Ночь была в самом разгаре, но деревня не спала. Сегодня аксу праздновали Равновесие. Время, когда день и ночь сравнялись, получив в свое распоряжение ровно по половине суток.

Все племя сегодня разделилось на три части. Взрослые собрались у небольшого костерка к восходу от деревни. Сидели они тихо — война не время для шума — шутили, вспоминали, высказывали надежды.

Вторая группка собралась к полудню. В ней веселились молодые, не обремененные еще семьей. Там и костер был повыше и гульбище погромче. Но даже оттуда звук не отлетал дальше, чем на две сотни шагов.

Последние собрались прямо в деревне. У старой, крепкой хатки бабушки Арифы. Здесь были только дети, чьи интересы еще не заходили дальше игр и веселья. Костерок у них был совсем небольшой. Во главе его сидела сама Арифа. Крепкая, статная женщина, назвать которую бабкой у людей язык не поворачивался. Но напротив сидело подтверждение ее статуса — внуки.

Анвар сосредоточил все внимание на тихом голосе бабули. В этот праздник она всегда рассказывала истории о Вечности и появлении Первозданных, о Первородном и сотворении мира. Сестренка, Лин, сидела рядом, обхватив маленькими ручками согнутую ногу брата и прижавшись к ней щекой.

— Изначально были лишь Тьма и Пустота, старшие дети Вечности, — лился над костром тихий голос Арифы. — Сколько они существовали лишь вдвоем, никто знать не может — не появилось тогда еще Времени. Но случилось, что и должно. Родился у Пустоты сын, Свет. Шустрый был ребенок, непоседливый. А оттого, что единственный, еще и разбаловала его Пустота. И вот однажды, когда Свет уже из искры малой вырос сияющим потоком, заскучал он. Тогда придумала Пустота развлечения для сына — сотворить мир. Взяла частичку Света и создала солнце, из Тьмы сотворила миры. Выбрала тот, что лучше получился и вдохнула в него жизнь. Каждому указала на часть нового мира и, смеясь, велела создавать там свое царство. Долго они трудились над созданиями. У пустоты они все больше тихими, безвольными были. У Тьмы создания получились яркими, живыми, своей волей наделенными. А Свет нетерпеливый все никак не мог что-то свое сотворить. То у матери подглядит, то у отца что подсмотрит. Тьма шутил по-доброму. Да только Свет горячий шуток тех не понимал — обижался. Злобу копил. И однажды, когда Тьма на Пустоту отвлекся, рассыпал Свет себя над миром, желая спалить все, что родители создали. Тьма вовремя заметил, да весь мир собой и накрыл. Врезался в него Свет, да разбил на миллионы осколков. Просыпались Тьма и Свет вниз, к земле. Поселились в созданиях, подарив им кому искру темную, а кому светлую. Те, в кого по две искры попало, в равновесии замерли. Исчезли Тьма и Свет, растворились в мире. А Пустота от горя ушла в неизведанные земли и от созданий укрылась. Но, чтобы возродившиеся в будущем любимые не подумали друг другу мстить, напоследок последнее правило молвила, мир ему подчиняя: должен он быть в Равновесии. Должно быть в нем света столько же сколько и тьмы, иначе конец придет. Но Свет возродившись, слушать волю матери не стал. Пока Тьма еще в небытие пребывал, решил его созданий уничтожить и пошел на них войной. Тьма своих созданий бросать не пожелал, возродился сам и привел в мир Всадников, несущих частичку младших детей Вечности. Так до сих пор они и воюют, а вместе с ними и носители их искр.

— Вот бы Тьма наконец победил, — зло заговорил Конек, уже взрослый мальчик, ему исполнилось двенадцать.

— Чем ты меня слушаешь? — возмущенно вскинула взгляд на него Арифа. — Равновесие — это наша жизнь. Без него весь мир погибнет. Без Света погибнет, без Тьмы тоже!

— Почему? — хмуро спросил мальчишка, не желая признавать, что Свет может быть кому-то нужен.

Арифа вздохнула и ровно заговорила, глядя на мигающие звезды и не спеша втолковывать в маленькие головы истину.

— Темное воинство над нашими головами несется следом за Светом, мечтая сокрушить его.

— Но звезды ведь светлые?! — возразил кто-то от дома. Анвар смотрел на небо и не успел поглядеть, кто именно.

— Нет. Это свет, отражающийся от их доспеха, — улыбнулась бабушка. — А сам Свет ушел от них за горизонт. Завтра, когда войско заберется за него, Свет вынырнет вновь, пытаясь скрыться от преследования. Так и будут они бегать по небосводу до конца мира. Это и есть Равновесие.

— А что будет, когда воины его догонят? — на этот раз Анвар сам не удержался. Сестра повернулась, нахмурившись, ей не нравилось, когда бабушку прерывали.

— Говорю же, мир погибнет, — просто произнесла Арифа, возвращая внимание и сестры, и остальных. Если Тьма победит, мир погрузится в вечную ночь и холод. Холод, что страшнее морозов Предела, — дети уважительно провыли длинное «у». — А если Свет — придет вечный день и солнце сожжет землю. Так что, мир всегда должен находиться в равновесии. Свет и Тьма всегда должны быть рядом, в каждом из вас, в том числе. Нельзя дать победить ни одному из них, — закончила бабуля и с улыбкой оглядела притихших ребят.

— То есть, нельзя быть только добрым? — искренне изумилась маленькая Наи, девочка шести лет от роду.

— Почему? — удивленно возразила Арифа. — Свет не равно злу или добру, как и тьма.

— Свет зло! — зашипел Конек вновь.

— А светлые думают иначе, но скажи мне, — мягко обратилась к нему Арифа, не позволяя себя перебить, — светлый жрец старых богов, молящий их об урожае — злой?

— Нет, — нехотя прошипел мальчик.

— А когда этот жрец будет просить своих богов уничтожить нас?

— Да…

— А Всадники злые?

— Нет, — теперь голос Конека был уверенный. — Они защищают нас от врага!

— А когда Несущий смерть приходит в бунтующую деревню?

Конек промолчал. Опустил взгляд в угли костра и задумался.

— Когда идешь во тьме, твои глаза проясняются, зрение обостряется, но тьма скрывает от нас многое, не позволяет разглядеть детали. Когда идешь за светом, он ослепляет тебя, но свет помогает нам разглядеть то, что было скрыто.

Анвар хмыкнул, ему казалось, он понимает бабушку. Взгляд упал на сестренку. Она во все глаза смотрела на Арифу сквозь пламя. Рот ее был чуть-чуть приоткрыт и зубки блестели, отражая огонь. Анвар улыбнулся и, не удержавшись, потрепал ее по распущенным волосам. Лин привычно мотнула головой, но ради тумаков отвлекаться от бабкиного рассказа не стала.

Арифа поглядела на внуков долгим, смеющимся взглядом, покачала головой и посмотрела на небо, продолжая:

— Когда-нибудь и сами Великие это поймут. Но не сейчас.

Через четыре дня их не стало. Арифа, сестренка, Конек и Ная, всех их втоптали в землю кони не злых светлых.

Проснулась Сауле от резкого, въедающегося в самое нутро крика и громко лязгнувшей о стену двери.

Народ, такой же заспанный и недоумевающий, постепенно приходил в себя, заражаясь тревогой и даже страхом от безумного крика ворвавшегося в дом мальчишки.

— Эльфы! Эльфы, дома громят. Ищут кого-то. Много. Всех кто против встает, расстреливают! И жрецы с половиной стражи на улице Золотого змея дома жгут!

— Императора ищут, — раздался от стойки злой, брезгливый голос. — Сейчас весь город перевернут, покатятся от богатых к тем, что попроще.

— Не покатятся, — задумчиво возразила сама владелица, уставившись пустым взглядом на взъерошенного, раскрасневшегося, но замолчавшего от такой встречи мальчишку. — Там темных, что из Светограда бежали, слишком много. Да и местных, что давно у нас живут тоже не мало. Сойдутся.

Услышавшие ее спокойное рассуждение люди зашевелились резвее, желая оказать подальше от такого же обреченного, как и вся Империя города. Надежда на тихое убежище рассыпалась. Окончательно ее растоптали грозные, повелительные команды, зазвучавшие совсем рядом с домом. Испуганные люди разом встали, прекрасно разобрав — в такой толпе, что собралась внутри, можно не только темного отыскать, но и самого императора. Заойкали те, что в давке получили под ребра или по уху. Запричитали женщины, отчего-то решившие, что ужас уже начался, залились слезами и рванули к двери.