— Только вот я не понимала ничегошеньки, пока Тропа не открыла мне глаза. Спасибо тебе. И… я рада, что это сделал ты.
Создатель милосердный, разве может так быстро холод смениться огнем? Чувствуя, как в груди разгорается маленькое солнце, а где-то на грани сознания машет золотыми крыльями кто-то огромный, золотой и очень довольный, Даррен, растеряв разом все слова, прошептал сбивчиво:
— Да разве я мог иначе? Без тебя нет ничего.
— Прости меня, Дар. Я не стою таких жертв… да и вообще никаких не стою.
Он схватил ее руку, прижал ладонью к своей щеке — она ведь маг, пусть поймет и почувствует, когда нет между ними щитов. Он не ожидал, что на него тоже обрушится вал чужих чувств. Ее чувств. Лоцман чуть не задохнулся от пронзительного всепроникающего холода, ощущения пустоты и бессмысленности собственного существования и, вместе с этим, глубочайшей благодарности и тревоги за тех, кто рядом, и тех, кто остался по ту сторону Тропы. Значит, Тайри сейчас должна согреться, обязательно должна, ведь его чувства не менее сильные…
— Спасибо, Дар. Значит, нить между нами мне тоже не примерещилась?
— Я ничего об этом не знаю, Тайри. Если оно и получилось, то не нарочно. Это… эта связь как- то может повредить тебе?
— Ну что ты, конечно нет.
Намеренно или нет, но целительница продолжала прижимать к щеке ладонь Лоцмана, и ему не было нужды спрашивать, щадит ли она его. А еще ему хотелось, чтобы все, что сейчас происходит, длилось как можно дольше, ведь это такая редкость — быть с кем-то без щитов и вечного панциря притворства. Он не хочет и не будет ничего от нее скрывать! Странная теплая волна окатила его с ног до головы, точно порыв ветра, и целительница отступила, отпуская его чувства и мысли.
— Завтра будет тяжелый день, Дар. Спокойной ночи.
— А ты?
Леди Даллет только покачала головой и вернулась в кресло. Какой уж тут сон…
Процедуру, называемую почти во всех магических трактатах «пробуждением памяти», назначили на следующий вечер, а до того предстояло готовиться. Помочь вызвался, как ни странно, отец Грант. Он сказал, что мальчику пойдет на пользу пребывание в храме, и увел найденыша с собой. Даррен отправился в Дом Мудрых, дабы с помощью Астора и Лиарда изучить здешние магические потоки, которые так или иначе предстояло задействовать. Он хорошо помнил, как сложно ему было в прошлый раз творить даже примитивные чары иллюзий, насколько непослушны и своенравны оказались здешние силы. Риск следовало свести к минимуму, иначе процедура могла обернуться катастрофой.
Тайри осталась в саду дома Мудрых, не столько ради подготовки — она ей была практически не нужна — сколько для того, чтобы спокойно поразмышлять. Впервые за последние годы она засомневалась, сможет ли выдержать то, что задумала. Безусловно, рядом есть и будет Даррен, который, не задумываясь подставит плечо в трудную минуту и полезет за ней в любую преисподнюю, но… Нельзя его подставлять, и никого больше нельзя. После того, что она осознала во время Перехода, Тайри не чувствовала себя так уверенно, как раньше. Никогда еще Тропа не была такой странной, никогда не ощущалась совсем застывшей и неживой и, естественно, не приходили во время путешествий никакие видения. А тут… тут целительнице показали Путь — возможный и избранный. А еще показали кусок совершенно выпавшего из памяти прошлого, заставивший ее не только страшно затосковать, но и принять очень важное решение. Она никого больше не потеряет, не позволит погибнуть. Она сделает для этого все, что в ее силах. Больше никто не перешагнет Грань по ее вине или недосмотру. Поэтому — так, везде и во всем, прежде всего, сама суется в пекло, а потом уже тащит за собой остальных. С найденышем будет тяжело, и основная тяжесть должна лечь на ее плечи. А уж как ей это сделать, она придумает.
— Простите, что нарушаю Ваше уединение, госпожа, — услышала Тайри уже знакомый голос. Перед ней стоял Смотрящий сквозь Время, Герт.
— Ничего страшного, я просто размышляла, — ответила она.
Ах, как же не вовремя! Ну, не гнать же его.
— Не хотите рассказать, о чем? — осторожно поинтересовался Мудрый, — Может быть, я чем-то смогу быть полезен? — он воткнул в землю свой посох и уселся рядом с ней на скамейке. Полюбуйтесь: чисто щенок, только что хвостом не виляет.
— Вряд ли, — вздохнула леди, стараясь поглубже упрятать неуместную сейчас едкую иронию, — в моем прошлом Вы не властны, да и в будущем, наверное, тоже. Понимаете ли, от воспоминаний нам никуда не деться, из них мы черпаем душевное равновесие, они же порой это равновесие у нас и отнимают.
Герт заглянул ей в глаза. Интересно, он и вправду умеет читать в чужих душах, как тут говорят?
— Сколько в Вас силы, госпожа… И сколько всего прячется за ней. Вас много и вы одна. Вы могли бы стать и Поющей Стихиям, и Белой Защитницей, и учить юных Мудрых. Так же, как ваш Лоцман был бы лучшим среди нас, совмещая все наши способности. Только вот, Стоящих на Грани из вас не выйдет, а жаль. Почему?
— Наверное, потому, что Грань мы оба видели слишком близко, Герт. И еще по тысяче причин. Для того чтобы соответствовать вашим требованиям и стоять на Грани, нужно сердце, а у меня его нет. Не дано, исчерпано, назовите как угодно.
— Воистину, мы слепы в собственной судьбе, госпожа, — печально произнес Мудрый, — вы и не подозреваете, сколько всего вам дано, и я имею в виду не магию. Просто время еще не пришло.
Тайри грустно улыбнулась. Время… какая чушь! Переход обрушил на нее лавину открывшейся памяти. Кто-то из сильных пожалел и запечатал всё, что случилось почти за Гранью, в недолгие и бесконечные минуты между жизнью и смертью. Целительница думала, что меткой тех событий останется лишь шрам, но звездная Тропа решила иначе. С неё точно сорвали спасительную повязку и выставили на яркий солнечный свет, причиняющий нестерпимую боль привыкшим к темноте глазам. Она вспомнила, узнала и поняла, что, а точнее — кого потеряла. И рухнула во тьму и холод одиночества. Да, рядом были друзья, влюбленный Лоцман, требующий непрерывной заботы и внимания найденыш, странный и опасный новый мир, но там, глубоко внутри, Тайри осталась совсем одна, потому что надежда развеялась, как дым. Гай умер, его больше нет — нигде и никогда. Не встретить, не дождаться, не прорваться, не отыскать, он ведь даже сниться ей перестал… Как ей удалось дойти до Белого моста и не шагнуть с Тропы в бездну, какие силы удерживали от этого сейчас, леди Даллет не понимала. Наверное, как это было всегда и со всеми, долг оказался сильнее личного горя. Наверное, как это будет со многими, жизнь и здесь не даст ей повода уступить собственной боли. Ничего, когда-нибудь… Она не успела привыкнуть к существующему положению вещей — к внутреннему одиночеству вряд ли можно привыкнуть быстро. Теперь в голове постоянно вертелась мысль, что на ее собственном гербе следовало бы написать: «Не судьба!». Бессонная ночь не дала облегчения, да целительница и не ждала его. Сейчас ей было абсолютно безразлично, куда поведет дорога и что ожидает в конце путешествия. Она пыталась жить данной минутой, изо всех сил училась искусству маленьких шагов и умению сосредоточенно работать над необходимым. Вот необходимо сейчас собраться и провести процедуру для найденыша — она это сделает, а там видно будет… И не заглядывайте, не заглядывайте, уважаемый маг, в мою память, к чему вам это? Я сама стараюсь теперь туда не заглядывать, иначе плохо будет не только мне. Ах, вы уже? В таком случае примите мои соболезнования. Сами виноваты.
Герт с трудом оторвал взгляд от невозможных осенних глаз, что смотрели, в сущности, не на него, а в бездну, и ретировался, унося в душе чужую горечь и чужую потерю. А еще — странное чувство: надо же, ведь кого-то еще так любят! Даже мертвого, исчезнувшего отовсюду, даже зная, что больше никогда… Смотрящему-сквозь-Время больше всего на свете теперь хотелось, чтобы и его любили также.
**** **** ****
Вечером следующего дня Мудрые и Хранительница ждали Даррена с найденышем в условленном месте. Лоцман выбрал эту маленькую площадь на окраине Города не случайно — там сходились три очень сильных магических потока, и шанс помочь мальчику, опираясь на них, был максимально высок. Сама процедура особой сложности для Тайри не представляла, но ее последствия могли стоить ей жизни. Целительницу это нимало не заботило, зато пугало остальных.