— Ты права. Я тоже помню, но не думал, что это будешь помнить ты. Я принял тебя за врага. Но сейчас я уже догадываюсь о том, кто твоя помощница, — Ирай действительно чувствует, как острая боль пронзает сердце. Так бывает только при нахождении рядом с конкретными сущностями.

— Тебе плохо? — обеспокоенно спрашивает Хирона.

— Разве что немного. А теперь извини, но мне пора. Я нарушу свое обещание. Мы не пойдем в бой вместе. Но ты меня все равно не послушаешь, — Гнисир разворачивается и выходит из палатки.

Спутница из исчезнувшей временной линии вдруг сохранила воспоминания и снова пришла в жизнь Гнисира. К худу или добру, сказать пока трудно. Более важно выполнить задачу и уничтожить армию Друксау.

Руки быстро работают веслами, пока Гнисир пересекает Изоги на одной из лодок для разведчиков. Он действительно отправляется один, не считая Амеллы, которая незримо находится рядом.

— К той туче опасно приближаться, — продолжает убеждать Мудрая Лисица. — Неужели ты не знаешь этого?

— Ты волнуешься за меня? — улыбается Ирай.

— Прекрати смеяться. Это уже не шутки. Чью силу ты намерен использовать для победы?

— Кинуранав, — советник принцессы называет имя, которое непосвященным ничего скажет, но Гримуар Разума знает, кто это.

— Ты словно с ума сошел. Зачем ты это делаешь? Куда пропала твоя осторожность?

Ирай пожимает плечами, продолжая грести.

— Я бы поняла, если ты обратился за помощью к какой-либо другой демонической силе, так как являешься душелишенным, но плата Кинуранава и для тебя смертельна.

— Я это понимаю, Амелла. Но отступить я не могу. Я не могу уклониться от этого боя. Я пришел сюда, чтобы убить кое-кого. Это не король Друксау, и не кто-то из его воинства. Это оружие, которое монарх носит с собой. На самом деле это один из моих бывших товарищей. Когда я был Злословом, я собрал собственную группу авантюристов, если можно так выразиться. Мы помогали друг другу и другим душелишенным. Мы жили на Арреле и научились выживать. Охотились на страшных демонов и экспедиции других стран, — Гнисир перестает работать веслами, замирая на середине реки.

— В тот раз в твоей памяти я дошла только до момента гибели столицы Кронврэта. Значит, ты собрал группу. Вероятно, из тех, с кем был дружен в детстве.

— Да, — широко улыбается Ирай, словно свет этих воспоминаний до сих пор может подарить приятные чувства. — Многие были из моей деревни. Я родился в крестьянской семье. Я не обладал никакими особыми силами, мою судьбу не определяли могущественные пророчества, мне не завещали особый артефакт. Я был абсолютно никем на фоне происходящих тогда событий. Ирония в том, что в конце, добившись мирового признания в роли Злослова, я так и остался никем, а еще потерял всех товарищей. Знаешь, почему я ненавижу Ифрата?

Невидимая Амелла молчит.

— Со мной было девять душелишенных, заменивших мне семью. Несмотря на ужасы Арреля, жизнь вместе с ними была для меня самой счастливой. Мы помогали друг другу. Любили друг друга, насколько это возможно с поврежденной душой. Но потом прибыла карательная экспедиция, составленная из участников нескольких стран. Я убил очень многих людей, и меня больше не могли игнорировать.

— Это был тот самый бой, в котором тебя, наконец, победили?

— Нет, до финала было еще далеко. Мне тогда только исполнилось тридцать лет. Люди уже вовсю пользовались Языковой Системой и гордились своими силами. У нас её не было, но я мог говорить на Наречии Хаоса, так что плевать хотел на все их могущественные навыки. Мы были на своей территории, так что заманили карателей в засаду, натравив нескольких очень опасных демонов. Тактика засад и ловушек была нашей любимой, но речь сейчас не об этом.

Ирай снова берется за весла, выправляя маршрут движения. Но при этом не приближается активно к другому берегу, словно хочет, чтобы Изоги забрала с собой то, что он собирается рассказать. И когда вступит на противоположный берег, останется только действовать.

— Ордена и гильдии других материков не собирались отступать. Шли года, а они продолжали приплывать на Аррель. Они охотились на душелишенных, убивая и получая за это опыт для Языковой Системы. Убивали демонов с той же целью. И охотились за магическими кристаллами, поглощение которых развивало их магические силы. Ифрату, вероятно, показалось, что моя деятельность мешает общечеловеческому прогрессу, поэтому он приложил руку к тому, чтобы моя группа навсегда упокоилась. Знаешь, что он сделал, когда каратели оборвали наши жизни?

— Что же?

— Он исключил моих товарищей из общего правила, извратил их души проклятьем и забрал куда-то. Анхель, например, стал Курганным Воем в Моунцвеле, чтобы подстегнуть военное развитие королевства. Понятное дело, бог игр местных людей об этом не предупредил. А мне он предложил подключиться к Языковой Системе, но я отверг его предложение. Тогда он вмешался и помог мне скрыться, но для карателей всё было похоже на то, что мой труп был сожжен. Злослов погиб, но только на словах. Тогда моей новой целью стал розыск моих старых друзей. Но я ищу их только для того, чтобы подарить окончательный покой. Я каждому вырою могилу и провожу в последний путь. Они заслужили свободу и отдых.

Повисает тишина, которую первой нарушает Амелла:

— А ты не думаешь, что играешь ему на руку? Твои действия, которые ты здесь предпринял, как раз нужны Ифрату. Ты готовишь людей к новому Поветрию.

— Не исключено, что я действую по его плану, но и оставить всё просто так не могу. Мне нужны союзники в будущем, а еще я хочу сохранить то, что осталось от души. Ради этого я поступлюсь и принципами, и гордостью. Но сейчас передо мной находится один из моих товарищей. Артефакт Ифрата не сказал его имени, но это неважно. Я справлюсь, и для этого готов рискнуть даже еще одной частью души.

— Кинуранав в качестве платы заберет жизнь, но ты не сможешь вернуться после этого! — Мудрая Лисица повышает голос. — Ты не можешь закрыть на это глаза.

— У меня есть козырь, — Ирай вновь налегает на весла. — То, что подарило мне Наречие Хаоса. То, что делает мою кровь и судьбу невосприимчивой к изменению.

— Понятно, — шепчет Амелла. — Хотела бы я иметь возможность вступить в схватку без ограничений. Но роль Гримуара — служить лишь инструментом, мы лишены свободы воли. В этом наша судьба. И конкретно в этом случае я предлагаю тебе воспользоваться мной. Я освобождаю тебя от обещания и прошу бросить меня в самое пекло. Для защиты себя я смогу воспользоваться своими силами.

— Я бы и рад, но я пообещал другой силе свободу.

— Ясно.

— Но ты мне можешь помочь. Возьми мои воспоминания и чувства, ты ведь можешь их скопировать? После смерти я могу утратить что-то важное. Хотелось бы это сохранить.

— Ты настолько мне доверяешь? Ведь потом я могу показать тебе что-то другое.

— Доверяю, — улыбается Гнисир.