Глава 24 В которой леди совершает глупость

Эдди зубами вытащил пробку из бутылки и глотнул. Закрыл глаза. Укрепляющий эликсир имел отвратительный вкус, да и пах не лучше. Он бухнулся в пустой желудок, и тот съежился, попытавшись избавиться от пакости.

- Ты и вправду думаешь, что ей там место? – Чарльз сидел напротив.

- Нет, - честно ответил Эдди, все-таки справившись с собой.

А сил общение с духами забрало немало. И руки предательски подрагивали. И холодно было. Он давно уже не мерз вот так, изнутри.

- Но если оставить, будет хуже. Она попытается найти. Тебя. Дом. Дом не найдет. Он закрыт…

Эдди потрогал зубы языком. Ныли. Муторно так. Изнутри. Мерзкое ощущение.

- И полагаю, что твое приглашение – своего рода пропуск.

Чарльз вытащил карточку и покрутил.

- Магии не чувствую.

- И не почувствуешь. Там… сложное что-то. Кто бы ни ставил, он был мастером. Но систему сломали. Раз войдешь, во второй раз сама пропустит.

Рассказывать сложно. И вообще говорить. Холод отступает, сменяясь слабостью. Еще немного и Эдди уснет. На час. Час у них есть. Хватит, чтобы отдохнуть.

Только…

- Слушай, - мысль была ленивой. – Если девочка умерла, дело бы расследовали?

- Пожалуй.

- Найди мне того, кто этим занимался. Потом. Как все закончится. А за Милли не бойся. Стреляет она отменно. А кого не пристрелит, того спалит ко всем демонам.

Чарли вздохнул и признался:

- Этого я и опасаюсь.

Потом он сказал что-то еще, но этого Эдди уже не услышал. Сон был глубоким, ровным и напрочь лишенным видений. Разве что голова слегка побаливала. Гадство, когда голова болит даже во сне.

- Эдди, - его позвали за мгновенье до того, как он проснулся. – Эдди, вставай!

Он открыл глаз.

Плыло.

Он открыл второй и проморгался.

- Как ты? – с заботой осведомилась Милли.

- Ох… очень хорошо, - спохватился Эдди, заметив матушку, которая устроилась в золоченом креслице. Чарли, переодевшийся в темный костюм, занял второе. И оба они о чем-то мило беседовали.

- Дорогой, - матушка соизволила обратить внимание на Эдди. – Тебе стоит принять ванну и собраться. Опаздывать нехорошо.

И опасно.

Кто знает, не закроется ли двери проклятого дома в полночь?

- А…

- Скажешь хоть слово, - мрачно произнесла Милисента. – Пришибу сама.

- Ч-чудесно выглядишь.

На ней было розовое платье. Очень розовое. Какое-то вот такое… особенно розовое, можно сказать. Причем розовость эта была пышною, воздушною, и казалось, что Милисента тонет в кружевной пучине. Даже захотелось спасти.

Её лицо было покрыто чем-то белым. И оттого казалось мертвенным, а эту мертвенность подчеркивали неестественно алые губы. Брови казались двумя тонкими ниточками, а на щеках горели ровные кругляши румянца.

- Это… что?

- Не волнуйся, маску я тоже надену, - проворчала Милисента и добавила тише. – С превеликим удовольствием.

На волосах её, собранную в какую-то башню из кучеряшек, возлежала шляпка. Шляпку украшали цветы и маленькие птички.

Чучела маленьких птичек.

Эдди ткнул в одно пальцем.

- Мне еще муфту предлагали. Из крыльев чайки.

- Это еще ничего. Помнится, когда я… готовилась к отбытию, в моду вошли насекомые, - поделилась матушка. – Жуков высушивали, покрывали лаком и нашивали на платья[1].

Эдди слегка замутило. Или это от голода?

- Ты иди, дорогой, - матушка поглядела с усмешкой. – Мода порой бывает… странна.

- Только побрякушек дай! Побольше. Для дела, - пояснила Милисента. – И солидности.

Собрался Эдди быстро. И да, возблагодарил богов, что отведенная ему роль не требует парадного костюма. Собственная одежда, вычищенная, была куда милее.

А вот золото на Милисенте смотрелось…

- Как-то слегка дисгармонирует, - заметила матушка, разглядывая массивное, в три пальца шириной – причем пальца Эдди – ожерелье, что змеей легло на шею. – Слишком оно… иное. Тут бы что-то с камушками…

С камушками тоже нашлось, легло чуть пониже, поэтому оставили два.

И по пятерке браслетов на каждую руку.

Перстни.

Пара золотых спиц, увенчанных массивными камнями. А ведь Эдди так и не дошел до нормального ювелира. И жаль, что остального вернуть не вышло. Из города он забрал куда как больше.

Маска у Милисенты тоже была розовой.

С перьями.

И камушками. А еще пахло от нее тяжелыми духами, но Чарльз ничего, выдержал, даже глаз не дернулся. Руку он подал.

- Выйдем… черным ходом, да и постараюсь, чтобы никто не заметил.

Оно и вправду, если наблюдают, то… слухи пойдут.

- Не стоит переживать, - матушка смахнула пылинку с жилета Эдди. – Пока леди в маске, леди как бы и нет. Даже если кто-то вдруг потом решит, будто он узнал леди в маске, всегда можно сказать, что он ошибся.

- И поверят?

Она слегка пожала плечами.

- Смотря кто скажет.

Экипаж был без гербов и с виду мало отличался от прочих, каковых на улицах города было много. Внутри правда пахло кожей и свежестью, да и четверка лошадей лоcнилась.

- Проклятье, - Милисента поерзала на сиденье. – Чешется…

- Терпи.

- Терплю, - проворчала она. – Но желание отстрелить кому-то башку лишь крепнет.

И ни у одной её.

Дальше молчали. Ехать пришлось довольно долго. Эдди слушал, как грохочут колеса по мостовой, сжимал коробку с россыпью камней, которую доставили накануне, и думал, что все пойдет не так. Все всегда идет не так, как оно планируется. А потому пара револьверов, ножи, удавка и дудочка – не так уж и много.

Чарли тоже думал. И пальцами шевелил, словно разминая. Милисента молча пялилась в окно, правда, задернутое шторкой, а потому вряд ли она что-то за ним видела.

Вот экипаж остановился.

- Ну… пошли, что ли, - Эдди поднялся первым. – Чтоб их всех…

Эва дрожала. И от холода, и от нервов.

Она сама не знала, от чего больше.

Ей принесли шаль. Огромную, кружевную, из тонкой шерсти. Шаль была легкой, а еще неуловимо пахла пылью. И Эва куталась в нее, но… помогало слабо.

В комнате, куда её препроводили, было людно. Да и сама эта комната, лишенная окон, тесная и сырая, давила. Нервно дрожал огонек газового рожка, освещая заплесневелые стены. У одной стояла лавка, и на ней устроилось несколько девиц в нижних рубашках. Еще одна стояла в углу, молча, уставившись куда-то в стену. Эва тоже посмотрела, но не увидела ничего.

- Ишь ты, - рядом из темноты вынырнуло лицо. – Какая!

Девушку, пожалуй, можно было бы назвать красивой, если бы не темные редкие зубы. Она же вцепившись в шаль, дернула.

- Отдай!

- Тихо, - рявкнул кто-то, и серая фигура шевельнулась в углу. – Соблюдать порядок. Не драться.

Женщина. Широкая. Почти уродливая, с изрытым оспинами лицом и тяжелыми руками.

- А чего ей…

- Тихо! – рявкнула женщина снова. – Порядок. Кто нарушает, тот выбывает.

Возникло желание нарушить, но Эва удержалась. Надо держать себя в руках. Надо… успокоиться. Надо собраться с силами. Осталось недолго.

- Ничего, - прошипела девушка. – Еще повстречаемся… эй, мы туточки околеем! Хоть одеяло какое дайте! А то пойдем с соплями…

Одеяла принесли.

А еще воду в стеклянных бутылях, которые тотчас расхватали.

- Вот тебе! – перед лицом Эвы возник кукиш. – Кто успел, тот и съел!

- Напрашиваешься… - грозно сказала женщина в сером. – Сейчас Матушку Кэти кликну…

Матушка?

Смешно.

Эва отступила. Осмотрелась. Девушек в комнате было с дюжину. Много? Мало? Большая часть молчала. Кто-то плакал. И та, одна, буравила стену взглядом.

Что с ней?

Эва подошла поближе, но её снова схватили за руку.

- Не трожь, - предупредила все та же излишне любопытная девица. – У ней того…

- Мамочки… - всхлипнул кто-то рядом. – Мамочки…

- Тут свои мамочки.