— Это еще что? — пробормотала Джуп, сбитая с толку, но уверенная, что стремительные огненные существа представляют собой очередную опасность из бесконечного списка смертельных опасностей, которыми кишели волшебные миры. Мэтр Абревиль и Фарр, позабыв о своих недавних переживаниях, точно так же замерли, уставившись в небо. Наступил тот редкий миг, когда даже смертельная опасность блекнет пред лицом чего-то непознанного и прекрасного — а танец огненных вихрей был воистину великолепен!..

— Пресвятые вершки и корешки! Нашли время для ротозейства! — вскричал тут принц Ноа, стремительно явившийся из толпы с тем же изяществом, которым было отмечено его недавнее исчезновение. Правда, имелись и некоторые отличия: сейчас Его Цветочество казался куда сердитее и встревоженнее, и, стало быть, что-то в его плане пошло не так.

–Ладно, эти лесные болваны, но от вас я никак не ожидал подобной легкомысленности! — напустился он на своих приспешников, растерянных и очарованных одновременно. — Никогда не видали воспламенившихся летающих змей?.. — Джуп, Мимулус и даже Фарр, не узнавший бы сейчас и родную мать, дружно покачали головами. — Да ведь это все те же змеи Ранункуло — только опоенные нектаром! Я полагал, что они уснут и не доставят нам более никаких хлопот, но Отравитель все-таки пробудил их свистом. Нет, мой план был хорош, и даже безупречен: змеи растеряли всякий ум — вот и славно! — но вырвались на свободу, а это никуда не годится!..

— Они и в самом деле воспламенились! — удивленно заметил Мимулус, продолжая неотрывно смотреть в небо, несмотря на гневную речь Его Цветочества. Видимо, столь удивительного происшествия не случалось и в самом Росендале!..

— Еще бы им не воспламениться! — еще громче и сердитее закричал принц, окончательно выйдя из себя. — Молочайные змеи — существа не только ядовитые, но и огнедышащие время от времени. И когда я упоминаю время — я имею в виду то самое время бедствий и потрясений, хуже которого ничего не придумаешь!.. От нектара змеи позабыли, как держать огонь при себе, вот и горят теперь изнутри. Только высшим силам известно, чем все может закончиться. Того и гляди, они начнут взрываться как петарды! Нужно уносить ноги, пока не поздно!..

В голове Его Цветочества звучала неподдельная тревога, сам принц проявлял явные признаки раздраженного нетерпения, и это возымело действие: Джуп заставила себя оторвать взгляд от пылающего неба, то же самое со вздохом сделал и мэтр Абревиль, а вот Фарр так и стоял, задрав свою рогатую голову. Даже когда Джуп вновь потащила его за собой, сатир смотрел лишь в небо, спотыкаясь и запинаясь на каждом шагу. Упоение его было так велико, что и на ходу он пытался достать свирель, чтобы сыграть на ней мелодию, достойную величественного зрелища (как он сам объяснил), но принц, кипя от злости, немедленно завопил: «Воспрещаю!!!», и опечаленный сатир со вздохом спрятал свирель обратно.

В своем восхищении он не был одинок: прочие гости, несколько успокоившись, только и обсуждали между собой, что веселее Гостеприимной Ночи еще не бывало, и того, кто устроил прекрасный салют, непременно нужно представить к награде. Были позабыты и танцы, и застольные песни, и недавний беспорядок из-за таинственного свиста — все замерли, глядя на огненные чудеса — а змеи пылали все ярче, метались все быстрее, превращаясь в огненные мельницы, и выглядел их танец совершенно завораживающе.

— Слышите, сударь?.. — сказала Джуп, нагнав принца. — Совсем недавно вы печалились из-за того, что не состоите в списке почетных гостей и вами никто не восхищается. Но теперь все-все-все считают, что вы, как мастер над фейерверками — главный устроитель сегодняшнего веселья. Только послушайте, как они нахваливают огненное представление! Пусть даже они и не догадываются, кого именно благодарить, но вы-то знаете, что все это восхищение по праву ваше!

— И самом деле! — воскликнул Ноа, обдумав как следует ее похвалу, чтобы не оказалось, будто он принял пустую лесть за истину, как те глупцы, что принимают медяк за золото. — Ты думаешь, Джуп, что я все-таки стал украшением этого праздника?

— Несомненно! — решительно ответила Джуп, про себя ужасно радуясь тому, что Его Цветочество нашелся и теперь все они снова держатся вместе.

— …Он станет нашей погибелью — вот что несомненно!.. — проворчал мэтр Абревиль, но даже ему, если говорить откровенно, довелось ощутить упоительный трепет при виде воспламенившихся молочайных змей, и, стало быть, принц сумел впечатлить росендальского волшебника — а это дорогого стоило.

Джуп, внезапно развеселившись, принялась сбивчиво рассказывать Его Цветочеству, как справилась с Ранункуло, надев тому котел на голову, и принц неохотно — но с затаенным удовлетворением, — признал, что никто еще не сражался за него с такой храбростью.

— Напомни мне, чтобы я как-то наградил тебя, отважная Джуп Скиптон, — сказал он. — Но только без излишней дерзости и навязчивости — терпеть не могу, когда кто-то считает, будто я ему что-то должен!..

— Помнится, и мне была положена какая-то награда! — внезапно оживился Фарр.

— Сразу видно, что память к тебе не вернулась, лодочник, — процедил принц Ноа, свирепо глядя на сатира. — Иначе ты бы боялся сейчас и звук издать! Это из-за тебя я был вынужден…

Но договорить он не успел. Бах!.. Бабах!!! Высоко в небе раздался трескучий грохот, и искр посыпалось так много, что глазам стало больно! Теперь Мглистая Лощина была освещена ярче, чем днем — но все тонуло в клубах едкого дыма, наполненного огненной пылью.

— Этого я и боялся, — промолвил принц недовольно. — Змеи начали взрываться! Мачеха будет в ярости!..

Трескучие раскаты грома повторялись все чаще, разноцветные искры заполонили все вокруг, и Джуп невольно вспомнила, как проклятие вырвалось на свободу в «Старом котелке». Точно так же огненные точки кружились в воздухе, как рой пчел, и пребольно жалили, если попадали за шиворот. Запахло паленой шерстью — на празднике было полно говорящих зверей — а они лишь изредка соглашались надеть шляпу или плащ, если того требовали правила приличия, — и теперь их густой мех страдал от огненной мороси. Также некоторой шерстистостью отличались оборотни, да и ноги фавнов, сатиров были весьма мохнаты — в общем, все существа, покрытые мехом полностью или частично, немедленно решили, что эта часть праздника не удалась, а кое-кто счел себя лично оскорбленным. Вновь настроение гостей сменилось: теперь салют-сюрприз показался им не таким уж восхитительным, и многие принялись разбегаться, чтобы укрыться под навесами или ветвями деревьев, при этом костеря устроителей праздника на все лады.

Джуп подумала было, что Его Цветочество опечалится, услышав, как его ругают, и вновь придет в свое привычное нестерпимо-вздорное состояние ума, но Ноа лишь беспечно махнул рукой и сказал, что после тех балов и пиршеств, которые он закатывал раньше во дворце Ирисов, гости нередко становились его злейшими врагами.

— …Веселые забавы не могут завершиться ничем иным — иначе они не настолько уж веселы! — заметил он безо всяких признаков раскаяния или огорчения. — Но все же нам следует поторапливаться! Все выглядит так, будто мы славно проучили Ранункуло, но не стоит недооценивать этого молочайного лизоблюда. На самом деле подобные шутки могли его разве что разозлить…

...И, словно дожидаясь этих слов, господин Ранункуло, пышущий злобой и ароматами пряного пунша, возник средь дыма и искр, наконец-то настигнув беглецов и преградив им путь. В руках у него поблескивал тонкий и гибкий, как струна, клинок. Несмотря на изящество и хрупкость, выглядело оружие весьма опасно и смертоносно. Не оставалось сомнений, что это лезвие не только способно рассечь любую преграду так же легко, как луч солнца рассекает тьму, но и сверху донизу натерто весьма продуманным сочетанием ядов.

…Самым же дурным свойством этого оружия было то, что сторонние зрители либо не принимали его всерьез, либо попросту не замечали. Глядя на Ранункуло, неумолимо надвигающегося на принца и его спутников, случайные свидетели — появись у них какой-то интерес к происходящему, — посчитали бы, что среди переполоха встретились давние знакомые, которые не слишком-то рады друг другу; но после дождя из искр мало кто из гостей праздника мог похвастаться отличным настроением. Разбегающиеся фавны, оборотни и огры совершенно невежливо толкали Ранункуло-Отравителя, из-за чего кончик его оружия выписывал в воздухе сверкающие загогулины, а спутники принца Ноа, замершие на месте от испуга, и вовсе вызывали всеобщее раздражение, поскольку их приходилось огибать с ворчанием и бранью. Не то, чтобы Его Цветочество собирался звать кого-то на помощь, но выходило так, что во всеобщей суматохе никому не было бы дела до этих призывов.