Ведь если первый поцелуй был неожиданный и вообще, против воли, то сейчас это что, а? Конечно же исключительно в ведьминых интересах и ради будущих ведьминых каверз! И вообще, то что он про вереск сказал, было столь точным попаданием в самые темные воспоминания, что…

...Вереск рос в единственном месте в Индауре: не так уж часто на островах можно встретить скудные, пронизываемые ветрами места. Фиолетово-розовые мелкие цветки покрывали скалы вокруг моего Источника, возле которого я родилась, не боясь ненастья или бедности земли. По легенде только вереск и не побоялся подарить безжизненным холмам свою красоту. И за отвагу Луна и Солнце подарили ему мощь дуба - кора его более крепка, чем кора любого другого дерева; тонкий аромат цветущих кустов черники, гибкость ивы. И живет вереск там, где другая растительность выжить не способна. Верно сплетенный, способен защитить от любой враждебной магии. А мед из него тягуч, насыщенного коричневого цвета, с горечью и терпкостью… Как наш поцелуй. Хочется пить этот поцелуй, сладкий, горький и терпкий одновременно, вдыхая запах инквизитора, вбирая его жар - вот уж точно, как Солнце, самому не горячо? И вспоминая, как бывает, когда в крови не только Тьма, но и желание бурлит. Желание прогнуться, покориться, поддаться - ненадолго, всего на одну ночь. Одну, две, три… А потом...

Вот это “потом” меня отрезвляет. Да так сильно, что уже зарывшиеся в темные кудри пальцы, ослабев, выскальзывают. А стон, зародившийся где-то в грудной клетке, там и остается. Я делаю над собой усилие - во всех смыслах - и отступаю.

Пытаюсь отдышаться.

На пресветлого не смотрю. Что я там не видела?

- Это было уже, - говорит, тоже делая шаг назад. Утверждает, не спрашивает. Теперь точно уверен.

- Страх смерти многих превращает в животных, - объясняю сухо. Не смотрю!

- Сейчас я точно не умирал, - сообщает глухо и немного в упрек. То ли себе, то ли мне. Меня то за что упрекать, лохматый? Это ты ко мне приперся, прятался там, за дверями, вспоминал, накинулся… Живи теперь с этим.

А я позабуду.

Мне не нужны проблемы. А в моем мире проблема - всегда “равно” мужчина.

- Желание доказать некую правоту тоже ко всякому приводит, - отвечаю еще суше.

Он может и хочет что-то сказать, но что тут скажешь?

Любое слово я использую против тебя, пресветлый, и не потому, что вредная… Смущена до Запределья. И очень-очень хочу, чтобы ты ушел.

Кажется, понимает.

Кажется, тоже уйти хочет.

Но продержался бы он главой долго в такой обстановке, если бы не прояснял все как можно точнее? Вряд ли. Потому спрашивает. Не про поцелуй, нет. Что там про него спрашивать? “Почему ты мне не сказала, что мы целовались при встрече?” Ха. Даже в голове смешно звучит.

- Было что-то, тогда, на постоялом дворе, что мне еще следует знать? - находится через какое-то время.

- Нет. Вы все из меня вытащили.

- Мы снова на “вы”?

Молчу на это. Вздыхает. Но продолжает сам:

- Хиран не совсем верно рассказал о том, что произошло тогда…

- Поведаете правду? - вот на это реагирую.

- Она не имеет значения, - отрезает. - А вот что имеет значение, так это то, как он свободно это обсуждает...

Как я и предполагала.

Впервые с момента, как мы поцеловались, я смотрю на главу.

Мрачный, руки в кулаки сжаты, взгляд - в сторону. И тело напряженное.

- У вас есть предположение, что именно происходит?

- Пока нет, - морщится досадливо. - Но я намерен все выяснить. И… он пожалеет, что так себя вел.

Мстительный какой.

Это мне понятно.

- У вас есть предположение, как избавиться от его настойчивости? - спрашивает в ответ. И добавляет с некоторым смирением, - Если вы конечно этого хотите…

- Нет, - отвечаю сразу на два вопроса, - Но я намерена что-то придумать.

- Угу… - бормочет себе под нос и делает несколько решительных шагов в сторону двери. Прощается коротко, отодвигает засов и выходит.

А я чувствую неимоверную усталость.

- Кар-р… - сообщает проявившийся Ворон. И открывает клюв, чтобы…

- Заткнись, - говорю совсем невежливо. Мне это еще потом выльется во что-то - говорю же, у птички мой характер - но сил нет нотации слушать сейчас. - Сама знаю.

Знаете, что ужасного во всей этой ситуации? Осознание, что единственный, кому глава может доверять - это ведьма. Ведьма, ненависть к которой в крови должна быть. Ведьма, которую с детства приучали опасаться. Ведьма, которая бесила одним своим присутствием!

И что?

Не прошло и половины оборота, как именно она и никто другой так глубоко погрузился в темноту его прошлого и настоящего, да еще и встала на его сторону, что теперь и шагу от этого союза не ступишь!

Знаете, что еще более ужасного?

Видеть этого “союзника” во сне и самых жарких фантазиях. Знать, как раскрываются губы под его напором, помнить запах, вкус, да так, что ни одно ранение не поможет - ну, голову разве что отрезать. Говорят, это от всего помогает.

Представлять ее обнаженное тело не в лохани на другом конце комнаты, а очень-очень близко...

Проклятое пресветлое зрение, которое даже во мраке помогает разглядеть и запечатлеть все детали!

Хотя нет, самое ужасное - другое. Киану Бхавин понял это с утра. Когда увидел ее не во сне, а наяву. Как она приближается уверенным шагом к тому, кого он назначил врагом. Еще большим, чем все ведьмы вместе взятые.

И улыбается ему. И щебечет чего-то неслышное. Щебечет, улыбается, едва не тискается с ним, белобрысая коза такая!

- Остынь, - короткое указание рядом заставляет главу вздрогнуть и очнуться. Осознать, где он. Вообще-то, во дворе основного дома. И вокруг - чуть ли не вся академия. Во всяком случае большинство учеников. Причем те идеальным строем ходят, демонстрируя проверяющим, какие они здоровые, сильные и стабильные…

… так, а с чего это он к инквизиторскому строю такое пренебрежение испытывает? Давно ли сам считал, что четкий строй, вычищенные плащи и сапоги, умение откликаться на малейшую команду и есть залог правильного проявления Света?...

Что-то было в этой мысли. Что-то важное. Но ухватить не смог. Слишком сильно был занят переживаниями за учеников, за отношение к ним проверяющих, появившихся с непонятной цель. За ведьму, у которой на лице такая приторность, что руки невольно в кулаки сжимались. От липкости, да.

Хорошо хоть дочку не притащила, все облегчение. И понятно, почему не притащила. Младшая ведьмочка так притворяться не умела. Или не хотела. Даже второе. Мелкая белобрысая всем дала понять вчера, кто ей в инквизиторской компании на самом деле приятен.

Хм, притворяться?

А может и Эва что-то придумала? И притворяется теперь?

Лучше именно так думать. Пока не разорвало.

- Я совершенно спокоен, - повернулся Бхавин, наконец, к магистру Гуру, который и позволил себе столь невежливый указ. “Остынуть”.

Гуру единственному и можно было. Тот был его наставником в той, прошлой жизни.Уникальный случай, который долго, наверное, обсуждали в Совете: когда наставник пошел за своим учеником на окраину, а не наоборот.

- Ага, вижу, - скривил старший магистр губы в умешке, - Ты даже издалека напоминаешь меч, который только-только достали из огня. Раскаленный добела… Эва явно знает, что делает.

- Да причем тут белобрысая? - пробормотал глава, сам себе противореча. Потому что как раз от Эвы взгляда не отрывал. С какой-то обреченной тоской осознавая, что если та сделает что-то совсем неприемлемое, то никакой Гур или присутствие учеников его не остановят. Это сильнее. Это как та дрянь, что засела в его крови… Без вариантов. - Я просто бешусь от их манер и хозяйских окриков. Совет дал мне полную свободу действий…

- ...в рамках предписаний.

- ...и назначил главой. Появляться здесь с постными лицами, пытаться уличить меня - нас! - в чем либо неподобающем они не имеют права! Вот и слежу, где отступятся, чтобы прогнать прочь.