По безлюдным улицам неспешно шагала женщина. Выглядела она рассеянно, ее скромная одежда промокла, длинные волосы свисали спутанными черными водорослями, сигарета в зубах погасла и согнулась под тяжестью накопившейся в ней воды. Женщина продолжала идти, сама не зная куда. Она ни о чем не думала. Она устала уже думать. Ей просто хотелось, чтобы дождь растворил ее тело, словно кубик соли, и смыл куда-нибудь в канализацию, где ей теперь самое место, прямо посреди вонючих отходов, грязи и крыс…

Сзади послышались чьи-то приближающиеся шаги. Они догнали женщину, и краем зрения она заметила высокую тень.

— Что ты здесь делаешь одна, подруга?

— Пень… — шевельнула она губами и нечаянно выронила сигарету, — я тебе не подруга.

— Тут ты ошибаешься, Мария. Мы друзья. И мы с тобой, и та парочка — все мы теперь друзья… нет, семья даже, не постесняюсь это сказать.

Они резко остановились. Женщина медленно повернула голову к мужчине, взглянула на него исподлобья. Его лысина блестела в свете луны, будто отполированное яйцо из чуть пожелтевшего алебастра.

— Побереги этот бред для кого-нибудь другого, — равнодушно ответила она.

— Да почему бред-то сразу?

— Ты сам в это веришь? — серьезно спросила Мария, но секундой позже утратила какое-либо желание спорить и кому-либо что-то доказывать. — Знаешь, мне плевать. Иди, куда шел. У меня есть мысли, которые надо обдумать. — Ложь. — И они требуют тишины.

Но мужчина и не думал отставать.

— Послушай, мне… то есть нам нужна твоя помощь.

— Я не собираюсь участвовать в ваших делишках, — безразлично промолвила она.

— А тебе и не нужно, — возразил мужчина, явно ожидав такой ответ. — Просто постоишь на стреме.

— Это называется соучастие, пень.

Мужчина шумно выдохнул.

— Мария, хочешь ты того или нет, но мы должны держаться вместе, помогать друг другу. Иного пути нет, понимаешь? Либо так, либо ты… Ты сама знаешь. Одна ты долго не протянешь.

— Думаешь, меня это хоть сколько-то колышет?

— Нет? А должно.

Он был прав, и женщина ничего дельного не могла на это возразить, кроме как огрызнуться.

— Черт… — раздраженно шепнула она себе под нос.

— Пойдем, — поманил мужчина, — это недалеко.

Женщина заколебалась. Ее вновь затрясло. Она не хотела идти туда, не хотела иметь с ними ничего общего. Но она была заложницей этих людей… нет, заложницей своих новых желаний, скорее. И как бы она ни пыталась не думать о них, ни пыталась их подавить, они теперь были ее частью. Неотъемлемой частью.

Мужчина, полуобернувшись, молча посмотрел на Марию и взглядом как бы спросил, долго ли еще она собирается стоять на месте. Злая на себя, на него и на весь мир, женщина скрипнула зубами от безысходности и последовала за новым «другом».

— Кто на этот раз? — негромко спросила она. Она предпочла бы не знать, но ее губы как будто обрели собственную волю и сами произнесли эти слова.

— Без понятия, кого они сегодня присмотрели, — сказал мужчина. Затем он заметил горящее желтым окно впереди и добавил: — Давай обойдем.

Спустя минуту они были на месте. Через дорогу находился небольшой непримечательный домик, огороженный низеньким белым заборчиком.

— Этот?.. — спросила Мария.

— Этот, — подтвердил мужчина. — И ты бы хоть обулась, — внезапно сказал он.

— Не твое дело.

Из темноты выплыли две фигуры. Они остановились посреди дороги и, кажется, посмотрели на мужчину.

— Стой здесь и гляди в оба, — сказал он Марии и быстро пошагал к ним.

Как же она хотела послать его куда подальше со своими указами. Да только что это изменит? Да ничего не изменит.

Троица тем временем, перелезши через забор, подошла к двери дома, каким-то образом вскрыла замок — Мария не разглядела в темноте, но было это бесшумно — и проникли внутрь. Дождь перестал. Над городом повисла гробовая тишина. Женщина потянулась дрожащей рукой к заднему карману шорт, где находилась пачка сигарет, кое-как двумя пальцами выудила одну и поднесла ее к губам. Из другого кармана достала зажигалку. Зажгла ее не с первой попытки. Закурила. После трех затяжек ей не стало спокойнее ни на йоту.

— Мисс, с вами все в порядке?

Внезапный голос, раздавшийся рядом, заставил Марию вздрогнуть. Она повернула голову и увидела перед собой высокого и широкоплечего мужчину с квадратным подбородком. Под плащом виднелась полицейская форма. Мария почувствовала, как в жилах стынет кровь.

— Простите, что? — сказала она, уже забыв, что он спрашивал.

— С вами все в порядке?

— Более чем, — ответила женщина. Она сделала еще одну затяжку, прикусила сигарету зубами и спрятала дрожащие руки в карманы. — Спасибо за беспокойство.

— На вас нет обуви. И вы стоите вся промокшая.

— Есть такое.

— Одна. Посреди ночи.

— Шагайте мимо, мистер. Я не стою вашего внимания. Я просто курю, — промолвила Мария. — Может дама покурить в тишине и покое?

— Не имею ничего против этого, — спокойно сказал полицейский. — Но я говорил о другом, — он явно не собирался отставать, пока не получит от нее внятный ответ, и увиливания тут не помогут.

— Я… закаляюсь.

— Закаляетесь? — лицо полицейского осталось каменным, голос тоже не выразил ни единой эмоции.

— Верно.

— В такое время?

— Ага. Мне нравится гулять по ночам. В одиночестве, в тишине. Город как будто умирает в это время и кажется, что ты один в целом мире. Вам знакомо это чувство, мистер?

Тот не ответил.

— Послушайте, — Мария старалась говорить спокойно, — я же никому не мешаю. Не нарушаю порядок, не гуляю тут в трусах или еще что. Может, я выгляжу как фрик, но разве не все мы фрики? Кто-то более, кто-то менее… По крайней мере, я никому не мешаю, — повторила она.

Полицейский подумал несколько мгновений, а затем все с таким же непроницаемым лицом изрек:

— Простите за беспокойство, — и пошагал дальше.

Мария едва слышно выдохнула, но почти тут же ее страшно загрызла совесть. «Скажи ему! Скажи, зачем ты здесь! — настойчиво призывала она. — Нет, подожди… лучше сдай остальных! Сдай — так будет правильно! Ты не хочешь им помогать!» Женщина до боли стиснула зубы. Чувствуя, как внутри натягивается струна, она пересилила себя и окликнула полицейского. Он остановился на островке света, испускаемого уличным фонарем, и обернулся.

— Как вас зовут? — Мария думала, что решилась. Ни черта она не решилась и попросту спросила первое, что пришло в голову.

— Данди, — ответил полицейский после короткой паузы.

Женщина кивнула ему. Он выждал несколько секунд и пошел дальше, верно, гадая, к чему был этот внезапный вопрос. Вскоре он скрылся за углом. Она вытащила дрожащие руки из карманов, сделала еще одну затяжку, не чувствуя ровным счетом никакого расслабления, выпустила дым и бросила сигарету на мокрый тротуар.

Посмотрев на дом, где по-прежнему находилась троица, Мария почувствовала отвращение к себе и резко пошагала прочь, подальше отсюда. Плевать, думала она. Плевать на всех. Пусть идут к морскому черту! Друзья, семья… Какие красивые слова они повадились использовать! А на деле они просто преступники, они чертовы… фрики! Ненормальные, сумасшедшие!

Может, оно и к лучшему, что она ничего не сказала полицейскому. Да… так и есть. Хоть кого-то она уберегла этой ночью от беды.

Шеф слушал молодого полицейского, наверно, даже не в пол-уха, а в треть. Параллельно он с кем-то разговаривал по телефону — и разговор, судя по всему, был важный, — однако несмотря на это он умудрялся уделять внимание и Эрику, стоящему перед его столом. А вещал Эрик про мальчика, о котором было ни слуху ни духу, что его, собственно, и беспокоило. Так продолжалось с полминуты, затем шефу это надоело, и он отмахнулся, мол, иди уже, делай, что считаешь нужным. Получив благословение, молодой полицейский вновь отправился в больницу.

Во дворе больницы был небольшой садик, клумбы его опериться еще не успели, однако трава повылезала в изобилии и нуждалась в скорейшей стрижке. Там же находилась скамеечка, на которой сидели две старые-престарые с кожей, как сморщенная кожура, бабушки. Эрик прошел мимо них, однако спустя пару шагов вдруг услышал, как одна из них сказала «пропали», и его мозг тут же вцепился в это слово. Конечно, могли пропасть какие-нибудь очки, или деньги, или еще какая-то ерунда. А могли и люди, и эту неопределенность полицейский намеревался исключить.