— Ох! — встревоженно и потрясенно промычал Заразиха, не знавший, что и сказать.

— Ох!.. — повторила дама Живокость.

— Ох, — вздохнул Мимулус, глядя на принца с такой тоской, словно его Цветочество после избавления от злых чар стал в тысячу раз страшнее.

— Оххххх!.. — подхватили и слуги, которые все это время, казалось, не дышали.

Принц Ноа, заметив, наконец, что все, кроме Джуп, в полном смятении чувств таращатся на него, тоже разволновался и воскликнул:

— Да что тут происходит?

— Ваше Цветочество!.. — господин Заразиха едва мог выговорить самые привычные ему слова. — Светлейший принц!.. У вас… Вы… — а затем выпалил, едва не сорвавшись на визг. — ЗАКЛЯТЬЕ ПАЛО!..

— Что? — вскричал и принц, подпрыгнув на месте так, что они с Джуп едва не сшиблись лбами. — Как такое возможно?..

И он, растопырив когтистые пальцы рук, принялся осматривать их со всех сторон, как будто ожидая подвоха. Но гоблины, кобольды и утопленницы дружно застонали от восхищения, а господин Заразиха схватился за сердце, умиленно ворча — так что ошибки быть не могло, руки были те самые!..

— Что за руки! Красивейшие руки Лесного Края! — застрекотала Сплетня.

— Им завидовали все — даже Златоцветы и тонкокостные Сныти! — вторила ей Небылица.

— Изящнее рук не бывало в роду Ирисов!..

— А какие коготки — чистый перламутр!..

— Зеркала! — взревел Заразиха. — Немедленно несите зеркала для Его Цветочества!..

Челядь с визгом разбежалась, не разбирая дороги — все коридоры, покои и кладовые были в считаные мгновения заполнены суматошными слугами, а их убранство перевернуто вверх дном. Каждый считал своим долгом первым принести предмет, способный сколько-нибудь отразить вернувшуюся красоту принца. Сияющие подносы и графины, начищенные серебряные ложки и половники, осколки стекла и полированного янтаря, большие зеркала и малые — все это было снесено в зал. Принца — а вместе с ним и Джуп, — окружила блестящая стена, в которой его темный лик отражался бесконечно количество раз. Одно из маленьких зеркалец Заразиха услужливо подал Его Цветочеству, и принц Ноа с жадным нетерпением принялся изучать свое лицо. Глаза его светились от счастья, губы расплылись в чуть клыкастой блаженной улыбке, а дышал он от радостного волнения так часто, словно ему самому пришлось найти, собрать и принести в зал всю эту утварь.

— Мой прекрасный нос… — счастливо шептал Ноа, ощупывая лицо. — Мои несравненные брови!..

Тут он на мгновение нахмурился и пробормотал:

— Мне кажется, веснушек стало больше. Определенно, больше. Посмотри-ка, Заразиха! Разве их было столько?..

— У вас прекраснейшие веснушки, Ваше Цветочество, — без промедления ответил господин домоправитель, подавая принцу еще одно зеркало, чтобы тот мог смотреть сразу на два своих отражения. — Разве могут они испортить что-либо? Чем больше — тем лучше!

— И то верно, — рассеянно согласился Ноа, вновь ослепительно улыбаясь самому себе. — Золото на темном — что может быть роскошнее и, в то же время, элегантнее?.. Это вполне по-королевски, да…

К тому времени он чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы ровно сидеть на полу безо всякой помощи, и, казалось, полностью забыл обо всем, что происходило сегодня утром. Сороки трещали, не умолкая, Заразиха, почуяв возможность вернуть милость Его Цветочества, лебезил, кланялся и незаметно подсовывал под бок принцу одну вышитую подушечку за другой для удобства (и чтобы тому ни в коем случае не понадобилось вновь опереться на руку Джуп). Дама Живокость, предчувствуя скорое избавление от беспокойных гостей, растроганно шмыгала носом и утирала слезящиеся глаза; слуги выстроились в круг, держа в дрожащих лапах блестящие подносы, зеркала и черпаки — словом, все, за исключением Джунипер и Мимулуса, чувствовали, что наконец-то находятся на своем месте, предназначенном им самой судьбой.

Принца полностью поглотило созерцание собственной красоты — он приглаживал волосы, вертел головой, влюбленно глядя на свое отражение, а еще — шевелил пальцами на руках и ногах, проверяя, сохранили ли они прежнюю тонкость и достаточно ли глянца на черных когтях. Домоправители и челядь умиленно глядели на своего господина и счастливо вздыхали.

Мэтр Абревиль, который изнывал от желания поговорить хоть с кем-то о том, насколько происходящее неправильно и возмутительно с точки зрения магического права, подобрался поближе и прошептал на ухо Джуп, которая, поднявшись на ноги, отряхивала платье:

— …Возможно, это магическая аномалия, вызванная внутренним логическим противоречием в структуре заклятия!..

— Что?.. — не поняла Джуп, которая, разумеется, не слышала внутреннего монолога волшебника, который предварял это заключение.

— Аномалия! — повторил вполголоса Мимулус, с растущей неприязнью глядя на принца, без устали любующегося самим собой. — В формуле заклинания могли содержаться архаические составляющие, действие которых непредсказуемо — в силу того, что такие неопределенные явления, как любовь, очень сложно выразить в словах. Не исключено, что в древних волшебных формулах любовь определялась как способность к самопожертвованию ради кого-либо… Или, что еще возможнее, эта магия не слишком-то разбирается в видах любви, так что ей хватило и дружбы — но такой, где друзья решаются подвергнуть жизнь опасности во имя спасения друг друга… Видишь ли, Джуп… сначала ты по доброй воле вернулась с Его Цветочеством в поместье, хотя знала, что это грозит тебе смертью… Затем он отпустил тебя, рискнув своей жизнью… — тут лицо мэтра Абревиля стало таким кислым, что никто не усомнился бы: он рассуждает сейчас о явлениях, совершенно ему непонятных и оттого — ужасно раздражающих. — И все это выглядит, как… как… — тут волшебнику пришлось вовсе туго, поскольку нужные слова его язык просто отказывался произносить — так глупо они звучали с точки зрения ученого правоведа.

— Как что? — спросила безжалостная Джуп.

— Как ДРУЖЕСКАЯ ЛЮБОВЬ! — прохрипел мэтр Абревиль, немедленно покраснев до самых корней волос.

— Возможно, ты прав, Мимму, — сказала Джуп, которую слова волшебника ничуть не смутили, ведь в силу своего исключительного простодушия она из рук вон плохо разбиралась в двусмысленностях. — Я несколько раз замечала, что каждый раз, как я поступала по отношению к Его Цветочеству хорошо — мне тут же самой становилось легче. Выходит, если у меня получалось сделать его чуть счастливее — действие проклятия слабело. И наоборот, стоило мне только обмануть его или подумать о том, что я должна его бросить…

— Не уверен, что это действие проклятия, а не твоя врожденная добросердечность, — пробормотал Мимулус. — Хотя, невелика разница!..

— Почему же? — удивилась Джунипер неподдельной горечи, прозвучавшей в голосе волшебника. — Если мое дружеское расположение помогло снять заклятие с Его Цветочества…

Но тут их перешептывания наконец-то привлекли внимание принца, и он, вскочив на ноги, повернулся к Джуп.

— Джунипер Скиптон! — воскликнул он, глядя на нее сияющими глазами. — Ты спасла меня!..

— Возможно, — неуверенно ответила Джуп. — Но мне кажется, Ваше Цветочество, что, по большей части, вы спасли себя сами, когда решили совершить добрый поступок. Впрочем, если мои дружеские чувства как-то помогли в этом деле, то я очень рада, и…

— Дружеские чувства! — Ноа неприязненно дернул носом, как будто собирался чихнуть. — Я слышал краем уха, что говорил этот волшебник… С одной стороны, весьма приятно знать, что я не обязан теперь на тебе немедленно жениться. С другой — не принижает ли меня столь скромный итог? Наверняка вся наша цветочная знать будет сплетничать о том, что я, самый утонченный и любезный принц здешних лесов, не сумел влюбить в себя самую обычную человеческую девушку…

— Но вы же сами не хотели…

— Не хотел! — воскликнул принц. — Но оказалось, что это немножко обидно — когда проклятие с тебя снимают без великой любви! Ты все же могла бы влюбиться в меня вопреки всему — даже вопреки моему собственному желанию!.. Но это ужасное, чрезмерно ужасное проклятие!.. О, мачеха постаралась на славу, когда сочиняла его… Ну, признай же, Джуп Скиптон, что непременно полюбила бы меня, увидь ты хоть на мгновение мой истинный облик!.. — и он улыбнулся еще ослепительнее, сладко жмурясь от удовольствия быть самим собой.