— Зачем вообще было его превращать? — хотел он сказать раздраженно, но голос прозвучал предательски слабо и неуверенно. Страх перед этими людьми — и перед старшим братом — был гораздо сильнее, чем сдерживаемая внутри злоба.

— Я откуда знаю? Видимо, бабулька эта хотела внучка на свою сторону перетянуть. Неважно. Что я хочу сказать, Ким, — так это нужно быть осторожнее. Всегда держать ушки на макушке. Никто не должен узнать, кто мы такие на самом деле, ты же понимаешь?

— Я понимаю… — проговорил Ким.

— Хорошо.

Помолчали.

— Я могу идти? — робко спросил Ким, прервав тишину. Старший брат докурил, потушил сигарету в пепельнице и наконец посмотрел на Кима:

— Нет, не можешь. Я еще не договорил. — Его взгляд сделался укоризненным. — Ты пытался накормить мальчика сырой говядиной. Серьезно?

— О-откуда ты знаешь?

— Действительно, откуда. Это уже все знают, братец. Зачем? Разве я тебе не сказал, что это не сработает? Или ты забыл?

— Я помнил!.. Просто… просто…

— Что просто?

— Он с ума сошел! Вроде был нормальный, а потом как накинулся на собаку и стал рвать ей брюхо зубами! — повысил Ким голос в волнении. По виску скатилась капелька пота. — Я подумал, может, ему нужна другая кровь, не человечья… и я… вот… может, даже мясо хочет… — он мямлил, заламывая пальцы.

— Вас видели? — спросил брат ровным голосом.

— Вроде нет, — неуверенно сказал Ким. — Мы сначала убежали, но я потом вернулся и забрал труп. И спрятал его, чтобы никто не нашел…

— Запомни раз и навсегда, братец. Никаких альтернатив не существует. А если бы существовали, мы бы не делали того, что делаем. Чем быстрее ты это примешь, тем будет лучше для тебя. Я понятно выразился?

Ким молчал, потупившись.

— Ну? Понятно или нет?

Парень насупился и слабо покивал.

— Вот и хорошо, — удовлетворился старший брат.

— Что тут хорошего?.. — Киму стоило немалой смелости, чтобы все-таки сказать это. На лице брата отразился вопрос. — Я спросил: что тут хорошего? — повторил он, и это оказалось намного проще, чем в первый раз. Внутри как будто проломило плотину из чувств: — Ты сделал нас всех… этими! Маму, папу, меня — мы теперь не люди, мы теперь не пойми кто! Что здесь хорошего, я еще раз спрашиваю?

Старший брат коснулся переносицы пальцами, закрыв глаза и наморщив лоб. Затем он достал новую сигарету и закурил.

— Я спас вас от фермы, — сказал он наконец, выдохнув дым через нос.

— А ты спрашивал кого-нибудь из нас, нужно ли нам было такое спасение? — выпалил Ким. Страх почти ушел, он чувствовал правду в том, что говорит, и это придавало уверенности. — Ты мог рассказать нам… мы бы были осторожнее! Вовсе не нужно было нас делать… такими!

— Ты ничего не понимаешь, братец.

— Да! Я ничего не понимаю! Потому что я молодой, тупой, неразумный! Так ведь? Школьник, который ничего не понимает в жизни, но ты, взрослый, знаешь, как нужно сделать все правильно! — воскликнул Ким, сжав колени пальцами. Пальцы болели, но он не обращал на это внимания. — А теперь мы вынуждены жрать человеческую кровь… Благодаря тебе!

— А что, по-твоему, было бы лучше? Стать едой? Если ты думаешь, что какая-то осторожность спасла бы нас от этой участи, то ты глубоко ошибаешься. Мы не едим друг друга. Мы не можем есть друг друга. И это лучшая возможная защита — стать такими же.

— И что же нам теперь делать? — Ким перестал сжимать колени, резко почувствовав какую-то слабость по всему телу.

— Жить дальше, братец. Принять новую реальность.

— Я не могу… Я не хочу есть людей…

— Ты и не ешь — ты пьешь их кровь. Это совершенно разные вещи.

— Это одно и то же…

— Ким, послушай, — брат положил недокуренную сигарету на край пепельницы, — мы по-прежнему вместе. Мы семья. И все будет хорошо. Не думай ни о чем больше, все это неважно.

Семья кровопийц, подумал Ким мрачно. Как же это мерзко… как же это низко, подло и противоестественно! Неужели брат этого не понимает? Нет… все брат прекрасно понимает — просто закрыл на это глаза.

— Тебе нужно подкрепиться. Подкрепишься — и все мысли сразу уйдут, — слабо улыбнулся брат. Он потянулся к холодильнику, находившемуся за спиной, и достал из него бутылку с красной жидкостью. Он наполнил стакан, стоявший на столе, и пододвинул его к Киму. — Вот, давай. Выпей.

— Я не хочу, спасибо.

Это было ложью. Запах был такой сладкий, такой приятный, что в глазах темнело. Ким ни разу еще не пил крови. Ни разу с того момента, как его сделали проклятым вампиром. Тело его просило, просило отчаянно. Практически умоляло хотя бы капельку почувствовать на языке, но он держал себя в руках, не позволяя низкой потребности управлять его разумом. Он человек. Он все еще человек! Человек, а не чертов нелюдь!

— Ким, я же вижу, что ты голоден, — вздохнул брат, держа между пальцев сигарету. — Тебе это нужно. Я серьезно.

— Я же сказал, не хочу, — процедил Ким.

— Врешь.

Парень смотрел на стакан словно завороженный. Кровь так привлекательно блестела. Издалека, наверно, можно было подумать, что это томатный сок. Может, просто представить, что это томатный сок?.. Нет! Нет, он ни за что не притронется к стакану! А если… а если это кровь кого-то из его одноклассников?..

— Мы с корешем в тот день здорово надрались и накурились, — вдруг начал рассказывать старший брат. — Не помню, про что мы начали, однако кореш в какой-то момент обмолвился, что все это фигня по сравнению с тем, что у него еще есть в запасе. Я тогда ни черта не понял с затуманенными мозгами, но все же потащился за ним. Кореш, к слову, быстро протрезвел, но я тогда не придал этому значения. А потом я ничего не помню. Очнулся уже на дороге. — Он щелкнул языком. — Я к чему это говорю, братец: выбора у меня особо не было. Кореш поставил меня перед фактом, что я теперь должен питаться кровью. Ну спасибо, что не сделал меня едой, что называется. Ты думаешь, что у тебя есть выбор, Ким. Но у тебя его нет. И не я тебя его лишил, а эта болезнь — или чем этот вампиризм является. Так что не дури, Ким, выпей. Сделай хотя бы глоток, если совсем противно.

Парень сглотнул набежавшую слюну, чувствуя аппетитный аромат, витающий в воздухе и перебивающий собой даже едкий запах сигарет. Потянул руку к стакану и… Внутри вдруг будто бы что-то взорвалось. В отвращении он смахнул стакан со стола; кровь расплескалась по скатерти, раздался звон разбившегося стекла. Ким вскочил со стула, бросил на ошарашенного брата угрюмый взгляд и выбежал с кухни.

Под обширным потолком горела богатая хрустальная люстра. Старинный граммофон стоял у окна, из большого рупора лилась мягкая мелодия. В зале звучали разговоры, они были спокойные, чуть громче мелодии. За длинным столом, ломившимся от всевозможных блюд, сидели люди: мужчины были одеты в серьезные смокинги, женщины — в красивые платья; все они окружали лысого и похожего на гнома мужчину, который сидел в центре. Над его плечом в окне алел кровавый закат. Гости взирали на него, как на какого-то мессию, чуть ли не с собачьим обожанием, и он этим откровенно наслаждался.

Подошло время. Данди Акер поднялся, возвысившись над всеми. Он подхватил наполненный бокал и заговорил вдохновенно:

— Дамы и господа, я так рад видеть всех вас здесь! Сегодняшний вечер особенный для нас. Это поворотный момент — величайший момент! — не побоюсь сказать. Момент, когда мы можем, наконец-то, оставить прошлые жизни позади и обратить наши взгляды в будущее. Светлое будущее для каждого из нас. Светлое будущее для нашей великой страны, Рекимии! — Он с улыбкой оглядел гостей, а затем продолжил: — Верно, пока это еще мечты. Но не идет к цели тот, кто не мечтает. У нас еще много работы впереди, но хорошее начало уже положено. Так поднимем же наши бокалы за это! За хороший старт!

Радостные гости стали чокаться друг с другом. Мэр не успокоился, пока не перечокался со всеми и только после этого, осушив свой бокал, сел обратно и приступил к трапезе. Блюда все как одно были безвкусные, словно сделанные из пенопласта; другое дело — различные вина, которые то и дело разливались по бокалам. Данди Акер смаковал: вот это неплохое, с интересной горчинкой — принадлежало особе в годах; вот это сладенькое — от девушки, которая, верно, сидела на фруктовой диете; а это немного острое, сразу бьющее в голову — явно из того крепкого мускулистого мужчины…