И бедная Пейли объявила во всеуслышание, что более не слушает свою мать и никуда с ней не пойдет. Ради любви принца Ирисов она была готова на что угодно. А Ноа, глядя на разгневанную, но беспомощную даму Молочай, принялся смеяться и говорил: «Ну что же, дражайшая мачеха? Ты говорила, что мне не удержать наследство отца, а сама не смогла удержать даже свою дочь. Не увидела того, что творится у тебя под самым носом! Кто из нас слаб сейчас? Кто оказался в роли жалкого просителя? Кто был глуп и не видел дальше своего носа?». И все гости жадно слушали эту речь, ведь цветочные и прочие господа любят сплетни, ссоры и жестокие забавы больше всего на свете. Одной только Пейли было жаль свою мать, но даже она была достаточно жестока, чтобы согласиться на такую цену своего будущего счастья.

А затем, когда, казалось, унижение Эсфер Молочай не может стать бОльшим, принц перестал смеяться и крикнул: «Довольно! Эта шутка мне прискучила! Хотите услышать другую? Так вот: я не собирался жениться на Пейли Молочай, она мне нисколько не нравится. Если бы она сама не начала бегать за мной, то я бы и не подумал обратить на нее внимание. Кто же откажется, если ему так настойчиво предлагают свою любовь? Но теперь, когда я показал всему Лесному Краю, чего на самом деле стоит власть моей мачехи, глупая Пейли Молочай мне больше не интересна. Забирай ее, Эсфер, так и быть. Я окажу тебе милость, ведь ты так долго и старательно о ней просила. Слышишь, Пейли? Уходите обе! Вы больше не нужны на моем празднике! Мы достаточно позабавились!».

Так принц Ирисов посмеялся и над дамой Молочай, и над ее дочерью, да так зло, что полностью разбил сердце молочайной девы. Его затея удалась на славу, первые дни все только и говорили, как Ноа взял верх над своей мачехой. Но даже в Лесном Краю не принято отказываться от своих клятв — а принц клялся Пейли в любви, и обещал, что женится. Многие лесные господа, отсмеявшись, задумались и сказали, что шутка, хоть и была хороша, однако зашла слишком далеко. Пейли заболела, и вскоре по всем знатным домам прошел слух, что это то самое увядание, которого больше всего боятся цветочные господа.

Тогда-то Эсфер и сделала то, на что доселе решался мало кто из благородных особ Лесного Края — но она и без того была опозорена и унижена, и терять ей было нечего. Дама Молочай объявила, что желает подать в суд на своего пасынка, и приглашает росендальских чародеев выступить беспристрастными судьями и присяжными. Кто-то сказал, что не стоило бы впутывать людей в дела цветочной знати, а кто-то согласился, что Эсфер была вправе просить о справедливости у Росендаля, раз уж в Лесном Крае никто не решился вступиться за честь Молочаев на том балу. Но никто не стал спорить с тем, что закон мира Плеад позволяет созвать такой суд, раз уж дело идет о столь явном и жестоком оскорблении.

— …Так и вышло, что мой наставник оказался одним из присяжных, — рассказывал вконец расстроенный тягостными воспоминаниями Мимулус. — Мессир Перренс был одним из самых уважаемых правоведов Росендаля, да еще и приходился дальней родней старому цветочному роду Тернецов. Лесной Край был не совсем чужим ему, и в Росендале считали, что это поможет найти общий язык с цветочной знатью. Если насчет некоторых других магов были сомнения, и коллегия несколько раз собиралась, чтобы решить, кто достоин судить принца Ирисов, то мессир был изначально уверен, что мы с ним отправимся в это путешествие. «Мимулус, — говорил он мне, — ты счастливейший из молодых чародеев! Мало кому выпадает такая возможность! Ты попадешь в удивительный мир, который обычно закрыт от людских глаз. Господа Лесного Края крайне редко позволяют нам прикоснуться к своим тайнам и к своей древней магии. Возможно, ты увидишь своими глазами то проклятие, которое сплетет дама Молочай! Я слышал, она в суде собирается требовать именно это — право проклясть собственноручно своего пасынка. Надеюсь, у нас будет возможность изучить плетение этой магии и распознать все его составляющие — это чудесная тема для твоей научной работы!..» — тут он едва ли не всхлипнул. — Это любопытство его и сгубило! Мессир Перренс Хумберт был настоящим ученым, и не видел опасность там, где его слепило страстное желание совершить открытие!.. Ради того, чтобы изучить цветочное проклятие, мы задержались в Росендале дольше прочих, и это стало роковой ошибкой. Когда дама Эсфер поняла, что мессир Перренс заподозрил неладное, то без колебаний избавилась от него. Больше всего она боится, что решение суда признают недействительным — ведь именно оно лишило принца Ирисов права на наследство. И, к тому же, ей нужно всего лишь потянуть время — в проклятие тайно вплетено то, что вскоре убьет принца. Дама Эсфер не позволит, чтобы он пережил ее увядающую дочь. К сожалению, скорее всего то же самое произойдет и с тобой, Джунипер…

Хоть Джуп и знала, что правда о Ноа окажется неприятной, однако услышанное заставило ее растеряться. Удивительно: принц в рассказе Мимму вел себя именно так, как можно было ожидать от этого капризного недоброго создания, но ей все-таки до последнего не хотелось верить, что его поступок был НАСТОЛЬКО гадким. «Неужели я хотела бы как-то его оправдать? — ужаснулась Джунипер, поймав себя на странных мыслях. — Ни в коем случае нельзя так думать! Мимму прав — я едва не сглупила чудовищнейшим образом, когда начала думать, что принцу можно доверить хотя бы часть нашей тайны!».

— Но разве это справедливо, — наконец воскликнула она рассердившись и на себя, и на принца, и на весь мир, в котором возможно избежать наказания за столь отвратительные поступки, — что принца может расколдовать любовь другой девушки? Он же обидел именно Пейли! Она из-за него страдает и погибает, а Ноа, выходит, может избавиться от проклятия, если очарует кого-то еще?!

— Именно поэтому я говорил тебе, что нельзя допускать, чтобы вернулись времена древней магии, которую с такой тоской вспоминают в Лесном Краю! — сказал Мимму с горячностью, которую — ошибиться было невозможно! — вызывало у него только то, что имело отношение к магическому правоведению. — Волшебство, которым пользовались раньше, было очень действенным и сильным, но совершенно нелогичным, и уж точно не имело никакого отношения к справедливости. А ты еще жаловалась, что магическое право — скучная штука! Как раз оно и не позволяет, чтобы магия толковалась и использовалась по старым обычаям. Старое — вовсе не значит доброе! Пожалуй, нигде традиции и косность взглядов не опасны так, как в колдовстве. Маги Росендаля делают все, чтобы примитивная недобрая сила использовалась только законным образом, и мы, правоведы, несем особую ответственность, ведь в законах слова имеют такую же силу, как и в заклинаниях!..

— Но почему же тогда проклятие Эсфер ты постоянно называешь преступным? Ведь она поступила, как положено по росендальским законам — так? — с сомнением спросила Джуп.

— Да потому что дама Эсфер — хитрая бестия! Такая же, как и ее пасынок, если не хуже! — лицо Мимму выразило искреннее отвращение, которое он не пытался скрывать, ведь речь с его точки зрения сейчас шла об ущербе, нанесенном не столько принцу, сколько самому институту права, и, следовательно, осуждение следовало высказывать открыто.

–…Она поступила совершенно неподобающе, воспользовавшись судом, как ширмой! Невероятное коварство!.. Убей она своего пасынка открыто — и весь Лесной Край осудил бы ее, ведь он при всех своих недостатках остается единственным чистокровным потомком одного из благороднейших цветочных родов. Судебный процесс в здешних краях хоть и считается низким сутяжничеством, но уж в его законности никто сомневаться не будет. Мы, росендальские волшебники, должны были выступить независимой стороной и окончательно разрешить спор, который, кстати, касался не только самого оскорбления, но и богатств покойного Фламме Ириса. Эсфер требовала, чтобы после наложения чар на ее пасынка все земли, дворцы и драгоценности Ирисов достались ей. Ведь Ноа мало того, что недостоин, так еще и в таком виде попросту неспособен управлять наследством своего великого отца. И суд, обманувшись ее праведным гневом, удовлетворил этот иск, поставив точку в многолетней тяжбе. Проклятому принцу оставили только Ирисову Горечь — заброшенное поместье его матери Авы…