и близких, видимо, невозможно. Это особенно гнетет и давит.

Наверное, к нам можно было отнести строки Н. Асеева: "Гвозди бы делать из этих людей. Не было б в мире крепче гвоздей". Да, из нас получились бы неплохие гвозди, если бы их только не подтачивала ржавчина нашей жизни.

Да и сам я чувствую порой, что нервишки стали пошаливать. Меня вдруг стали раздражать мелочи, на которые я раньше не обращал внимания: кто-то стучит ложкой по тарелке, кто-то хлюпает супом. Я стал болезненнее реагировать на ехидные замечания по поводу моей поварской неумелости и кулинарного новаторства. Но я сдерживаюсь, памятуя наставления Водопьянова и обещание, данное ему перед отлетом на льдину.

"Когда под влиянием полярной ночи пространство вокруг суживается и когда ничего больше не видишь, то душа как-то сжимается, чувствуешь себя помертвевшим, подавленным, - отмечал в своем дневнике Д. Гиавер{35}. - Иногда такое состояние приводит почти к душевному заболеванию, против которого нет другого лекарства, кроме света".

Холод,  от  которого  избавляешься,  только  забравшись  в спальный мешок, к которому можно притерпеться, но нельзя привыкнуть. Тысячи раздражающих жизненных неудобств, превращающих простейшие процедуры в проблему, от утреннего мытья до посещения туалета. Постоянное ощущение опасности, нависшей над станцией. Оно несколько притупляется в "спокойные" дни, когда, глядя на мирный пейзаж, напоминающий скорее заснеженное холмистое поле где-то в центре России, на время забываешь,

Что наш корабль - замерзшая вода,

Гонимый то теченьем, то ветрами.

Четыре метра пакового льда

И бездна океанская под нами.

Что мы плывем без весел, без ветрил,

Прокладывая путь в кромешном мраке.

И нет защиты от могучих сил,

Готовых к сокрушительной атаке.

Но когда начинает наступать вал торосов и лед вокруг трескается, как стекло, это чувство просыпается и держит нас в непрерывном напряжении. В дополнение ко всему состоянию нервного напряжения способствует обстановка "совершенной секретности станции", наша полная безызвестность, отсутствие нормальной человеческой связи с Большой землей, беспокойство за близких, пребывающих в абсолютном неведении о нашей судьбе.

3 февраля.

У Макар Макаровича - сорокалетие. Это круглая дата, и мы отмечаем ее традиционным банкетом с поздравлениями, скромными подарками и торжественными тостами за здоровье новорожденного. До чего же разные собрались за столом люди. И не только по возрасту, по характеру, разные по привычкам, склонностям и образованию. Одни высокообразованные, разбирающиеся в философии и литературе, другие путают Эйнштейна с Эйзенштейном, парадокс{36} с параллаксом{37}, гипотезу{38} с гипотенузой{39}, убеждены, что Эдмон Дантес (герой романа Дюма "Граф Монте-Кристо") дрался на дуэли с Пушкиным. Вот они все сидят передо мной, веселые, оживленные: подвижный как ртуть, неистощимый выдумщик и остроумец Коля Миляев, всегда доброжелательный, безотказный в работе Зяма Гудкович, ироничный умница Гурий Яковлев, самый уравновешенный и неизменно добродушный Ваня Петров, суматошный, доверчивый симпатяга Саша Дмитриев, сдержанный, немногословный "полярный волк"

Жора Щетинин, беззлобно-ворчливый скептик Костя Курко, мудрый Макар Никитин, трудяга и талантливый изобретатель упрямец Миша Комаров. И во главе этой разношерстной компании - Михаил Михайлович Сомов, объединяющий ее своим тактом и непререкаемым авторитетом.

Давно известно, что любая полярная экспедиция - это не только тяжкий труд в суровых природных условиях, лишения и опасности. Это еще и жесткая проверка человеческих характеров, стойкости, испытание, которое в условиях зимовки может выдержать не каждый.

В условиях городской жизни с человеком, который тебе не по душе, можно расстаться после первой же встречи. Но в экспедиции, где твое пребывание ограничено "четырьмя стенами", ты вынужден постоянно встречаться с тем, кто тебе неприятен. Ты живешь словно в стеклянном доме. Все, что думаешь, говоришь, все тайники твоей души становятся известны всем. И никого не обманешь ни вынужденной улыбкой, ни лживыми заверениями. Все на виду: и твои недостатки, и помыслы, и взгляды на жизнь. Это порой и служит первопричиной конфликтов, столкновений характеров, конфликтов, которые ведут к самым непостижимым, непредсказуемым последствиям. В этом лежит причина неудачи американской экспедиции А. Грили. Это они, вызвав раскол экспедиции Г. Брусилова, привели к гибели ее экипаж, из которого только чудом уцелел штурман В. Альбанов. К полному краху американской экспедиции привела распря между ее начальником Э. Болдуином и капитаном судна "Америка", в которую были постепенно втянуты все ее участники. История Арктики хранит память о трагедиях, вызванных столкновениями характеров на полярных станциях и зимовках.

В условиях вынужденной изоляции (психологи называют ее групповой изоляцией), когда люди с разными характерами, привычками и манерой поведения не могут уединиться, возникшее чувство антипатии переходит постепенно в прямую вражду. В человеке постепенно накапливается раздражение, подобно электрическому заряду в шарах электростатической машины, и когда он превысит допустимый предел, между ними проскакивает разряд-молния.

Но нас, к счастью, сия чаша миновала. Конечно, бывает, что вдруг за столом вспыхивает из-за пустяка шумный спор. Не обходится без резких слов и "непарламентских" выражений. Но эти столкновения еще ни разу не переходили в серьезный конфликт. И в этом немалая заслуга Сомова. Он всегда с необычайным тактом умеет погасить возникший конфликт. Но, главное, при всех наших различиях, нас объединяет высочайшее чувство ответственности, долга перед Родиной, доверившей почетную и опасную работу. Все эти месяцы на станции царит удивительный дух доброжелательности, готовности прийти на помощь друг другу, подставить свое плечо.

Все наши маленькие торжества - праздники, дни рождения - помогают расслабиться, снять усталость и нервное напряжение, помогают дружескому общению. И здесь чарка вина играет не последнюю роль. Однако, как ни странно, во многих арктических экспедициях царит "сухой закон". Зачастую он порожден прихотью начальника, его осторожностью, вызванной случаями тяжелых отморожений в результате злоупотребления алкоголем и даже гибели людей. Даже Нансен считал, что "употребление вина на Крайнем Севере вредно, и оно, взятое в такую трудную, опасную экспедицию, может сослужить очень печальную службу". Вот почему на "Фраме" весь алкогольный запас состоял из нескольких бутылок хорошего коньяка. Спирт же для консервации биологических экспонатов, имевшийся в достаточном количестве, был отравлен и для питья непригоден. Но я утвердился в мысли, что эти запреты порождены недоверием к людям. К счастью, Сомов не относится к начальникам такого рода. Я бы не считал его особым поклонником Омар Хайяма, утверждавшего, что "мы должны вина чураться? Вздор! Это дивный дух, что оживляет нас". Сам Михаил Михалыч довольно равнодушно относится к "горячительному", и запас портвейна, хранящийся у него в палатке, расходуется только по праздникам. Но не отрицает благотворного действия алкоголя, позволяющего немного расслабиться, поднять настроение, снять нервное напряжение. Вернее, он просто согласен с китайским поэтом Ли Бо, написавшим еще в восьмом веке: