Веслом шевелит.

И на берег, стало быть, любуется. Эва тоже посмотрела. Вдруг и вправду что интересного, на что стоит обратить внимание. Но нет. Обыкновенный берег. Еще и дождь идет. Такой вот, мелкий, муторный, который обычно осенью приключается. Из-за дождя все кажется серым и размытым.

- Эй, - Эва топнула ножкой, привлекая внимание. – Ты меня слышишь?

Этот… человек, все-таки, пожалуй, человек, пошевелился.

- Эй! – Эва подпрыгнула на месте.

А лодка тоже дрянная.

Мог бы у брата попросить, тот бы не отказался нанять приличную. Эта же… скорлупка настоящая, как Эдди только влез в нее.

- Я здесь!

- Слышу, - проворчал он. – Неугомонная девочка.

- Какая есть, - наверное, в любом другом случае Эва обиделась. А тут просто присела на скамеечку. Странное все-таки ощущение. Она точно знает, что нематериальна, а лодка, наоборот, очень даже материальна. Но при этом у Эвы получается сидеть.

И даже чувствовать, что древесина влажная.

Но в то же время дождь её вот нисколько не беспокоит. Как и холод.

- Сильная, - Эдди распрямился, и лодка опасно закачалась.

- Не опрокинется? – не то, чтобы Эва сильно беспокоилась, но, во-первых, это был единственный человек, который её слышал. И, что куда важнее, мог спасти. А во-вторых, сама она плавать не умела.

Зачем леди уметь плавать?

Но вдруг да вода окажется слишком материальной.

- Не должна бы. Поганые у вас лодки. И протекают, - Эдди вылил черпак воды. – Но хорошо, что ты пришла, девонька.

И вовсе она ему не «девонька».

- Леди Орвуд, - представилась Эва.

А этот… только хмыкнул.

- Но я разрешаю обращаться ко мне по имени, - она протянула руку, но потом вспомнила, что вряд ли получится её поцеловать. Да и… не походил он на человека, который будет целовать чужие руки. – Эванора.

- Эванора?

- Мама… скажем так, не могла выбрать, какое из имен ей нравится больше.

Эва вздохнула.

Может, поэтому она такая и нелепая, что ни Эвелина, и не Нора?

- Эдди.

- Я помню. А… что ты делаешь? То есть, прошу прощения, что вы делаете?

- Тебя ищу.

Мог бы и повежливей.

- Вас, - поправился Эдди. – Пытаюсь найти.

- Я не в реке, - вот ведь глупый человек.

- Дом возле реки, - возразили ей. – Сама же говорила. Сами… один хрен, - он махнул рукой. – Ты говорила, что повозка ехала вдоль реки. И дом находился рядом. Так?

Эва задумалась, но кивнула. Похоже она снова проявила неподобающую поспешность в суждениях.

- Стало быть, с реки его найти проще.

- А…

- Город большой, девонька. Очень большой. И связей у меня здесь нет. Твой отец, конечно, обещался поспрашивать своих и, думаю, подскажут, где эту самую Мамашу искать, пусть даже покойную. Но вот мало ли… я и решил глянуть.

- Спасибо, - тихо сказала Эва. И подумала, что вот он, совершенно незнакомый ей человек, вовсе даже не обязан искать Эву. Что… как раз он мог бы и дома сидеть.

В тепле.

А он по реке этой, которая летом воняет так, что люди понимающие вовсе город покидают. И даже Его императорское Высочество со всею семьей перебирается в летнюю резиденцию. Правда, папенька что-то такое упоминал, что собираются ставить очистные сооружения, но матушка поглядела на него с укоризной – кто за столом говорит о подобном – и он не стал рассказывать дальше.

Жаль. Эва не отказалась бы послушать.

- Но с домом не получится. Он… его не видно. Так мне сказали. Я… сегодня встречалась с одним человеком. Кэти сказала, что если я ему понравлюсь, он меня купит. А он узнал, что я из Орвудов, и тоже сказал, что обязательно купит, а папенька ему долг вернет.

Сумбурно вышло.

И дождь усилился. В дождь говорить сложно. И… и такое чувство, что Эва сейчас потеряется, как есть, в этом вот дожде. Он падает, падает…

- Сосредоточься, - Эва услышала голос. – Так… дай руку.

Руку?

Рука расплывается, дрожит… это дождь. Еще немного и вовсе истает. Только страшно почему-то.

- Дождь – не лучшее время. Вода размывает силу. Но погоди…

Он снова руку порезал.

Вот… вот красная кровь. Очень красная.

- Давай. Бери. Потихоньку только.

Горячая.

И это тепло согрело.

- Сейчас ты быстро расскажешь, что узнала, а потом вернешься. Ладно?

- Я… боюсь.

- Ничего, это нормально. Нормальные люди боятся.

- И ты?

- И я.

Верилось в это слабо. Но Эва кивнула. Не стоит спорить с человеком, который… стало лучше, во всяком случае больше не казалось, что она вот-вот раствориться.

И говорила она… сразу и обо всем.

О Кэти.

Аукционе, который состоится. О доме, что принадлежал магу, а теперь попал в плохие руки. О… о куполе над домом. И что ей не хочется возвращаться.

Страшно.

А остаться здесь страшнее.

Её же слушали. Не перебивая. Не вздыхая печально, мол, какие ты глупости говоришь… просто слушали. А когда она замолчала, Эдди закрыл глаза и сказал.

- Интересно.

- И… все?

- То есть?

- Просто интересно?

Она… она тут спешила! С новостями! Едва на изнанку не вывернулась, а он… он вот так…

- Не просто… девонька, в общем так… если с той стороны увидеть дом не получится, то попробуем с этой, - Эдди поскреб щеку. – Сейчас ты вернешься к себе. А я тоже… вернусь к себе. И там уж сам попробую до тебя дотянуться.

Эва нахмурилась.

Возвращаться? Ей… не хотелось. То есть, она, конечно, понимает, что нужно, но ей совершенно не хотелось.

- Иди, - Эдди чуть нахмурился, а потом поднял руку и толкнул Эву.

Снова.

Что за…

Невоспитанность! Разве можно толкать леди? Пусть даже призрачных!

Глава 19 Где речь идет о делах семейных

Леди Элизабет встретила Чарльза легким поклоном и молчаливым укором, от которого стало невыносимо стыдно.

- Милисента здесь, - сказала она. – Обедает. И, полагаю, вы с радостью присоединитесь к трапезе.

Отказа предложение не подразумевало.

- Несомненно, - Чарльз тоже поклонился и протянул букет цветов в достаточной степени изысканный, чтобы было не стыдно дарить.

Букет приняли.

А потом… потом леди Элизабет просто исчезла. Вот как у женщин получается? Вот она есть, и вот её будто нет.

Но… но и к лучшему.

Поговорить надо.

- Явился, - мрачно сказала Милисента, пытаясь отрезать от стейка кусок. – Почему здесь ножи такие тупые?

- Они не тупые, они столовые.

- Столовые и все равно тупые… и ты не лучше. Извини. Я… кажется, злюсь.

- Еще как. У тебя глаза совсем золотые…

- И неправильные.

- Кто сказал?

- Все сказали. Или скажут. Про глаза. Волосы. Про… ты где шлялся-то? – она покосилась с раздражением и, нацепив на вилку стейк, просто откусила кусок. И зажмурилась. – Боже… какая я голодная.

- Тебя не кормили?

- Овсянкой. Кажется, я ненавижу овсянку.

- К ней и вправду надо привыкнуть.

- Надо ли…

- Милли…

- Что? – она поглядела мрачно. – Явился бы ты час назад, я бы тебе просто башку прострелила бы… осталась бы честной вдовой, уехала бы…

Милисента зажмурилась. Мечтательно. Отчего стало слегка не по себе.

- Но теперь я поела. И матушка не одобрит… не здесь… трупы в гостиной как-то… в интерьер не вписываются! Вот!

Чарльз улыбнулся.

- Прости.

- За что?

- За все… у Орвуда сестра пропала.

Стейк она все-таки разрезала. Аккуратно. Спокойно. Именно так, как положено леди.

- Когда?

- Незадолго до того, как мы прибыли. Оставила письмо.

- Дай угадаю. Неземная любовь, которую родители не одобрят, поэтому она сбегает, чтобы… как это… воссоединиться?

- Примерно так.

- И?

- Потом пришло другое письмо. Девочка влипла и серьезно, - Чарльз осторожно сел рядом. И отодвигаться жена не стала. Только поглядела мрачно:

- Стейком не поделюсь. Свой заказывай.

- Да я в общем-то сыт.