Хранительница только-только закончила колдовать над двумя обожженными ребятишками, успокоив боль и смазав нешуточные волдыри каким-то пряно пахнущим снадобьем. Она устало брела по длинному коридору, заглядывая в большие и маленькие комнаты, где на аккуратных матрасах, на диванах и кушетках, да просто на чистой соломе, застеленной полотном, лежали раненые. Четыреста с небольшим человек, считая пострадавших от пожаров детей и женщин… И это только начало. Около ста погибших — почти всех их разорвали птицы. «Создатель, если так пойдет и дальше, то эпидемия покажется просто мелочью. Рано отчаиваться, еще рано, — одернула себя мысленно Тайри, — и не такое люди выдерживали. Хорошо, что утром можно быть на стенах, а вечером — здесь, успевая урвать пару часов для сна. Жаль, что толковых помощниц мало, а на обучение и вовсе нет времени. Есть ведь случаи, когда без волшебства не обойтись, чаще всего — когда жизнь человека висит на волоске, или когда помощь нужна ребенку. Сегодня удалось сделать практически все, но, если раненых будет больше… А их будет больше с каждым сражением.»

Тайри задумалась и не сразу заметила тихонько стоявшего в сторонке Даррена.

— Что ты здесь делаешь? — удивилась волшебница, потом, спохватившись, быстро добавила, — Извини… Ты в порядке?

— В полнейшем, даже не поцарапан. Просто сопровождал тяжелораненых с Привратной башни, узнал, что ты здесь и решил дождаться. Ты уже свободна? — с надеждой спросил зеленоглазый.

— Да, на сегодня, пожалуй, все, — кивнула Хранительница, придерживая у горла подбитый мехом плащ, — иначе завтра от меня не будет никакого толку.

— Огненный бич, конечно, твоих рук дело?

— Моих… Хоть король и не велел лично в драку лезть. Ну не могла я спокойно смотреть, как эти клювастые твари одного за другим рвут людей на части. И щит, увы, одна долго держать не могла тоже, — виновато развела руками волшебница.

— Почему одна? А рядом кто кристалл контролировал?

— Да мальчишки из ордена, Ногрин с компанией. В башне через три квартала.

— Они бы помогли.

— Не сомневаюсь. И сгорели бы, как свечки, у них ведь ни сил еще, ни навыков. А чтобы такие туши щитом удерживать… Мы ведь договорились их беречь.

— Ладно, не сердись, все правильно, — примирительно улыбнулся Лоцман, — сам не без греха, не удержался. А что драконы?

— Довольны собой и похожи на сытых котов. Им все это пока вроде забавы. Король попробовал было их приструнить, но Фаэ промурлыкала что-то вроде «да мы и не размялись даже…», и Орданн махнул на них рукой. В конце концов, тогда надо и меня, и Одри приструнять, ветер-то по ее части был.

— Я провожу тебя, — уверенно взяв волшебницу под руку, сказал Лоцман.

— Спасибо. Честно говоря, после всех сегодняшних событий мне совершенно не хочется в одиночестве тащиться по темным улицам. Имею я право на маленькие человеческие слабости? — Тайри чуть прижала к себе руку спутника. Тот кивнул и счастливо улыбнулся. Даррен очень любил редкие минуты, когда суровая и холодная Хранительница становилась совсем другой — прежней, той самой, что он помнил. Вот и сейчас он шел не спеша рядом с волшебницей, слушал ее голос (ну, наконец-то, знакомые, живые искренние интонации, а не этот, сдержанный и ровный, совсем чужой тон) и запоминал каждое мгновение, точно знал, что их будет все меньше. Странные мысли о разлуке все чаще посещали его — достаточно долгой, чтобы каждое воспоминание стало драгоценностью.

Узкая улочка была едва освещена редкими фонарями, и в полосе их желтоватого теплого света медленно кружились пушистые хлопья снега.

— Люди говорят, такой снежной зимы давно не было, — произнесла Тайри задумчиво, наблюдая, как тает на ладони особенно крупная снежинка, — а ведь сейчас только ее начало.

— Здесь так всегда. Первый месяц зимы обманчиво нежен и сонлив. Он укутывает город белыми мехами, обещая спокойствие и мир до самой весны, — задумчиво глядя на свет, ответил зеленоглазый волшебник, — но ему нельзя верить. По-настоящему похолодает недели через три-четыре. Так мне сказал Лиард.

— Жаль, я думала, что зима останется мягкой. Достаточно было осени с ее ледяными ветрами.

— Странно, я полагал, что ты привычна к суровым зимам.

— Во мне течет половина уккабской крови, а значит — память о теплых лесах и солнце. Я не люблю холод.

— Тогда зачем носишь его внутри?

Тайри опустила глаза и помолчав, ответила:

— Замерзать не страшно. С куском льда вместо сердца не страшно даже… терять близких. Я знаю, насколько это больно, и не хочу снова.

Она поскользнулась на припорошенной снегом наледи и упала бы, не подхвати ее на руки спутник. В другое время и в другом месте целительница немедленно припомнила бы свои любимые присказки про то, что надо поставить, где взял, но сейчас только удивленно взглянула на Лоцмана. Тот хитро прищурился, разбежался и легко заскользил по замерзшей луже. Как был — с прекрасной дамой на руках.

— Дар, ты с ума сошел?

— Можно подумать, ты только заметила.

— Брось, а то уронишь!

— Ни за что. Может так ты хоть немного оттаешь.

— А если я не хочу…

— Хочешь. Но почему-то боишься, — грустно вздохнул Даррен и осторожно опустил леди Даллет на землю.

Тайри замерла под взглядом очень внимательных и таких теплых глаз.

— Как недавно говорила одна знакомая волшебница одному неуверенному отроку, надо идти навстречу своему страху. А я добавлю: нужно взглянуть ему в глаза и назвать по имени. И он уступит дорогу. Или рассеется, как туман, — Лоцман быстро спустился по узкой, покрытой коркой льда, крутой лесенке и подал руку Хранительнице.

Та взглянула на него сверху вниз, с высоты четырех ступеней. Желтоватый свет фонаря выхватил из темноты лицо мага: четко очерченные скулы, ясные зеленые глаза, печальную улыбку на обычно твердо сжатых губах, и едва заметную крохотную ямочку на подбородке. Ветер сбросил с его головы капюшон, и несколько снежинок таяло в золотистых, слегка вьющихся волосах. Знала ли Тайри, что потом, сколько бы ни прошло времени, она всегда будет помнить его именно таким?

— Я уже назвала.

— Не полным именем, моя госпожа. И, мне кажется, не в … твоем горьком опыте тут дело. Знаешь, мой учитель говорил: произнесешь вслух — станет легче.

— Пусть… — Тайри спустилась на две ступеньки и оказалась лицом к лицу с помрачневшим взволнованным магом. — Да, я боюсь…сильных привязанностей и потерь. Я понимаю, это неизбежно, и нельзя иначе, но смириться выше моих сил. В самом начале мой мастер сказал мне: тот, кто выбирает Дорогу, должен знать ее закон. Как бы осторожен ты ни был, Дорога заберет самое дорогое. Ты не хуже меня знаешь это. Увы, она не разбирает попутчиков и истинных спутников, просто крадет одного за другим, пока сердце не разорвется от боли — или не окаменеет. Я бы хотела отменить этот закон, но подобное не под силу смертным. Проще замерзнуть. Или окаменеть.

— Не вышло, и не выйдет, — Даррен слушал свою собеседницу внимательно, ловя каждое слово, точно это был последний их разговор, и завтра они уже не увидятся, — много бы у тебя получилось сделать, с камнем в груди? А еще, скажу тебе по секрету, есть одно правило. Законы существуют, чтобы их нарушать. Если послать подальше этот твой закон, это уж точно никак на Весах не скажется.

— Ты так уверен…

— Уверен. Сама же говорила, что маг без сердца — подарок для Отступника.

— Это не я, это Одри.

— И она права. Ну что, теперь ты больше не боишься?

— Боюсь. Боюсь потерять тебя, — покачала головой леди Даллет. Сказала, и сама испугалась сказанного.

— Даже не думай об этом, — маг обнял ее крепко, точно пытаясь спрятать от всех опасностей и бед, — пока мы живы — мы вместе, даже если между нами миры, — он осторожно поправил выбившийся из-под капюшона светлый локон Тайри, стер с ее щеки каплю растаявшего снега, — Пойдем, ты совсем замерзла.

Последний отрезок пути они шли молча, и Город изо всех сил старался не нарушить эту хрупкую тишину.