Он поглядел на биту, провел пальцами по надписи, которую накалякал фломастерами и которая отдаленно напоминала граффити. Надпись была простая и гласила она: «Дзынь!» — прямо как в комиксах, ему это показалось весьма остроумным. Папа не был против подобных художеств, в конце концов, он этой битой не пользовался лет, наверно, двадцать, и она просто пылилась в чулане. Он даже обрадовался, когда Феликс нашел ей дело. Хотя надобность в самозащите отпала, парня так захватила эта идея, что в ближайшее время он расставаться с битой не собирался. Плевать, что он не умеет играть в бейсбол. Серьезно, можно подумать, биты покупают, чтобы играть в бейсбол…

Как раз когда он думал пойти в дом, чтобы принять душ, на крыльцо вышел отец. Отец сразу обратил внимание на сидящего Феликса.

— Уже закончил? — спросил он, спустившись к нему.

— Ага, — отозвался Феликс. — Руки уже не шевелятся.

— Это хорошо, — одобрил отец. — Значит, удары будут тоже хорошие. — Он встал рядом с сыном и проговорил, щурясь от солнца: — Да уж, вот тебе и лето… Первый день, а жарит-то как.

Феликс поджал под себя скрещенные ноги и положил на них биту.

— Ты ведь когда-то играл в бейсбол? — приподнял он взгляд на отца. Вопрос был риторический.

— Не просто играл, а болел им. Примерно в твоем возрасте. Даже было дело, что ездил на соревнования в столицу. Заняли мы, правда, третье с конца место из двадцати. А потом школа закончилась, началась взрослая жизнь, было уже не до бейсбола, и в итоге я как-то переболел этим. Но биту мне жалко было выбрасывать. Почти как первая моя любовь. А ты с чего вдруг проявил к бейсболу интерес? Ты же вообще у нас спортом не интересуешься.

— Да так, — пожал плечами Феликс, естественно, не став называть реальную причину. — Когда сидишь дома, и тебе нечего делать, начинаешь думать, как убить время. Поэтому я и взял биту, но потом мне вдруг зашло. Не знаю, насколько меня хватит, но… пока что мне это интересно, даже не играть, а просто ею махать. — Чтобы играть, он не знал даже элементарных правил. — А что это за игра — бейсбол? В чем ее смысл?

— Смысл в том, чтобы обыграть соперника, как и в любом спорте, — улыбнулся отец. — А если серьезно, то нужно разбить как можно больше ракушек за отведенное время. Здесь надо не только хорошо владеть битой, но и быстро реагировать, а также просчитывать траекторию. Мастера изворачиваются так, что сбивают по несколько летящих ракушек одним замахом. Иногда это даже походит на какой-то танец. Странный, дерганный, но танец.

— А ракушки откуда летят? Их бросают, что ли?

— Это игра три на три. Двое подающих соперника стоят по бокам поля и в две руки подбрасывают высоко вверх ракушки. Потом вы меняетесь, и уже бьющий соперника ломает ракушки твоих подающих. В этой игре многое зависит от умения приспосабливаться к ситуации. — У отца загорелись глаза: — Я бы мог посвятить тебя в техники бьющих и подающих, если хочешь. Ты не представляешь, сколько всего люди успели придумать.

— Не, не сейчас. Слишком много за раз. А почему игра бейсболом называется?

— Потому что слово «бейсбол» с мертвого языка переводится как «коралл» или «раковина». Это вообще-то древний хоть и ныне несправедливо позабытый в мире вид спорта. За пределами нашей страны он не особо популярен. В остальном мире людям куда интереснее пинать или кидать мячи.

— Я со своей реакцией точно бы пролетел мимо, — представил Феликс, подумав. — Вернее, ракушки бы пролетели мимо меня.

— Это дело поправимое. Ни у кого не получается с ходу бить ракушки как виртуоз. Ну, не считая очень редких исключений.

Феликс утер пот со лба и, опираясь на биту, поднялся на ноги.

— Пойду-ка я сполоснусь, — сказал он.

— Дай-ка биту, — вытянул руку отец, — хоть вспомню, как держать ее в руках.

— Конечно, — протянул ее Феликс и пошел в дом.

Спустя десять минут, чистый, посвежевший и переодевшийся, он позвонил подруге, желая узнать, удалось ли ей уговорить Жана, или ему самому нужно это сделать. Выяснилось, что нет, не удалось, и Жан вообще показался Алисе каким-то угрюмым и наговорил всяких небылиц.

— Каких небылиц? — поинтересовался Феликс.

— Ну, разных. Ты знаешь нашего Жана и какая у него богатая фантазия, — ответила Алиса, на заднем фоне что-то неразборчиво сказала Кира. — Даже не знаю, с чего начать…

— Да с любого начинай.

— Он сказал, что настоящий убийца на самом деле все еще может быть на свободе.

— То есть, по его мнению, Ланго невиновен и его, типа, сделали козлом отпущения?

— А ты вообще веришь, что это был Ланго? Мне, если честно, самой не очень верится… Он хоть и был пьяницей и бездельником, но казался безобидным.

— Видимо, так напился, что крыша совсем поехала, — предположил Феликс.

— Да уж… — согласилась Алиса. — Еще он что-то говорил про кражу лекарств в больнице, про странных полицейских, про то, что люди уезжают из Бланверта и что все это как-то связано с его растерзанным Пятнышком, если я правильно поняла.

— А-а, — протянул Феликс, — вот в последнем, наверно, вся проблема.

— Мне тоже так кажется. Поэтому, Феликс, постарайся его уговорить, — серьезно сказала Алиса. — Любыми средствами. Ему нужно отвлечься. Сидение дома ему на пользу не пошло.

— Я вытащу его оттуда, — пообещал Феликс. — Я к нему, наверно, зайду даже, чтобы у него не было шанса отвертеться.

— Только будь готов к тому, что он обрушит на тебя то же самое. Да, кстати, — вспомнила Алиса, — он еще сказал, что младшеклассник, который видел убийцу… то есть Ланго, умер в больнице. Ты знал?

— Не-а, — слегка удивился Феликс, — не знал. От чего?

— Не знаю. Но, видимо, было что-то серьезное.

Повисла странная пауза.

— Ну, по крайней мере, все это закончилось, да? — заметил Феликс. — Можно спокойно наслаждаться каникулами. А то я уж боялся, что мы так пол-лета по домам просидим.

— Я за Жана боюсь. Как бы у него теперь крыша не поехала.

— Кидаться на других он точно не начнет. Просто закроется у себя в комнате.

— Это-то меня и беспокоит… Ладно, Феликс, пока. В доме надо убраться и постирать, и мама еще сказала, что задержится на работе до следующего утра — у них там какой-то аврал.

— Тебе это там… помочь, может, чем-нибудь?

— Лифчики наши постирать, что ли? — вдруг сказала Алиса, отчего Феликс на несколько секунд растерялся. Заметив это, девушка с хохотом добавила: — Да шучу я! Спасибо за предложение, Феликс. Мы сами.

После упоминания лифчиков парень почувствовал себя так, будто сморозил какую-то глупость. Он же просто помощь предложил — при чем тут нижнее белье? То есть понятно при чем — Алисе вздумалось так пошутить, но… Он погнал мысли прочь и сказал так, будто ничего не слышал:

— Давай, Алиса. Не буду тебя задерживать.

— Пока-пока!

Он положил трубку и пошагал обратно во двор посмотреть, как папа машет битой.

От холода стучали зубы, от голода сводило внутренности. Желудок давно не чувствовал хоть какой-нибудь еды, и Эрик понимал, что долго так не протянет. Он сильнее обнял себя руками, пытаясь хоть как-то согреться. Он едва волочил маленькими ослабшими ногами.

Было шумно. Всюду было много, очень много людей, целое море, но никто не обращал на него внимания, никто не замечал его — все были увлечены торжеством. Играла мужественная музыка: ободряюще гремели барабаны, поднимали дух трубы. Эрик не понимал, что происходит, все вокруг были счастливы, улыбались, ликовали, но в то же время все это казалось таким искусственным, таким притворным и таким натужным, в конце концов.

Он стал протискиваться через толпу, желая увидеть, на что все смотрят. Быть может, это последний шанс разжиться едой — если он выбежит туда, куда все смотрят, на него, наконец, обратят внимание. Они не смогут проигнорировать замерзшего больного мальчишку в обносках. Но сначала… Сначала нужно пробраться через густой лес рук и ног, а это было непросто, ой как непросто. Люди постоянно отпихивали и подталкивали Эрика, отдаляя его от цели, а он был слишком слаб, чтобы хоть как-то этому противостоять — он был словно маленький податливый колосочек пшеницы в жерновах. Один раз кто-то так въехал ему локтем в живот, что сбил с ног. Эрик долго лежал на холодной плитке, скуля от боли, затем с большим трудом поднялся.